Антон Сибиряков - В поисках любви
Выуживаю его двумя пальцами.
Бережно разглаживаю ладонью, смазывая чернила. Читаю.
Худые, уродливые слова, сливаются в колючую проволоку, терзающую глазные нервы.
Ее тело вскрывали. Поле внутреннего исследования, заполненное до краев, пестрит научными терминами.
Вспоминаю пыточный столб, почерневший от крови. Жуткие, ржавые крюки, вбитые в него сильной рукой. Убогую клетку, изготовленную в спешке. Страшную цепь.
Ее лицо. Там, у раскрошившегося от времени плинтуса. Темная яма рта, под бледными скулами. И зеленые глаза, с красными трещинами лопнувших капилляров.
Там, где она искала любовь, жила только смерть.
В обстоятельствах дела, в самом верху листка, предположение о том, что жертва пыталась сбежать. Объяснение тому, почему убийца применил к ней такую физическую силу. Ее смерть не доставила ему удовольствия. Она была быстрой.
— Так значит, ты могла спастись…
Почему я не подумал об этом сам, после того, как побывал в подвале?! Почему не смог понять? Поднимаясь по ступеням, убийца уже не жаждал смерти так, как внизу. И только когда гнался за Оксаной, пытаясь остановить, хватая пальцами ее тощие предплечья, только тогда… В нем пробудился настоящий зверь. И он выпустил его на волю.
Пробегаю глазами по описаниям ран.
Вижу, как он бьет ее. А кровь, искрящимся бисером разлетается в стороны. Слышу, как она кричит, пытаясь защититься. Как ломаются и отходят от мяса ногти. Как ударяется о пол ее затылок. И как волочится по доскам тяжелая цепь.
Боже…
Она лежала без сознания, у стены, а он в это время ломал ей колени. И понимал, что не сумеет остановиться.
И, какой бы быстрой ни была смерть, он успел наполнить ее болью.
«Потеря крови, вызванная травматическим шоком»
Перечитываю диагноз несколько раз.
Умерла от боли.
Кладу отчет на крышку стола.
Почему они так доверяли ему? Почему шли за ним?
Перед глазами плывут образы грязного рва, заполненного чавкающим месивом. Сколько тел похоронило под собой обрушившееся подземелье? Вижу бледные пальцы, с налипшей грязью. Черноту, забившуюся под синие ногти.
Их было много. Слишком много для простой случайности. Следуя за ним, девушки не должны были видеть его лица.
Вспоминаю тела, болтающиеся на крюках. Блеск обнаженной плоти…
За стеллажом что-то щелкает и падает на пол. Резко оборачиваюсь и вижу, что шнур болгарки больше не провисает в воздухе. Лежит кривой линией на кафеле.
Замираю. Слышу, как шелестят полиэтиленовые занавески. Кто-то проходит сквозь них, удаляясь в коридор. Улавливаю еле различимые шаги босых ног.
Рассматриваю прозектуру через щель, старясь унять испуганное сердце. Но вижу только анатомический стол, залитый кровью.
Во что верил я, борясь с собственными демонами? В справедливость закона? В свет, разгоняющий тьму? В людей, в чудовищ? Та девочка, что умерла под колесами моей машины, во что верила она? И почему в этой темноте, я до сих пор не увидел проблеска ее широких глаз?
Осторожно выхожу из-за стеллажа, держась холодной стены. Замечаю огрызок провода, торчащий из розетки, его разноцветные жилы, разорванные чьей-то сильной рукой. Не чувствую присутствия человека. Ощущаю запах чего-то неживого. Здесь, внутри мира рухнувшего во тьму.
Сжимаю мокрые от пота кулаки. Грязные капли падают на пол. Въедаются в него серыми кляксами.
Подбираюсь к краю выхода. Отодвигаю угол пленки, стараясь рассмотреть коридор. Но он открывает мне лишь свою часть, залитую электрическим светом. Она пуста.
Всего шаг. От страха к правде. И я делаю его. Но застываю, зажатый тисками белых стен. Не верю.
В коридоре кто-то стоит. Человеческая фигура, скрытая саваном простыни.
По горлу моему сползает озноб. Сухой и острый, он мешает дыханию, режет гортань. И боль эта, заставляет дрожать мои руки.
— Кто ты?
Слышу свой шепот. Трещины на высохших губах заполняет красная соль. Но фигура молчит.
— Я найду его, слышишь?!
Я уверен, это она. Оксана. И поэтому, повторяю снова:
— Я найду его…
В желудок вползает боль. Крюками, на концах щупалец, она принимается рвать мои внутренности. Но я не боюсь больше.
Иду. По хрустящей плитке. К ней. Грязные пальцы тянутся к простыне. Оставляют на ней черные шрамы. И, медленно, стягивают с тела…
Это не она! Господи!..
Отшатываюсь назад, и тут же, с громким хлопком, взрываются лампы, осыпая гаснущий коридор бледными искрами. Заплетаюсь в собственных ногах. Падаю. И слышу дикий визг чудовища, которого только что видел. Его страшный, мертвый голос.
Дышу. Отползаю обратно, за полиэтиленовый занавес, стараясь спрятаться за стеной, но мокрый пол залит чем-то липким. Скользит.
Господи! Что здесь творится?!
Кровь.
Когда простынка соскользнула с головы, я увидел! Уродливого старика, с клочками редких, седых волос, на пораженной пигментацией голове. Его рот — яма, полная острых, окровавленных зубов, — раскрылся…
Тварь смотрела на меня. Мутным туманом глаз. Она видела.
Поскальзываюсь, пытаясь подняться. Ударяюсь о разделочный стол, заставляя греметь каленую сталь. Перед глазами мелькает залитый кровью потолок. И белые полоски мерцающих ламп.
Встаю, не спуская глаз с темного дверного проема. Пытаюсь отдышаться. Проглотить горькую пену страха, застрявшую в горле. Но ничего не выходит, потому что…
Темнота молчит, но я знаю, чудовище там. Смотрит. Ждет, пока погаснет свет.
Когда-нибудь, мы все погибнем во тьме. Захлебнемся ее водами, лишь только последний луч солнца, прекратит освещать наш путь. И если это конец, я готов.
Кровавые змеи извиваются и шипят от жара ламп. Сворачиваются безликими тенями, погружая комнату во мрак.
Все застывает вокруг.
Беги!
Черная тень прыгает на меня из коридора, не давая ответить.
Я не побегу!
Осклизлые пальцы впиваются в шею. Продавливают в ней кровавые дыры. Липкие ручьи заливают кадык. Хватаю мертвые, худые запястья. Пытаюсь сорвать их. Вижу, как тварь раскрывает пасть. Слышу, как двигается между челюстями мерзкий язык. Как он прилипает к нёбу в поисках красной влаги.
— Тв. арь… — цежу сквозь зубы, и, неимоверным усилием, вытаскиваю из шеи кривые пальцы. Из ран брызжет кровь. — Что…ты…за…тварь?!
Чудовище что-то говорит, шипит горлом, не закрывая рта. Но я отталкиваю его к стене, не разбирая слов. Мразь рычит, и снова кидается на меня, не давая опомниться. Сбивает с ног, заваливая на железный стол. Держит за ворот расстегнутого пальто, срывая пуговицы. Тянется зубами к горлу.
Со всего маху бью справа. В острую скулу, ломая лицевую кость. Рвется кожа, выворачивается наизнанку гнилая плоть. Тварь мычит, лязгая зубами. Слюна из черного рта липкой паутиной обвивает мое лицо. Краем глаза, слева, замечаю мелькнувшую тень. И тут же сокрушительный удар поражает меня в челюсть, выламывая коренные зубы. Изо рта, вместе с бордовой пеной, вылетают куски десен.
— Ооо, чееерт…
Мой стон. Где-то далеко. В мире, не знающем солнца.
Сплевываю осколки зубов. И снова слышу это шипение, складывающееся в страшные, древние проклятия.
— Incubus, incubare, follet, alb, duende, folleto, lilu…Lilu…
Зловонное дыхание приближается к лицу.
Беспомощно шарю руками по сторонам. Ударяюсь пальцами о подставку для инструментов. Слышу глухое дребезжание…
Зловонный шепот. Рядом. Через открытый рот, сквозь горло. Чувствую, как сухой язык слизывает с моего горла горячую кровь. Как тонкие, фиолетовые губы расходятся в ухмылке.
Сжимаю в кулаке рукоять реберных ножниц. Выдыхаю.
— Подыхай!
Бью. Под челюсть, в шею. Снова и снова, слушая бешеный визг чудовища, ощущая, как кривые лезвия разрывают горло пополам, разламывая хрящи и кости. Из рваных ран хлещет черная кровь. Заливает мне руку, брызгает на лицо, но я не останавливаюсь. Бью чаще и сильней.
— Подыхай, подыхай, подыхай!..
Злая пена застревает между зубами.
И даже когда тварь замолкает, обмякнув на моей груди, я продолжаю бить. И останавливаюсь только, когда голова уродливым фурином повисает на позвонках и сухожилиях.
Сплевываю вязкую черноту.
— Гадина…
Ножницы глухо звякают о кафель.
Кем бы ни было это существо, оно вышло из тьмы. Из самых дальних ее комнат, двери которых заперты тяжелыми печатями света. Их невозможно открыть изнутри. А значит…
Сталкиваю груз тела вниз. Оно скользит безвольно, будто мешок перемороженной картошки, сброшенный на дно погреба
С трудом встаю со стола. Челюсть пульсирует. Ноет. Нащупываю языком глубокие ямы в деснах забитые обломками корней. Сплевываю. Снова и снова. Но кровь не останавливается.
Лампы продолжают гореть. В агонии.
Мне нужно уходить.
— Кто ты?
Склоняюсь над тварью, пытаясь различить черты, изуродованного ножницами, лица. Но память молчит. Вижу раззявленный рот над черной дырой горла, и вспоминаю, как из него несся этот странный, гнилой шепот. Ответ на мой вопрос.
