Джонатан Келлерман - Патология
Отправив письмо, вынула из шкафчика сумку, но мысль о пустой квартире пугала. Налила чашку кофе из общественной кофеварки, чтобы немного взбодриться.
Кто-то оставил возле кофеварки пачку рулетов. С виду далеко не первой свежести — засохли по краям. А вот яблоко оказалось вполне съедобным, она взяла его, прихватила жевательную резинку с кофейным вкусом и пошла к столу.
Каплан и Салас ушли, а сменщики еще не явились. Она сидела в одиночестве, просматривала старые послания и почту — ничего интересного. Затем заполнила длиннющий бланк пенсионного фонда и бланк медицинской страховки.
Осталось заняться списком Айзека.
«28 июня».
Она выбрала голливудские происшествия из перечисленных шести, переписала имена жертв, вернулась к компьютеру, загрузила данные в статистический файл и включила поисковую систему.
Как и утверждал Айзек, все четыре преступления не раскрыты. Из четырех детективов, назначенных на эти дела, Петра знала двоих.
Нейлу Уолгрену досталось последнее убийство — Кертис Хоффи, двадцатилетний наркоман. Дело Джуэл Бланк взял Макс Стоукс.
Нейл уже перевелся в одно из подразделений Долины: он хотел сократить время на дорогу из дома. Произошло это вскоре после дела Хоффи. А Макс Стоукс вышел в отставку почти год назад.
Получается, оба преступления перешли в разряд «висяков».
И Нейл, и Макс были компетентными профессионалами. Должно быть, берясь за эти дела, они не знали, что скоро уйдут.
Во всяком случае Петре хотелось бы так думать.
Дела должны быть переданы другим следователям, но данных об этом в компьютере не оказалось.
Тогда она пошла по следам расследования третьего убийства. Корал Лэнгдон, женщина, погибшая вместе со своей собакой в Голливуде.
Это дело было передано Ширли Леонис. Увидев ее имя, Петра почувствовала, что глаза ее вновь на мокром месте.
Когда Петра пришла работать на голливудский участок, Ширли была единственной женщиной в отделе, занимавшемся убийствами. Невысокая, плотная, пятидесятидвухлетняя женщина с короной золотистых с проседью волос. Ширли больше походила на учительницу, чем на детектива. Замужем за полицейским, регулирующим уличное движение. У нее было пятеро детей, и к Петре она относилась как к шестому ребенку, всячески старалась облегчить жизнь девушке из убойного отдела, заботилась даже о том, чтобы в дамской комнате всегда были тампоны. Никому другому это и в голову бы не пришло.
В прошлом декабре Ширли погибла, катаясь на лыжах. Налетела на дерево. Дурацкое, чертово дерево.
Петра тихонько всплакнула, потом осушила слезы и перешла к четвертому голливудскому убийству. Хронологически оно было первым из шести. С этого убийства начиналась выборка Айзека.
Марта Добблер, женщина, отправившаяся в театр с друзьями. Убийство произошло шесть лет назад, задолго до того как Петра начала работать. Дело вели два детектива, о которых она не слышала, — Конрад Баллу и Энрике Мартинес.
Эти полицейские ушли из участка раньше, чем она туда устроилась. Возможно, еще одна парочка пенсионеров.
Кто знает, может, они поступили мудро?
Впрочем, теперь это уже неважно.
ГЛАВА 10
Когда Петра в десять часов утра явилась на работу, Айзек сидел в углу за своим столом, согнувшись над документами. Он притворился, будто не заметил ее прихода.
Ее мутило от голода и вовсе не хотелось с ним нянчиться.
К половине одиннадцатого, проглотив две чашки кофе, она смогла взять себя в руки. Встала из-за стола, жестом указала Айзеку на дверь, и он последовал за ней со своим кейсом. Вчерашнего костюма не было. Он надел темно-синие слаксы, рубашка и галстук тоже были темно-синими. Одежда для поездки. Нынешние ребята любят однотонную гамму. На Айзеке эта одежда выглядела почти как костюм.
Из здания они вышли вместе, но не разговаривали. Петра оставила свой «аккорд» на стоянке, взяла из гаража служебную машину без опознавательных полицейских знаков. Уже несколько лет существовал запрет на курение, тем не менее автомобиль провонял табаком. С первой попытки двигатель не завелся.
— Негодная техника, — сказала она Айзеку. — Доложите об этом Рейсу.
— Мы с ним на такие темы не разговариваем.
Петра выехала на улицу. Айзек не улыбался. Неужто она его обидела? Только этого не хватало.
— Первое, что нам нужно сегодня сделать, — сказала она, — это еще раз поговорить со свидетелями. Обеим девицам по шестнадцать лет, и они явно психовали, когда я с ними говорила. У одной из них, правда, есть причина нервничать, но не связанная с преступлением. У девушки лейкемия.
— Это логично, — согласился Айзек.
— У вас все в порядке?
— Конечно.
— Спрашиваю, потому что вы все молчите.
— Мне нечего сказать. Взмах рукой.
— Со мной это, кажется, редко бывает.
— Да нет, — сказала он, — вы не болтливы, вы умны. Снова молчание.
Она вела драндулет по туманным голливудским улицам. Айзек смотрел в окно.
Эрик тоже смотрел в окно, когда она сидела за рулем. Эрик — наблюдательный человек.
— Умные люди, Айзек, имеют право высказываться. Только дураки действуют мне на нервы.
Наконец-то улыбка. Только она мгновенно исчезла.
— Я с вами, чтобы наблюдать и учиться. И благодарен за то, что вы тратите на меня время.
— Нет проблем.
Она проехала по бульвару Голливуд к Западной, затем через Лос-Фелис, развернулась на автостраде Голден-стейт, свернула на Десятую Восточную и направилась к Бойл-Хайтс.
— Первую девушку зовут Бонни Анна Рамирес. Она живет в Восточном Лос-Анджелесе на Сто двадцать седьмой. Вы знаете этот район?
— Плохо. Там в основном живут мексиканцы. А он — сальвадорец.
Тем самым он ей тонко намекнул: разве мы похожи?
— Бонни шестнадцать, но у нее есть двухлетний ребенок. Отец — подросток по имени Джордж. На принца он мало похож. Вместе они не живут. Бонни бросила школу.
Полквартала проехали в напряженном молчании, затуем Айзек спросил:
— И что, она нервничала?
— Она этого и не скрывала. Вероятно, не жалует полицию. В полицейских отчетах ее имя не упоминается, но в таком районе можно безнаказанно сделать что угодно.
— Верно, — согласился Айзек. — ФБР подсчитало, что в криминогенных районах на одно принятое к рассмотрению дело приходится шесть, по которым ничего не сделано. Мое предварительное расследование доказывает, что эта пропорция занижена.
— В самом деле?
— О многих преступлениях даже не сообщают. Чем выше уровень преступности на данной территории, тем это ближе к действительности.
— Похоже на то, — сказала Петра. — Система не срабатывает, люди перестают верить.
— Бедные люди в основном подавлены. Возьмите хотя бы мой район. За пятнадцать лет нашу квартиру трижды обворовывали, украли мой велосипед, отца ограбили, автомобиль угнали, у маленького брата отняли деньги, которые ему выдали на завтрак. Не могу сказать, сколько раз пьяницы или наркоманы угрожали матери, когда она шла с работы домой. Слава богу, с нами не случилось ничего серьезного, но по крайней мере дважды в неделю мы слышим выстрелы, а полицейские сирены воют еще чаще. Петра ничего не сказала.
— Бывало и хуже, — продолжил Айзек. — Когда я был маленьким, существовали кварталы, в которые нельзя было зайти. Стоило надеть не те туфли, и ты покойник. Потом появились отряды «Крэш». Они хорошо поработали. После скандала в Рэмпартсе антигангстерскую полицейскую работу свернули, и бандиты снова обнаглели.
Он сжал кулаки.
Петра, помолчав, сказала:
— Теперь понимаю, почему вы исследуете преступления.
— Возможно, я сделал ошибку.
— Что вы имеете в виду?
— Чем глубже вникаю в ситуацию, тем большим разбазариванием времени кажутся мне академические штудии серьезных криминальных проблем. Многие из Моих профессоров до сих пор считают, что причины преступности коренятся в несправедливом устройстве общества. Под понятием «коренные причины» они подразумевают бедность. И этническую принадлежность, несмотря на то, что мнят себя либералами. Я же думаю, что на самом деле бедные люди хотят того же, что и остальные. Проблема криминала коренится не в бедности людей, а в плохих людях, которые грабят бедняков, потому что они беззащитны.
Петра поддакнула. Айзек, похоже, не расслышал.
— Наверное, мне следовало поступить на медицинский факультет. Подготовиться по специальности, заработать деньги, перевезти родителей в приличный район. Или, по крайней мере, купить маме машину, чтобы она не отбивалась по вечерам от пьяниц и наркоманов.
Махнул рукой.
— Впрочем, вряд ли мама сядет за руль.
— Боится?
— У нее свои принципы.
— Да, матери бывают такими, — сказала Петра. «И откуда ты только знаешь?»
— Скоро приедем, трасса вроде не забита.
Бонни Рамирес жила с матерью, тремя старшими братьями и маленьким Роки в крошечном домишке, обшитом желтой вагонкой. Хибару окружала ограда в виде ржавой цепи. Вдоль улицы, квартал за кварталом, стояли такие же дома. Их построили для американских солдат, возвратившихся со Второй мировой войны. Некоторые строения почти развалились, другие сверкали свежей краской.
