Петр Киле - Таинства любви (новеллы и беседы о любви)
Обзор книги Петр Киле - Таинства любви (новеллы и беседы о любви)
Петр Киле
ТАИНСТВА ЛЮБВИ
Новеллы и беседы о любви.
ПОСВЯЩЕНИЕ
* * *
Есть девушка – роза.
Она столь пригожа!
И девушка – лилия есть,
Любви беспокойная весть.
Есть девушка – словно фиалка,
Скромна, как сестра и весталка!
Калужница – пышной краса,
Невинные в блуде глаза.
Есть девушка, точно ромашка,
Из детства цветущая ласка!
И лета чудесные сны
В саду расцветает жасмин.
Не счесть всех сестер твоих, Флора,
Краса всепобедного взора!
Таинства любви отнюдь не сводятся к сексу, - это таинства жизни, таинства природы, таинства женственности, таинства вдохновения, что предстает поэзией и красотой бытия.
ЧАСТЬ I
ОГНИ МОСКВЫ
1
Живя на берегах Невы, я любил приезжать в Москву, она обладала современной новизной, и даже ее холмистость мне нравилась. Видеть город на разных уровнях и в перспективе всегда интересно, словно совершаешь восхождение в горах.
Ныне же Москва – всего лишь один из мировых мегаполисов, да на стадии ломки и нового строительства в то время, как другие уже вполне оформились, как Нью-Йорк или Токио.
На Тверской у книжного супермаркета промелькнула девушка, в судьбе которой нам суждено принять участие.
* * *
Ты свежа, молода и проста,
Высока и стройна, как мечта,
Что ликует порою весенней
Под небесного купола сенью,
Где взлетает жаворонок ввысь,
И трепещет в музыке мысль,
А сравнить ее можно лишь с песней:
Нет тебя и родней, и чудесней.
Ты мила и прелестно проста,
И умна, как сама красота.
Совершенство? Ах, нет здесь секрета:
На нежнейших устах сигарета,
Одиночества горького знак,
Иль греха расцветающий мак?
Девушку звали Роксана, а попросту Сана, как окликали ее подружки. Она приехала учиться в столицу, как некогда Василина, ее мать.
Из затемнения появляется девчушка в гетрах, что-то такое она выделывает, а ее снимает на видео дружок.
* * *
Тонка и угловата, лет пятнадцать,
Играет, как сама с собой в пятнашки,
Иль замирает как бы в трансе,
Кружась в свободном танце,
С улыбкой детской торжества,
Как на березах ранняя листва.
Сняв платье, в трусиках предстала,
А груди проступают мало,
И в гетрах щеголяла, что ей шло,
Неглупая: что на нее нашло?
Дружок твой снял игру в стриптиз невинный
И продал юность и весну, а с ними
Любовь и будущность твои, злодей,
С беспечной грацией твоей!
Вполне возможно, что это Сана школьницей, или одна из подобных ей, которых привлекают, как бабочек, огни Москвы. И вот она в столице, мы замечаем ее перед зданием Академии шоу-бизнеса, как она идет по дорожке, делает шаг в сторону, заговаривая по телефону…
* * *
Шаг в сторону по зову телефона,
Остановилась на краю газона,
Разговорилась, поднимая взор
До неба, где такой простор,
Быть может, для защиты,
Слегка отставив ножку… Афродиты,
Изящную столь в брюках и в туфлях,
Когда в них таинство и нега вся!
- Послушай, Сана, - говорит миловидная женщина с виноватой улыбкой нежного внимания, - я сама тебя склонила пойти в гости к Весниным, теперь же вынуждена пойти на одну встречу по делу…
- Понимаю, мама, - рассмеялась Сана, рассматривая белые облака в небе, - деловая встреча!
- Ведь нас там ждут. Тебе придется одной заехать к ним и провести вечер…
- Обратить внимание на Диму, который едва разговаривает со мной по телефону, не вступает в контакт со мной от себя, передает трубку матери или отцу?
- Он так себя вел? – рассмеялась Василина. – Сколько же ему лет? Я помню его милым подростком…
- Ну да, разговаривает по телефону, как подросток, который занят своими делами… А ведь взрослый мужчина и даже интересный!
- Ага! – рассмеялась Василина
Сана тоже рассмеялась.
2
Как-то весной Дмитрий Веснин забрел в места детства и первой юности, в ту часть сада неподалеку от школы – среди вековых деревьев с покатой поляной, казалось, глухой и отдаленной, что даже пугало, хотя тут же шли аллеи, а за железной оградой проносились машины… В эту глушь в детстве он заглядывал словно в лес за деревней, а вокруг Москва, что и было интересно. И тут произошло нечто удивительное, на грани сна и воспоминаний…
Случилось быть ему в саду весеннем.
Под пологом ветвей, что сени
Пещеры нимф за грудой скал,
Где в детстве что-то он искал,
И вдруг вбежала девушка - откуда?
Тонка и грациозна, вся - как чудо!
Не может быть, она? Она!
Она по-прежнему юна?
Еще юней, чем знал он в детстве,
Не деревце, скорее ветви,
Как поросль свежая чиста,
Нескладной кажется, а красота!
И ей он узнаваем до улыбки,
Пусть свет очей и тени в роще зыбки.
- Не сон ли это? Вас я узнаю, - как будто про себя промолвил Веснин, - и юность вашу, как свою...
- А я вас узнаю по фото, - просияла девушка с усмешкой, - из маминых...
- Ах, вот что! Но схожесть поразительная... Нет! Глаз чистых задушевный свет любви и восхищенья, - усомнился он, - где сыщешь повторенья?!
- Она была в вас влюблена, и я взглянула, как она.
- Не может быть! Любовь неповторима...
- Я не сказала, что люблю, любима.
- Но взгляд? Но голос? Все любовь... Ужели это лишь струится кровь у юности, ликующей беспечно? Иль все-таки любовь предвечна? Увы! Вы спрятали сиянье глаз... И нежный свет души ее погас. Свет жизни, словно Эвридика вернулась вспять стопою тихой, померк, и воцарилась ночи мгла.
Девушка ответила серьезно:
- Я вашей Эвридикой не была, а мама и не знала ваших песен... Напев неровный их чудесен...
- Я что Орфей, а Эвридика - ты, и это отнюдь не мечты, а жизнь, взошедшая из тьмы столетий, пусть на мгновение, как все на свете.
Девушка справилась:
- Вы были на ее могиле?
- Нет. Я не решился разузнать, так свет померк в моих глазах с известьем о смерти той, с которой вместе я здесь бродил, влюблен и юн, и был пронзен тоскою вещих струн, что всколыхнули царство теней... Она являлась здесь из песнопений, как вы внезапно из весны, ее весны, усопшей милой сны.
- Благодарю за память и сонеты! Ох, эти мне поэты! Жизнь упуская, чем живете вы?
- Поэзией.
- Увы! Увы!
- Дитя! Поэзия одна нетленна. А жизнь, как и весна твоя, мгновенна.
- Поэтому я и спешу и жить, и хоть кого-нибудь любить. – И вдруг придумала. - Хотите, мы уедем с вами, для рифмы, ну, в Майами?
Он рассмеялся:
- Добро! Уедем мы в Нью-Йорк на чтенье лекций, кстати...
- Ой! Мне в школе маяться еще три года.
- Есть школы и в Нью-Йорке, а природа там мягче, чем в Москве, твердят.
- Понятно, все смеется, очень рад.
- Ничуть. Как мы надумаем, так будет, что б ни сказали люди...
И вдруг интимно зазвучавшим голосом:
- Но ты ж меня не знаешь совершенно!
- Прекрасное на свете неизменно!
- Не Эвридика я, ты не Орфей.
- Хотим, мы первообразы людей, вступая в жизнь из детства, когда взыскуем совершенства...
Фантазия поэта увлекла,
Как жизнь чудесно расцвела
Из новых юных поколений,
Сходящих ныне в царство теней...
О, чья насмешка - жизни срок,
Летящий черной птицей рок?
А красота лишь песней отзовется
И по Вселенной вознесется.
3
Интерьер московской квартиры с мебелью, ныне драгоценной, как антиквариат. В окнах виды Москвы сверху. Дом стоит, очевидно, на холме, сам по себе невысок, верхушки вековых деревьев достигают плоской с оградой крыши, ухоженной, как японский садик. Небо затянуто облаками, и, кажется, наступил вечер, но просвет в вышине изливает свет весеннего дня, с явлением Хора девушек, похожих на изображения на экране за ветками деревьев и вполне реальных.
ХОР ДЕВУШЕК, выступающих в различных обличьях: актрис, светских дам, студенток и ведьм (от трех до семи - ВИКА, ЮНОНА, КАССАНДРА, АСЯ, КСЕНИЯ).
ХОР ДЕВУШЕК
(переговариваясь, пляшут)
- Где мы? - Кто мы? - Я помню лишь откуда.
- Мы нимфы из Эллады? - Голливуда!
- Ах, значит, ведьмы мы? - Нет, из актрис,