Никита Максимов - Черника в масле
«Вот кому сейчас тяжелее всего, – подумал Майер: – Странный человек. Внешне чёрствый, суровый и немногословный, но иногда возникает ощущение, что внутри под этой оболочкой спрятался кто-то другой с содранной кожей, каждой клеточкой тела чувствующий боль и страдание окружающего мира. Как он смог выжить и не сломаться до сих пор?».
Словно почувствовав что-то, Смирнов поднял голову.
– Вы почему не спите, Клаус?
– Не знаю. Очень хочу, но не могу себя заставить.
– Бывает. Волнуетесь?
– Да. Вспомнил времена командировки в Афганистан. Там мне тоже редко удавалось уснуть перед операцией.
– Не берите в голову. Не такая уж значительная работа нам предстоит завтра. Нужно просто перейти две дороги. Вот где-нибудь послезаватра начнётся настоящая нервотрёпка.
– Думаете, успеем дойти?
– А куда мы денемся? Если никто нам не помешает по дороге, мы рано или поздно упрёмся в район эвакуации. Как по мне – так уж пусть лучше это будет рано. Чем быстрее, тем лучше.
Пастор Майер кивнул, сунул руку в карман, ощупал там что-то. За его спиной снова зашуршала хвоя. Он оглянулся – из полумрака между деревьями на свет от костра вышла Коби Трентон.
– Бог мой, Коби! Вам тоже не спится?
Та отрицательно покачала головой, подошла и присела на бревно рядом с Клаусом. Поёжилась под курткой.
– Не знаю, что со мной. За день так устала, что уснула мгновенно. А час назад будто кто-то меня толкнул. И с тех пор – всё. Могу только ворочаться.
Пастор перевёл её слова, Андрей согласно кивнул:
– В лесу так бывает. Проснёшся среди ночи и понимаешь, что не можешь не встать. Как будто тебя зовёт кто-то.
– Кто же это, по-вашему? Духи леса?
Смирнов усмехнулся и махнул рукой.
– Бросьте. Мне уже давно не десять лет. Это тогда я грезил сказочными созданиями и чудесами, которые прячутся в ночном лесу. Сейчас я слишком хорошо знаю, кто это. Или что.
– И как? Вам совсем не страшно?
Он покачал головой.
– Нет. Лес – это почти мой дом, я хорошо знаком с его обитателями. Вы же не переживаете, когда встречаете в своём доме вашу кошку или собаку, верно? Так и здесь. Единственное, кого надо опасаться в лесу – это незнакомого человека. Но ведь и дома вы, наверное, насторожитесь, если встретите незнакомца по пути из спальни в ванную?
Коби рассмеялась, когда Клаус закончил перевод. Потом потеребила кончик косы, свисавшей ей на грудь, и отбросила её назад, за спину.
– Скажите, Эндрю, – она так и не научилась правильно выговаривать её имя по-русски. – Как вам удаётся справляться со всем этим?
Она обвела вокруг себя руками.
– Три недели назад вы, наверное, даже представить себе не могли, что случиться нечто подобное. А вот сейчас вы отказались от всего, идёте вместе с нами, помогаете вернуться домой. Но домой возвращаемся мы, а вы же идёте в полную неизвестность, верно?
Андрей кивнул, потом вопросительно посмотрел на неё.
– Да, всё так. Но что именно вы хотели у меня узнать?
– Вам страшно?
– Нет. Я достаточно давно убедился в том, что бояться глупо. Худшее, что со мной может случиться – это я умру. Но поскольку мы понятия не имеем, что происходит с нашими душами, нашим сознанием по ту сторону, то, возможно, и здесь всё тоже не так страшно. А бояться всего остального, менее значительного, чем смерть, на мой взгляд не имеет смысла.
Пастор заинтересовано наклонил голову:
– Вы фаталист? Верите, подобно древним скандинавам, что норны заранее прядут нить судьбы?
– Вовсе нет. Будь я фаталистом, то скорее поплыл бы по течению, раз всё предопределено. Я же верю в конструктивное усилие, в право человека самому влиять на своё будущее.
– Тут я с вами согласен, но у меня небольшой уточняющий вопрос – вы верите в право, а вот верите ли вы в возможность влиять на судьбу? Что, если вера в право – не более, чем иллюзия?
– Пастор, мне довольно странно слышать это от вас, от священника-протестанта. Не вы ли должны поддерживать идею свободы выбора, свободы воли человека? Даже если в какой-то ситуации у нас нет возможности повлиять на события, разве у нас исчезает свобода выбора того, как относится к ним? Вы же понимаете, что есть огромная разница между тем, что одно и то же испытание один встречает в соплях и слезах, а другой – с готовностью и верой в лучший исход? Даже если результат предрешён и оба погибнут в результате, кто вам кажется более симпатичным?
Клаус согласно кивнул и улыбнулся.
– Спасибо, Андрей. Простите за мою маленькую провокацию, но вы сказали то, что я надеялся услышать. Знаете, несмотря на всё пережитое здесь, я благодарен судьбе и воле Создателя за то, что он привёл меня в эти леса. Благодаря этому я познакомился с вами и вашими людьми.
– Так вы думаете, что всё это было не случайно?
Майер развёл руками.
– Я ничего не думаю. Я просто не знаю. Только верю, что Господь ничего не делает напрасно. Знаете, что я делал перед вашим приходом? Я сидел и вспоминал, пытался выстроить цепочку событий, которая привела меня к этому костру. И я понял, что стоило выдернуть из этой цепи хотя бы одно звено – и меня бы здесь не было. Коби, – он повернулся к стюардессе. – Вы помните эту вещицу?
Он вынул из кармана прозрачный пакет из особо прочного пластика, который «не может быть вскрыт без использования специальных инструментов вроде ножа или ножниц», как подробно объяснил когда-то офицер службы безопасности аэропорта «О'Хара» Винсент Ортега. В пакете лежала старая потёртая зажигалка Zippo в латунном корпусе с непонятной эмблемой.
– Боже мой, Клаус! Это же та самая зажигалка, из-за которой вас не хотели пускать на борт!
– Именно, Коби. Не то, чтобы совсем не хотели, конечно. В крайнем случае, я бы отправил её из аэропорта себе домой почтой и сел на ваш самолёт уже без неё. Тут дело в другом. Если бы не эта зажигалка, меня могло вообще не оказаться в Штатах.
– Вот как?
– Да. Я летал на похороны друга, товарища по службе в Афганистане. Эта зажигалка – то, что он оставил мне по своему завещанию. Не будь сообщения от нотариальной конторы, что я упомянут в этом завещании, я мог бы и не решиться на поездку. Точнее говоря, скорее всего полетел бы, просто сообщение о завещании было последним аргументом «за».
Коби с любопытством рассматривала пакет, который он вертел в руках.
– Чем же она так важна для вас?
– О, это особая вещь! Не возражаете, если я её выну из упаковки?
– Вы шутите? Кого это может беспокоить здесь?
– Действительно. Андрей, вы мне нож не одолжите?
Смирнов молча выдернул из ножен охотничий тесак и протянул его рукоятью вперёд.
– Спасибо.
Клаус ловко разрезал пластик и вытряхнул на ладонь небольшой плоский брусок зажигалки. Вернул нож Андрею, а сам провёл пальцами по латунным граням, перевернул её несколько раз, пока она не оказалась повёрнута вверх выгравированной эмблемой. Пастор подбросил зажигалку на ладони, а потом передал Коби.
– Посмотрите.
На выпуклой стенке зажигалки были довольно грубо нацарапаны две буквы «А», вписанные в круг. В верхней части зажигалки, на откидной крышке, по дуге шла надпись —AIRBORNE.
– Что это?
– Это эмблема 82-й воздушно-десантной дивизии США. Прадед моего друга служил в ней во время Второй мировой войны. Высаживался во Франции и так далее. Остался жив, и с тех пор эта зажигалка передавалась в их семье от отца к сыну, как талисман. Естественно, сложилась традиция, что сын, получивший в подарок зажигалку, тоже должен послужить в армии.
Коби рассмотрела зажигалку внимательно, погладила исцарапанную латунь кончиками пальцев, потом передала её Андрею. Тот первым делом откинул крышку и крутнул колёсико. Сыпанули искры, но ничего не последовало. Клаус покачал головой.
– Ничего не выйдет. Там сухо.
Смирнов посмотрел на него недоумённо.
– Пастор, это безобразие. Какую бы эта вещь не имела историческую ценность, главное её назначение – приносить практическую пользу. Никуда не уходите.
Он вернул зажигалку, поднялся и ушёл в темноту. Майер тем времнем крутил в пальцах латунную коробочку, ощущая прикосновение прохладного металла, и продолжал рассказывать Коби её историю.
– В результате этой традиции моему приятелю не оставалось ничего другого, как пойти на военную службу. Хоть он не отличался крепким здоровьем и наклонности у него были совсем другие, но, поскольку он оказался единственным сыном в семье… Короче, вот так мы с ним и познакомились. Понимаете? Если бы не эта зажигалка, не эта семейная традиция – не состоялась бы наша встреча, я бы не полетел на его похороны и не оказался бы сначала на борту вашего самолёта, а потом вот здесь, возле костра посреди русской тайги.
Он улыбнулся.
– Представляете? Если бы ни этот кусочек металла, мы бы с вами никогда не встретились.
