Харлан Кобен - Ловушка
— Оглашаю вердикт.
Женский хор — тот же, что слышно в радиозаставках вроде «Сто два и семь, Нью-Йоооорк», — пропел:
— Выносится вердикт!
Эстер сдержала вздох. Она записывала свое новое телешоу вот уже три месяца, с тех пор как вырвалась из передачи «Кримстайн: криминальные расследования» на кабельном канале, где разбирала «настоящие дела». Под словом «настоящие» скрывались скандалы со звездами, исчезновения белых подростков и интимные похождения политиков.
Пристава звали Уэйко. Когда-то он шутил со сцены. Да-да, именно так. Это же был не зал суда, а телестудия. Эстер вела не то чтобы полноценные процессы, но выносила решения по делам определенного свойства. Стороны подписывают договор об арбитраже, продюсеры улаживают денежный вопрос, а истец и ответчик получают по сто долларов в день — все в выигрыше.
Реалити-шоу ругают заслуженно, но одно в них демонстрируют в самом деле талантливо, особенно в программах о суде или о свиданиях: в этом мире все еще правят мужчины. Взять ответчика: Реджинальд Пепе… Нет, не так: Большой Редж (предпочитал именно это обращение) якобы позаимствовал у истицы, Майли Бадонис, в то время его подружки, две тысячи. Суду заявлял, что получил их в подарок: «Девки любят мне чего-нибудь дарить — куда деваться-то?» Большой Редж, разменявший шестой десяток, весил вместе с пузом фунтов двести пятьдесят, щеголял в сетчатой майке, сквозь которую на груди свободно проступали кудри, бюстгальтера не носил, хотя стоило бы, волосы на голове укладывал гелем в шипы, отчего напоминал злодея из аниме, а шею увешивал дюжинами золотых цепочек. На его широком лице, видимом, к несчастью, слишком детально, поскольку программу Эстер снимали в высоком разрешении, было столько следов от прыщей, что на правой щеке, казалось, обязательно найдешь луноход.
Майли Бадонис, истица, минимум лет на двадцать его моложе, была не из тех, при виде кого бросаешься звонить в элитное модельное агентство, но, в общем, хороша собой, однако с таким отчаянием искала себе хоть какого-нибудь мужчину, что не задумываясь дала Большому Реджу деньги.
Сам Редж — дважды разведенный и разъехавшийся с третьей супругой — привел с собой на суд двух женщин в коротких топах без бретелек (хотя фигуры явно не позволяли), причем таких тугих, что плоть собиралась в районе пупка, и дамы напоминали тыквы-горлянки.
— Вы. — Эстер показала на топ справа.
— Я? — Посреди единственного слога та умудрилась щелкнуть пузырем из жвачки.
— Да. Выйдите вперед. Что вы тут делаете?
— А?
— Почему пришли вместе с господином Пепе?
— Чего?
Уэйко, буйный пристав, затянул «Если б не солома в голове» из «Волшебника страны Оз». Эстер бросила на него острый взгляд:
— Уместный комментарий.
Уэйко замолчал.
Тут подал голос второй топик:
— Если суду угодно, ваша честь, мы тут как друзья Большого Реджа.
— Друзья? — Эстер посмотрела на ответчика. Тот поднял брови, как бы говоря: «Ну да, друзья».
Судья подалась навстречу топикам.
— Дамы, хочу дать вам небольшой совет. Если вот этот человек плотно займется своим образованием и самосовершенствованием, то однажды, может быть, подрастет до полного лузера.
— Э, судья! — окликнул Большой Редж.
— Спокойно, господин Пепе. — Эстер продолжила, глядя на женщин: — Не понимаю, в чем ваш интерес, девушки; так или иначе, это не способ отомстить папочке. Слово «потаскуха» вам знакомо?
Они заморгали.
— Подсказываю: вы — потаскухи.
— Правильно, так их! — крикнула Майли Бадонис.
Судья пригвоздила ее взглядом:
— Мисс Бадонис, поговорку про соринку в чужом глазу знаете?
— Э-э… нет.
— Тогда закройте рот и слушайте. Итак, дамы, кто такая «потаскуха»?
— Ну типа шлюха, — сказала та, что была слева.
— Да. И нет. Шлюха связывается с кем попало. А потаскуха, что, по-моему, гораздо хуже, готова даже с таким, как Реджинальд Пепе. Короче говоря, мисс Бадонис больше не хочет быть потаскухой. У вас тоже есть такая возможность. Советую ее не упустить.
Упустят. Эстер таких уже видела.
— Господин Пепе!
— Чего, судья?
— Хотела бы я сказать вам то же, что мне говорила бабушка: нельзя скакать на двух лошадях сразу…
— Можно. Только уметь надо, хе-хе-хе.
Боже.
— Хотела бы сказать, но вы совершенно безнадежны. Я бы назвала вас навозом, только будет ли это справедливо по отношению к навозу? От него ведь нет никакого вреда, в то время как вы, жалкая пародия на человека, всю жизнь оставляете за собой только грязь и разорение. Ах да, и еще потаскух.
— Эй, — Большой Редж, улыбаясь, развел руки, — вы меня обижаете.
«Н-да, в этом мире правят мужчины», — подумала Эстер и обратилась к истице:
— Увы, мисс Бадонис, быть жалкой пародией на человека не противозаконно. Вы сами вручили ему деньги. Доказательств того, что давали на время, нет. Даже если бы мерзким мужиком, который одолжил, в общем, симпатичной, хотя и наивной женщине, были, наоборот, вы, ничего бы не изменилось. Итого, объявляю решение в пользу ответчика. А его объявляю отвратительным типом. Дело закрыто.
— Йо-хоо! — радостно завопил Большой Редж. — Эй, судья, если вы сегодня свободны…
Снова пустили музыку, но Эстер даже не обратила внимания — зазвонил мобильный. Увидев номер, она торопливо вышла из студии, нажала кнопку «ответить» и спросила:
— Ты где?
— Уже возле дома, — сказал Эд Грейсон. — И похоже, меня сейчас арестуют.
— Съездил, куда сказала?
— Да.
— Хорошо. Потребуешь адвоката — и дальше молчи. Скоро буду.
ГЛАВА 8
Уэнди удивилась, когда на дорожке возле своего гаража заметила «харли-дэвидсон» Попса. Вымотанная долгим допросом, с трудом передвигая ноги, она прошла мимо старого «кабана», как называли эти мотоциклы, взглянула на густо облепившие его потертые наклейки с американским флагом, знаками Национальной стрелковой ассоциации и эмблемами ветеранов зарубежных войн, слабо улыбнулась и открыла дверь.
— Попс?
Он, топоча, вышел из кухни.
— А пива-то в холодильнике и нет.
— Его тут никто не пьет.
— Да, но вдруг гости?
Уэнди приветливо взглянула на бывшего свекра:
— Глаголешь истину.
Попс подошел и обнял ее — крепко, душевно. Слегка пахнуло кожей, сигаретами и — ну а как же — пивом. Свекор (ни черта не «бывший») имел тот самый вид ветерана вьетнамской войны: лохматый, похожий на медведя, он весил фунтов двести шестьдесят, сипло дышал и носил седые, пожелтевшие от табака усы с закрученными кончиками.
— Без работы теперь?
— Кто сказал?
Попс пожал плечами. Уэнди задумалась. Вариант был один: Чарли.
— И решил заглянуть?
— Проезжал тут мимо… а почему бы не устроить привал? Где внук?
— У друга. Скоро придет.
Попс внимательно взглянул на нее и заметил:
— Видок у тебя тот еще.
— Спасибо за комплимент.
— Расскажешь?
Она кивнула, и Попс пошел сделать по коктейлю.
Сидя на диване и выкладывая историю о стрельбе, Уэнди нехотя призналась себе, до чего в ее доме не хватает мужчины.
— Застрелили насильника, педофила, — сказал Попс. — Месяц буду в трауре, не меньше.
— Тактичное заявленьице.
— Ну, знаешь, у всего есть пределы. Кстати, встречаешься с кем-нибудь?
— Вот так сменил тему.
— Не увиливай.
— Нет. Ни с кем.
Попс покачал головой.
— Что?
— Человеческим особям нужен секс.
— Я запомню.
— Серьезно. Ты же в самом расцвете. Найди себе кого-нибудь.
— Думала, вы в правом крыле НСА против секса до брака.
— Не-ет, это мы так говорим, чтобы на нашей поляне стало поменьше конкурентов.
— Находчиво, — улыбнулась Уэнди.
— А еще в чем дело?
Слова вырвались сами:
— Приходили письма от Арианы Насбро.
Наступила пауза.
Джон был единственным ребенком Попса. Остаться без мужа — тяжелый удар, но потерять ребенка… Боль на лице Попса жила с тех самых пор — пульсировала и никогда не исчезала.
— Так чего же хочет наша дражайшая Ариана?
— Проходит «Двенадцать шагов».
— Вон что. И какой из них ты?
— Восьмой или девятый. Не помню.
Разговор прервала с треском открывшаяся дверь — Чарли явно заметил мотоцикл.
— Попс приехал?
— Мы здесь, малыш, в гостиной.
Сияющий Чарли вбежал в комнату:
— Попс!
Других дедушек и бабушек у него не осталось — родители Уэнди умерли до рождения внука, а Роуз, мама Джона, скончалась от рака два года назад.
Двое мужчин (хотя Чарли — еще совсем мальчишка, пусть и перерос деда) стиснули друг друга изо всех сил, зажмурив глаза. Попс обнимался только так — самозабвенно. Уэнди снова кольнула мысль о том, как же ей с сыном не хватает отца и мужа.
