Джонатан Келлерман - Патология
Было заметно, что семейство Рамирес старалось держать дом в порядке: маленькая лужайка, хотя и пожелтевшая, была аккуратно подстрижена, а цветы на кривых клумбах стоически переносили раннюю весеннюю жару. На деревянном крыльце детская прогулочная коляска, а рядом — непонятного назначения гипсовый пьедестал, позолоченный краской из баллончика.
Бонни не было дома, с Роки нянчилась ее мать. Малыш спал в кроватке, втиснутой в тесную гостиную. Полы в доме деревянные, потолки низкие. Пахнет вкусной едой и еще, едва заметно, — грязной пеленкой.
Анна Рамирес была женщиной невысокой, полной, с окрашенными в рыжий цвет волосами, пухлыми щеками и дряблыми руками. Из-за глаз, превратившихся едва ли не в щелки, ее взгляд казался подозрительным, даже когда она старалась проявить добросердечие. Голос и певучая речь выдавали в ней жительницу Бойли-Хайтс.
Она пригласила их за стол. Принесла банки с содовой и вазу с крендельками, посыпанными солью. Рассказала, что отец Бонни прошел Вьетнам, войну он пережил, а в мирное время погиб на строительстве большого здания: придавило тяжелым оборудованием. Бережно, словно икону, сняла со стены фотографию. На снимке был запечатлен красивый мужчина в военной форме. Портила его плохая кожа — к сожалению, этот генетический изъян унаследовала и Бонни.
— Не знаете, когда вернется Бонни? — спросила Петра. Анна Рамирес покачала головой и нахмурилась.
— Вы с ней разминулись. Она приходит и уходит. Прошлой ночью ее не было дома. Пришла, спала до десяти и снова ушла.
— Поздно возвращается?
— Всегда.
Роки пошевелился в кроватке.
— Я не хочу его разбудить, — сказала Петра.
— Не беспокойтесь, — успокоила ее Анна. — Он крепко спит.
Она посмотрела на вазочку с крендельками на коленях Петры, и Петра съела одну штуку.
— Могу я вам еще что-нибудь предложить?
— Нет, спасибо, мэм. Вы знаете, зачем мы пришли?
— Видимо, из-за стрельбы в Голливуде. Бонни мне рассказывала.
— И что она сказала?
— Что все произошло на стоянке. Она слышала выстрелы, но ничего не видела. Говорила, что разговаривала с женщиной-полицейским. Это были вы?
Петра кивнула.
Анна Рамирес посмотрела на Айзека изучающим взглядом.
— Вы похожи на моего племянника Бобби. Айзек слабо улыбнулся.
— Среди тех, кого подстрелили, была девушка, которую не удалось опознать.
— И что же, родители ее не хватились?
— Никто не приходил, мэм.
— Печально.
Маленький Роки запищал, зашевелился, заревел. Анна Рамирес подошла к кроватке и вынула ребенка. Бедный малыш раскраснелся, и немудрено: так кутать ребенка в жару!
Анна села в кресло и положила внука на полные колени. Роки срыгнул и снова уснул. Щечки в ямочках, черные кудрявые волосы. Очарование. Петра заметила, что ногти ребенка аккуратно подстрижены, а одеяльце безупречно чистое.
— Какой красивый малыш, — сказала она. Анна Рамирес вздохнула.
— Очень беспокойный. Итак, вы говорили о девушке…
— Я подумала, может, Бонни ее знает, — сказала Петра. Поняла вдруг, что употребляет единственное число, с тех самых пор как вошла в дом. Что же она об Айзеке забыла? Он сидел на стуле, прямой и неподвижный, словно у него должны были взять интервью.
— А у Бонни вы не спрашивали, знает ли она эту девушку?
— Спрашивала, и она сказала — нет. Я решила еще раз проверить.
Анна Рамирес нахмурилась.
— Вы ей не верите.
— Дело не в том…
— Да ничего. Иногда я и сама ей не верю.
Петра надеялась, что улыбка у нее получилась сочувственной.
— Ее братья окончили школу, двое работают в фирме «Джей Си», а вот Бонни никогда не любила школу. Вообще-то, она девочка хорошая… — Она глянула на Роки. — Так уж получилось… Теперь я опять стала мамой, ну и хорошо. Бонни нельзя ничего сказать, единственное, на чем я настаиваю, это чтобы она окончила школу. Без диплома сейчас и работы нормальной не найти.
Петра кивнула, а Анна снова вздохнула.
— В любом случае, мэм, когда Бонни придет домой, будьте добры, позвоните мне.
— Обязательно, — заверила ее Анна. — Вы думаете, что убитая девушка могла быть приятельницей Бонни?
— Этого я вам не могу сказать, мэм.
— А как она выглядела?
— Невысокая, полноватая. На ней были розовые кроссовки.
— Тогда это, наверное, Джеки, — сказала Анна Рамирес. — Джеки Оливарес. Она невысокая, и раньше была намного толще, потом похудела. Но все равно тоненькой ее не назовешь. И у нее есть проблемы.
— Какие проблемы?
— Два ребенка. Мальчик и девочка. А ведь ей только семнадцать.
— Вы когда-нибудь видели на ней розовые кроссовки? Анна приложила ко рту палец. Роки снова зашевелился и она тихонько покачала его на коленях, убрала с лобика влажные волосенки.
— Нет, — сказала она. — Таких туфель я на ней не видела. Но Джеки сюда больше не ходит. Я сказала Бонни, чтобы она не приходила.
— Дурное влияние, — сказала Петра.
— Вот-вот.
— У меня есть фотография неопознанной жертвы, мэм, но должна предупредить, что зрелище не из приятных.
— Фотография мертвой девушки?
— Да, мэм.
— Я видела мертвецов и мужа мертвого тоже, так что показывайте.
Петра вынула наименее страшный снимок, из тех, что были сделаны в морге, и подала ей.
— Это не Джеки, — сказала Анна. — Эту девушку я никогда не видала.
Адрес, который сообщила Сандра Леон, был неподалеку от дома Рамирес, но, когда они туда подъехали, Петра поняла, что девчонка ее обманула.
На месте дома с указанным номером находились заколоченные винные погреба. Давно заброшенные строения стояли на заросшей кустарником улочке. Повсюду граффити. По улице бессмысленно слонялись злобные парни — бритые головы, татуировки по всему телу.
Петра поспешила выбраться отсюда, выехала на авеню Сото, неподалеку от морга, и остановилась на территории газозаправочной станции. Там она купила кофе для себя и колу для Айзека. Он попытался отдать ей деньги, но она и слышать об этом не хотела. Пока пили, она набрала номер телефона Западной педиатрической больницы и попросила соединить ее с онкологическим отделением. Долго ждала.
Услышав, что спрашивают адрес Сандры Леон, секретарь на другом конце провода сказала: «Это конфиденциально».
Петра легко солгала:
— У меня есть причина думать, что мисс Леон находится в опасности.
— Из-за болезни?
— Из-за преступления. Она стала свидетелем убийства с большим числом жертв.
Долгая пауза.
— Вам нужно поговорить с ее врачом.
— Пожалуйста, соедините меня.
— Фамилия… Леон… хорошо, нашла. Имя — Сандра. Второго имени нет. Ее лечащий врач — Кацман. Сейчас я вас соединю.
На другом конце линии Петра услышала мягкий мужской голос.
— С вами говорит доктор Боб Кацман. Я в отъезде, буду через две недели, но вы можете оставить свое сообщение. Если требуется срочное медицинское вмешательство по линии онкологии, звоните по номеру…
Петра не дослушала и снова соединилась с секретарем.
— Доктор Кацман уехал на две недели. Все, что мне требуется, — это адрес Сандры Леон.
— Вы из полиции?
«Да, я из полиции, детка».
— Детектив Коннор.
Петра произнесла свою фамилию по буквам.
— Голливудский участок, могу сообщить номер своего жетона, если хотите, проверьте…
— Нет, не надо. Я посмотрю в истории болезни. Спустя пять минут Петра располагала адресом Сандры
Леон.
Девушка обратилась в больницу сама.
— Ей исполнилось восемнадцать?
— Не знаю, — сказала женщина в регистратуре.
— Есть ли в ваших документах имя взрослого человека?
— Мм… вроде бы нет.
— Кто оплачивает ее счета?
— ОЗД — онкологическая защита детей, это региональный фонд.
— Родственники участия не принимают?
— Она не одна такая, — сказала регистратор. — К нам то и дело поступают сбежавшие из дома подростки. Это же Голливуд.
Полученный адрес Сандры был на Гауэр-стрит, к северу от Голливуда. При быстрой ходьбе туда можно было дойти за несколько минут.
Петра выехала на автостраду.
— Видите, — сказала она Айзеку. — Такая тягомотина.
— А мне кажется, что это интересно, — возразил юноша.
— Что интересно?
— Процесс. Мне нравится, как вы складываете одно с другим.
Петра не верила в то, что она хоть что-то сложила. Посмотрела на Айзека. Не заметила и следа иронии на его лице.
— Я с интересом наблюдаю за тем, как к вам относятся люди. Например, мать Бонни. Она сразу увидела, что человек вы авторитетный, и отнеслась к вам с уважением. Она консервативная женщина, гордится военным прошлым своего мужа и к своим обязанностям относится серьезно.
— В отличие от дочери. — Да.
— Пропасть между поколениями, — сказала Петра.
— Да, — подтвердил он. — Люди поколения Бонни считают себя свободными от условностей.
— Вы думаете, это плохо? Айзек улыбнулся.
