Никита Максимов - Черника в масле
За каким чёртом траулер шёл разгружаться в Архангельск, если до Мурманска было ближе? Почему он шёл с полупустыми трюмами? Ведь ни поломок, ни повреждений, ни других причин прервать промысел у капитана и экипажа не было. Так какого лешего они идут в такую даль, имея на борту груз, которого едва хватит, чтобы окупить сжигаемое топливо? Что именно он пропустил?
Спустя ещё какое-то время ему стало казаться, что всё это вообще выходит за рамки его понимания и на кону стоит нечто большее, значительно большее, чем рыба, контрабанда или деньги. Из дальнего, самого потаённого уголка души инспектора выползло нечто больное, чахлое и почти издохшее. То, что когда-то было его совестью. Этот полуживой призрак оседлал червяка сомнения и теперь слонялся в потёмках, стуча в сознание Константина Мосолова и настоятельно требуя, чтобы он сообщил куда-то о возникших у него сомнениях. Потому что всё это может быть очень и очень важно. Не лично для инспектора Мосолова, а для такой крайне эфемерной, произвольно понимаемой и легко подгоняемой под текущие нужды субстанции, как государственная безопасность.
***
Унтер-офицер Курт Штресснер честно пытался уснуть или хотя бы задремать, чтобы скоротать перелёт к месту проведения учений. Летать он не очень любил, а вот старому солдатскому правилу, что нужно спать всегда, когда есть такая возможность, старался следовать неукоснительно. Однако сидевший рядом с ним штабс-ефрейтор Реймер разбил все его надежды.
– Слушай, Курт, как думаешь, что это будут за учения? – спросил он уже в неизвестно который раз.
Штресснер покачал головой. Можно было бы послать этого чернявого баварца к лешему и велеть ему заткнуться, но флегматичный характер Курта не позволял поступить так с товарищем по оружию, пусть даже и с зелёным новичком.
– Без понятия, Мик.
Штабс-ефрейтора звали Михаэль, но для краткости все пользовались сокращением, заимствованным из английского. Поняв, что такой краткий ответ вряд ли подействует и Реймер не отвяжется, Курт счёл нужным развить свою мысль.
– Мы почти никогда не знаем заранее деталей операции. Всё выясняется, когда прибываем на место. Там объявляют сценарий, мы отрабатываем то, что умеем, потом во имя будущего сотрудничества напиваемся с товарищами по оружию из других стран. Затем летим домой. На моей памяти все совместные учения спецназов проходят примерно так.
Штабс-ефрейтор важно кивнул, как будто действительно понимал, о чём идёт речь.
– Ага. А где, по-твоему, всё это будет происходить?
Унтер-офицер пожал плечами.
– Судя по солнцу, мы летим куда-то на северо-восток. Экипировку нам выдали лесную, так что вряд ли это будет очень близко к северу. На норвежский Финмарк я бы не ставил, в тамошней тундре обычно одеваются по-другому. Будем где-то южнее, в тайге.
– Но где?
– Да какая разница? Шла бы речь о тропиках или экваторе, тогда я бы переживал на твоём месте.
– Почему?
– Потому что там в каждом регионе свои условия, своя зараза и свои местные гады. Ну, лихорадки разные, набор ядовитых пауков, змей, хищников и прочих гадостей. А север – это практически курорт. Всё своё, знакомое, одинаковое почти везде.
Штабс-ефрейтор Реймер слегка побледнел при упоминании пауков, змей и прочих гадостей и на какое-то время замолчал. Штресснер подумал было, что вздремнуть всё-таки удастся, но тут его снова толкнули в бок.
– Слушай, Курт, а что ты скажешь про снаряжение?
Унтер-офицер открыл глаза и посмотрел на Реймера немного хмуро.
– А что не так со снаряжением?
– Ну, по нему тоже можно судить о том, что нам предстоит, верно?
– Ну… да! В самых общих чертах.
– Тогда как ты думаешь, зачем нам столько огнемётов и дымовых шашек?
Курт задумался на полминуты. Собственно, в самих по себе дымовых шашках или огнемётах не было ничего необычного – мало ли какой сценарий заготовили организаторы учений. Выкуривание террористов из подземных убежищ или работа в условиях пожара на нефтеперерабатывающем заводе. Вариантов масса. Но да, количество загруженого немного удивляло. Такое ощущение, что огнемётом планировали вооружить каждого второго бойца, если только на месте их не ждали действительно крупномасштабные войсковые учения, и всё это добро предназначалось совсем не им.
– Честно говоря, понятия не имею, Мик. И тебе советую не забивать голову вопросами. Прилетим на место – тебе всё скажут. Так что уймись и перестань уже меня доставать.
Реймер немного надулся, но всё-таки замолчал. Однако своё грязное дело он сделать уже успел, и поспать унтер-офицеру Штресснеру так и не удалось. Через каких-то пятнадцать минут самолёт стал заходить на посадку.
***
Шедшая впереди Катя подняла кулак, и Андрей послушно замер на месте. Затем она оглянулась, указала двумя пальцами себе на глаза, а потом по ходу движения. И следующим знаком обозначила, что впереди в лесу просвет.
На второй день пути они вышли за пределы своей привычной, проверенной территории. Совсем. Даже за границу той области, о которой к ним приходили какие-то слухи и куда пусть изредка, хоть раз в году, но заносили дела. Теперь у них были только карты, но то, что происходилов этой местности в действительности – загадка. Даже к местному интранету они не могли подключиться. Приходилось идти на ощупь, отправляя вперёд небольшие группы на разведку. Это здорово замедлило темп, но лучше так, чем поспешить и споткнуться на самом пороге.
Был один неоспоримый плюс – они отошли в сторону от основных ниток нефтепроводов и теперь можно было не опасаться случайно угодить под объективы спутника или беспилотника. Вертолётов же они не слышали с самого утра. Все патрули остались кружить над тайгой где-то за их спинами.
Сейчас они проверяли развилку впереди. Точнее говоря, карта утверждала, что впереди есть развилка, пересечение узкого, закрытого сверху лесом просёлка, по которому они двигались, с какой-то довольно широкой дорогой районного значения. Смирнов и Катя отправились выяснить, не врёт ли карта и насколько на этой дороге интенсивное движение. Хватит ли им времени незаметно пересечь её или лучше дождаться вечера. Терять несколько часов не хотелось, хотя у них и был временной зазор в пару суток для прибытия в точку встречи. Так сообщили во время последнего сеанса связи: «Мы готовы будем начать по вашему сигналу». То есть они могли сами выбирать темп движения. Вот только затягивать не стоило. Плюс погода. Если на ближайшие три дня прогноз был вполне благоприятным, то дальше всё могло измениться.
«Да, погода – это наше всё. Полноправный участник операции, мать её!».
Мягко ступая, Андрей подошёл к Кате. Та указала ему вперёд – в десятке метров перед ними лес редел, и сквозь ветки просматривалось открытое пространство.
На разведку ходили обычно парами. Скудное число сопровождающих из числа «нефтянников» не оставляло слишком много вариантов для комбинирования их состава, тем более, что две пары были постоянными. Сварщик Витя ходил только с Олей Самохиной, а кроме Андрея никто не решался пойти с Катей. Оля с Витей, кстати, вызвались идти за границу одними из первых. Точнее, Ольга сказала, что пойдёт в любом случае.
«Ямы нужны везде. А мне без разницы, где их копать» – заявила она. Никто не удивился, что Виктор следом сказал что-то вроде того, что сварщики тоже нужны в любой стране, и уж он-то точно без работы не останется.
Ещё из любых комбинаций выпадала Ася, которая всегда оставалась в лагере. Прочие пять человек могли чередоваться, как их душе угодно.
Андрей и Катя двинулись вперёд в паре шагов друг от друга. Хоть с открытого места и не доносилось ни одного постороннего звука, расслабляться они не собирались.
Просвет в ветвях вывел их на край поляны. Видимо, это была какая-то старая вырубка неподалёку от интересующей их развилки. По крайней мере, с места, где они стояли, просматривался широко раскатанный проезд сквозь узкий рядок деревьев и кустарников, за которым виднелась сплошная стена леса уже на другой стороне дороги.
Дальний край поляны был весь изрыт следами и колеями от колёс. Уже старыми – прошло не меньше месяца, если судить по засохшей грязи. Сама поляна, вся заросшая ковром из невысоких кустиков черники, была забросана мусором – пластиковыми бутылями, канистрами из-под машинного масла, обрывками плёнки, грязными тряпками. Тут же валялись изношеные автомобильные покрышки—одна совсем старая и несколько относительно свежих. Им составляла компанию разорванная в клочья резиновая камера от колеса грузовика. По всей поляне, как следы от ожога, виднелись следы разлитых нефтепродуктов – отработанного масла, пролитой солярки или бензина. Сами жидкости уже впитались в землю или испарились, но оставили после себя отчётливые проплешины из пожелтевшей, побуревшей, умершей или погибающей прямо сейчас растительности. Небольшие округлые листочки черники под грязой масляной плёнкой скручивались в крохотные трубочки, стебли безжизненно сгибались к пропитанной нефтью земле, крохотные мёртвые завязи ягод, которым уже не суждено созреть, свисали со стебельков грязными почерневшими слезинками.
