Джон Гришем - Вердикт
Все ее лицо представляло собой сплошную огромную улыбку, но взгляд был недобрым.
— Николас Истер, — представился он, протягивая руку навстречу ее рукопожатию. Она крепко сжала его руку, мстительно тряхнула ее и отыскала имя в своем списке. Затем одарила Николаса еще более широкой улыбкой и сказала:
— Добро пожаловать в комнату присяжных. Вы впервые участвуете в суде?
— Да.
— Входите. — Она почти втолкнула его в комнату. — Кофе и пончики там. — Она потащила его за руку в угол. — Я сама их испекла, — похвасталась она, протягивая корзинку с масляными черными булочками. — Это своего рода традиция. Я всегда приношу их в первый день судебного заседания и называю своими “присяжными пончиками”. Возьмите.
На столе стояло несколько подносов с аккуратно разложенной сдобой разных сортов. Из двух кофейников поднимался пар. Пластиковые тарелочки, стаканчики, ложечки, вилки, сахар, сливки и разные сладости. Посредине стола красовались “присяжные пончики”. У Николаса не было выбора, он взял один.
— Я пеку их уже восемнадцать лет, — сказала женщина. — Когда-то я добавляла в них изюм, но от изюма пришлось отказаться. — Она закатила глаза, словно собиралась поведать ужасно скандальную историю.
— Почему же? — вынужденно спросил Николас.
— Потому что от изюма пучит. А в зале бывает слышен любой звук. Понимаете, что я имею в виду?
— Догадываюсь. — Кофе?
— Я сам, спасибо.
— Прекрасно. — Она развернулась и указала на стопку бумаг в центре длинного письменного стола. — Это инструкции, разработанные судьей Харкином. Он просил каждого присяжного ознакомиться с ними и поставить свою подпись. Потом я соберу листочки.
— Благодарю вас.
— Если понадоблюсь, я в коридоре у входа. Я всегда там сижу. На время этого процесса они собираются поставить рядом со мной охранника, представляете? Отвратительно. Наверное, какого-нибудь болвана, который шагу не может ступить без ружья. Впрочем, это будет, кажется, самый громкий процесс из всех, какие здесь когда-либо слушались. Я имею в виду, из гражданских процессов. Что касается уголовных, то вы вообразить себе не можете, что здесь бывает. — Она взялась за дверную ручку и дернула ее на себя. — Итак, я рядом, любезнейший, если понадоблюсь.
Дверь закрылась, и Николас остался с пончиком в руке. Он осторожно откусил кусочек. Отруби и сахар, больше почти ничего. Истер вспомнил о звуках, раздающихся порой в зале суда, бросил пончик в мусорную корзину и налил себе черного кофе в пластиковый стаканчик. Если они собираются держать его здесь от четырех до шести недель, неплохо было бы позаботиться о настоящих чашках. А кроме того, раз округ расщедрился на пончики, значит, может позволить себе и бейгели с круассанами.
Кофе не декофеинизирован, отметил Николас. Кипятка для чая он нигде не увидел — ну а если кто-то из его новых друзей не пьет кофе? Хотелось бы, чтобы обед оказался получше. Он не станет есть салат из тунца шесть недель подряд.
Вокруг стола, занимавшего середину комнаты, аккуратно стояли двенадцать стульев. Толстый слой пыли, покрывавший здесь все три недели назад, исчез, помещение выглядело убранным, готовым к использованию. На одной стене висела большая доска, на бортике которой лежали тряпки для стирания и новенькие кусочки мела. Три больших — от пола до потолка — окна на противоположной стене выходили на лужайку, все еще зеленую и свежую, хотя лето окончилось месяц тому назад. Николас остановился у окна, наблюдая за пешеходами, сновавшими по тротуарам.
В инструкциях судьи Харкина содержалось несколько указаний и множество запретов. “Соберитесь и выберите председателя. Если вы не сможете этого сделать, уведомьте Его честь, и он с радостью назначит кого-нибудь. Постоянно носите красно-белые значки присяжных. Их раздаст Лу Дэлл. Приносите с собой что-нибудь почитать на случай временных простоев. Не смущайтесь спрашивать обо всем, что вам неясно. Не обсуждайте между собой обстоятельств дела до тех пор, пока не последует распоряжение Его чести. Не обсуждайте обстоятельств дела ни с кем другим. Абзац. Не покидайте без разрешения здание суда. Не пользуйтесь без разрешения телефоном. Обеды будут подавать в комнате присяжных. Меню будет раздаваться каждый день перед началом заседаний. Немедленно сообщайте, если с вами или с кем-нибудь, кто вам известен, попытаются вступить в контакт в связи со слушаемым делом. Немедленно ставьте в известность суд обо всем подозрительном, что вы увидите, услышите или заметите, независимо от того, связано или не связано это с исполнением ваших обязанностей присяжного”.
Странные инструкции, во всяком случае, эти две последние. Но Истер знал подробности табачного дела в восточном Техасе. Там дело рассыпалось через неделю после начала слушаний потому лишь, что обнаружили таинственных людей, снующих по городку и предлагающих крупные суммы денег родственникам присяжных. Людей этих так и не поймали, и никто никогда не узнал, на какую из сторон они работали, несмотря на взаимные гневные обвинения. Трезвые наблюдатели склонялись к тому, что это дело рук ребят из табачных компаний. Было похоже, что жюри присяжных симпатизировало именно ответчику, и защита с восторгом встретила объявление о том, что рассмотрение дела прекращается в связи с допущенными в ходе его нарушениями закона.
Хотя доказать это было невозможно, Николас не сомневался, что за всем этим маячил призрак Рэнкина Фитча. И был уверен, что Фитч не задумываясь переметнется на сторону его новых друзей.
Николас поставил подпись под своим экземпляром инструкций и оставил его на столе. В коридоре послышались голоса: Лу Дэлл встречала нового присяжного. Дверь резко распахнулась, и первым, постукивая перед собой палкой, вошел мистер Херман Граймз. Жена шла рядом, не прикасаясь к нему, она осматривала комнату и тихо описывала ее мужу: “Длинная комната, двадцать пять на пятнадцать, вытянута перед тобой, в центре стол, вокруг него — стулья, ближайший стул в восьми футах от тебя”. Он внимательно слушал, поворачивая голову в направлении тех объектов, о которых она рассказывала. Позади нее в дверном проеме стояла, вытянув руки по швам, Лу Дэлл, она сгорала от нетерпения накормить слепого присяжного своим пончиком.
Николас сделал несколько шагов навстречу и представился, потом схватил протянутую Херманом руку, и они обменялись любезностями. Поприветствовав также миссис Граймз, Истер повел Хермана к столу, налил ему стаканчик кофе со сливками, положил сахар, размешал и стал описывать пончики и булочки, нанося тем самым упреждающий удар по Лу Дэлл, замешкавшейся в дверях. Херман не был голоден.
— У меня есть любимый слепой дядюшка, — сообщил Николас к сведению всех троих, — почту за честь, если вы позволите мне помогать вам, пока будет продолжаться суд.
— Я вполне способен справиться сам, — с оттенком возмущения сказал Херман, но его жена, не сдержав благодарной улыбки, подмигнула и кивнула Николасу в знак согласия.
— Нисколько в этом не сомневаюсь, — ответил Николас, — но я знаю, что есть масса мелочей... Просто я хотел бы быть вам полезным.
— Благодарю вас, — после короткой паузы сказал Граймз.
— Благодарю вас, сэр, — эхом отозвалась его жена.
— Я буду снаружи, если понадоблюсь, — сказала Лу Дэлл.
— Когда мне за ним прийти? — спросила миссис Граймз.
— В пять. Если заседание закончится раньше, я позвоню. — Отбарабанив инструкции, Лу Дэлл закрыла дверь.
Глаза Хермана закрывали темные очки. Шевелюра была темной и густой, хорошо напомаженной, он начинал седеть.
— Нужно выполнить еще кое-какие бумажные формальности, — сказал Николас, когда они остались одни. — Сядьте на стул, который стоит перед вами, я прочту вам правила.
Херман нащупал стол, поставил на него свой кофе, затем пошарил рукой в поисках стула, ощупал его кончиками пальцев, определил нужное направление движения и сел. Николас взял в руки листок с инструкциями и начал читать.
После того как целые состояния были истрачены на отбор присяжных, мнения уже ничего не стоили. У каждой стороны было свое. Эксперты защиты поздравили себя с тем, что подобрали такое прекрасное жюри, хотя в большей степени это была заслуга легиона юристов, работавших круглые сутки. Дурр Кейбл видывал и худшие составы жюри, но случались и гораздо более удобоваримые. Впрочем, он давно понял, что все равно совершенно невозможно предсказать заранее, как поведет себя жюри, каким бы оно ни казалось на первый взгляд. Фитч радовался, разумеется, настолько, насколько мог себе позволить, хотя не переставал ворчать и злобствовать по всякому поводу. В жюри вошли четыре курильщика. Он верил, хотя и не высказывался об этом вслух, что побережье залива с его многочисленными казино и кабаками, где прислуживали обнаженные до пояса официантки, а также в силу его близости к Новому Орлеану было не худшим местом для нынешнего процесса, так как славилось терпимостью к греховным утехам.
