Деон Мейер - Смерть раньше смерти
И вот он едет на встречу с психологом. Потому что где-то в сером кабинете с кушеткой для пациентов очкастый умник прочитал его личное дело. Оценил его по шкале Фрейда, Юнга — кто там у них еще? Так, посмотрим, что тут у нас… Гибель жены? Минус двадцать баллов. Дисциплинарное взыскание? Минус еще двадцать. И резкий спад интереса к работе. Минус сорок. Наверное, можно попробовать поработать с пациентом. Общий счет — минус восемьдесят. Ведите его сюда!
— Капитан, мы будем следить за вашими успехами. Посмотрим, поможет ли вам психотерапия.
В словах полковника Яуберту почудилась скрытая угроза. Очевидно, де Вит разыграл свой козырь.
Может, психолог — это и к лучшему. Одному Богу известно, сколько всего намешано у него в голове. Но способен ли один человек адекватно оценить состояние мозга другого человека? Насколько нормальным он был на пляже Макассар, когда смотрел на обгорелые останки трех человек и как будто слышал их ужасные крики? Пронзительные вопли, издаваемые душой, когда она готова покинуть тело… Отчаянно громкие крики, исполненные мучительной боли, когда плоть корчится в огне и все до единого болевые рецепторы охвачены невыносимым жаром.
Можно ли после такого остаться совершенно нормальным?
Нормально ли неизвестно в который раз задаваться вопросом, не проще ли пополнить собой ряды мертвых. Разве не лучше стать хозяином положения, самому решить, где и когда свести счеты с жизнью? Разве не правильно бояться неожиданного мига, когда разум понимает, что жить тебе осталось одну наносекунду? И боится. И ужасается.
И вот де Вит занес меч над его бедной головой. Пусть психолог наладит там все схемы, или…
Он остановился перед многоэтажным зданием на набережной Виктории и Альберта. Ему на шестнадцатый этаж, где его примет некий доктор Нортир. Больше он ничего не знал. Яуберт вызвал лифт.
Ему стало легче, когда он увидел, что в приемной, кроме него, больше никого нет.
Все оказалось не таким, как он себе представлял. В приемной стояли диван и два кресла, мягкие, удобные, в розово-голубой цветочек. Посередине, на журнальном столике, лежали шесть журналов, последние номера «Де Кат», «Тайм», «Автолюбителя», «Космополитен», «Сари» и «АДА». На белой двери, очевидно ведущей в кабинет, висела аккуратная табличка, на которой было написано: «Доктор Нортир скоро вас примет. Пожалуйста, располагайтесь. Если хотите, выпейте кофе. Спасибо». То же самое повторялось на африкаансе. На стенах висели акварели: с одной стороны, космический пейзаж, с другой — рыбацкие домики в Патерностере. В углу, на столике, стояла кофеварка. Рядом — фарфоровые чашки, чайные ложки, банка с сухим молоком и сахарница.
Яуберт налил себе кофе из кофеварки; пахло приятно. Интересно, кто его примет — психиатр? Чтобы стать психологом, не нужно медицинского образования. А этот Нортир — доктор. Неужели все настолько плохо, что его направили к психиатру?
Он присел на диван, поставил чашку на стол и вынул сигареты. Поискал глазами пепельницу. Не увидев ее, разозлился. Интересно, почему чертов психолог-психиатр не позаботился о курящих пациентах? Яуберт положил пачку сигарет назад, в карман.
Посмотрел на обложку журнала «Де Кат». Ее украшал накрашенный мужчина. И анонс: «Натаниэль — мужчина под маской».
Ужасно хотелось курить. Он полистал журнал, но не нашел ничего интересного. «Космополитен» заманивал читателей большегрудой и губастой красоткой на обложке. Яуберт взял журнал и принялся листать. Нашел статью под названием «О чем мужчины думают на работе». Хотел было прочесть, но сообразил, что доктор в любой миг может открыть дверь кабинета, и отложил журнал в сторону.
Курить хотелось все сильнее. В конце концов, на его мыслительные способности сигареты не влияют!
Он вытащил пачку и сунул сигарету в рот. Достал зажигалку, встал. Пепел можно стряхивать и в мусорное ведро, надо только его найти…
Открылась белая дверь. Яуберт поднял голову. В приемную вышла невысокая стройная женщина. Она улыбнулась и протянула руку.
— Капитан Яуберт?
В его правой руке была зажата зажигалка. Он поспешно переложил ее в левую.
«Совершенно верно», — хотел он сказать, но сигарета мешала. Яуберт смутился, вытащил сигарету изо рта, пожал протянутую руку.
— Здесь нет пепельницы, — пробормотал он, краснея. Ее рука оказалась маленькой, теплой и сухой.
Женщина по-прежнему улыбалась.
— Наверное, уборщица унесла. Входите; у меня можно курить. — Она пропустила его вперед, придерживая белую дверь.
— Нет-нет, после вас. — Яуберт еще больше засмущался после своего бессмысленного замечания насчет пепельницы.
— Спасибо.
Она вошла; он закрыл дверь. От нее исходил аромат женщины, ее собственный аромат. Яуберт успел подметить грациозность новой знакомой, ее красоту и странную беззащитность. На ней была длинная коричневая юбка, застегнутая до самого горла белая блузка с деревянной брошью в виде слоника на маленькой груди.
— Садитесь, пожалуйста, — сказала она, обходя белый письменный стол. На столе стояла высокая тонкая ваза с тремя розовыми гвоздиками. А еще белый телефон, большой блокнот, маленькая подставка с несколькими красными и черными карандашами, большая стеклянная пепельница и зеленая папка. За ее спиной стоял белый книжный шкаф, занимавший почти всю стену. Шкаф был набит книгами — и в твердых переплетах, и в бумажных обложках. Симпатичная, веселая витрина знаний и удовольствий.
В углу, рядом с книжным шкафом, была еще одна дверь. Наверное, через нее вышел предыдущий пациент?
Яуберт сел на один из двух стульев у стола. Стулья были современные — удобные, черные, кожаные. Может, надо было сначала подождать, пока сядет хозяйка кабинета? Она улыбнулась и выложила руки на столешницу.
— Мне еще ни разу не приходилось консультировать капитана, — призналась она.
Голос у нее был очень тихим, но притом мелодичным. Может быть, психиатров специально учат так разговаривать?
— Меня зовут Матт.
— Сокращение ваших инициалов?
— Да, — с облегчением выговорил Яуберт.
— Меня зовут Ханна. Буду очень рада, если вы будете называть меня так.
— Вы психиатр? — встревоженно выпалил Яуберт.
Она покачала головой. Ее волосы почти мышиного цвета были заплетены в косичку. Когда она качала головой, косичка дергалась из стороны в сторону.
— Я обычный психолог.
— А почему вы «доктор»?
Ханна Нортир опустила голову, как будто ей стало немного не по себе.
— Защитила докторскую диссертацию по психологии.
Яуберт помолчал.
— Можно курить?
— Да, конечно.
Он закурил, но смятая сигарета, которую он долго вертел в руке, сломалась пополам. Он затянулся и стряхнул пепел, хотя пепла было еще немного. Он не сводил взгляда с сигареты и пепельницы.
— Я работаю в полиции всего вторую неделю, — продолжала доктор. — Уже встретилась с несколькими вашими коллегами. Некоторым очень не понравилось, что их направили на консультацию. Я в курсе. Не слишком приятно, когда тебя заставляют что-то делать. — Она ждала его ответа, но он молчал. — Консультация психолога не означает, что с вами что-то не так. Вам просто нужно с кем-то поговорить. Не на работе и не дома.
Она снова замолчала. Яуберт нарочно не смотрел в ее сторону. Почему ему все время кажется, будто она что-то скрывает? Как неудобно, что она оказалась женщиной. Он не ожидал.
— Вы постоянно работаете в стрессовых условиях. Всем сотрудникам полиции необходимо регулярно проходить курс психотерапии.
— Значит, меня направили к вам, потому что со мной все в порядке?
— Нет.
— Кто рекомендовал для меня курс психотерапии?
— Я.
Яуберт посмотрел на доктора Нортир. Лежащие на столе руки были расслаблены, только пальцы иногда шевелились, словно подчеркивая сказанные ею слова. И голос. Яуберт окинул быстрым взглядом ее лицо. Увидел нежный овал лица, хрупкий подбородок. Поспешно отвел глаза. Она не выглядит виноватой. Всего лишь спокойной и терпеливой.
— А мое командование?
— Кто, простите?
— Начальство.
— Каждый день я получаю по нескольку личных дел от начальников, которые считают, что их подчиненным стоит побеседовать со мной. Но только я решаю, кому необходима помощь.
И все же предварительную работу проделал де Вит. Заполнил необходимые заявления. Указал причину.
Яуберт заметил, что она пытливо смотрит на него. Изучает. Он смял окурок. Скрестил руки на груди и посмотрел психологу в глаза. На ее лице застыло серьезное выражение.
Она сказала еще тише, чем раньше:
— У вас есть серьезный повод для горя.
— Почему вы выбрали меня?
— А как по-вашему?
А она умна, подумал Яуберт. Пожалуй, даже слишком умна.
Он уверен в том, что не сумасшедший. А может, именно так считают все душевнобольные? Он оказался здесь потому, что у него не все дома. Смерть, великая хищница, напала на его след. И оттого он иногда…
