Бентли Литтл - Дом (др. перевод)
Такое положение дел было крайне печальным.
Нортон протер воспаленные глаза и поднял взгляд на часы над книжным шкафом. Полночь. Кэрол легла спать несколько часов назад, и ему тоже давно пора, но сначала был фильм про Гражданскую войну, потом нужно было проверять контрольные, и вот теперь уже наступил четверг. Нортон встал из-за стола и потянулся. Конечно, можно было поступить так, как поступили бы на его месте большинство коллег-учителей: отложить проверку контрольных на завтра. Или можно было бы вместо контрольной устроить тест и поручить проверку работ автомату.
Однако Нортон не собирался отступать от своих принципов, менять сложившуюся годами концепцию преподавания. И хотя он смертельно устал и сможет урвать лишь несколько часов сна, по крайней мере, завтра он пойдет на работу с чистой совестью.
Пройдя на кухню, Нортон поставил чашку в посудомоечную машину, затем направился в ванную, чтобы снять зубной протез.
Когда он вошел в спальню, Кэрол спала мертвым сном и храпела. Она не проснулась даже тогда, когда он зажег свет. Нортон разделся, аккуратно сложил одежду и положил ее на деревянную тумбочку из кедра в ногах кровати, после чего снова погасил свет. Добравшись на ощупь до кровати, забрался под одеяло.
Кэрол застонала во сне, заерзала, перевернулась на другой бок.
Тело жены было теплым, чуть ли не горячим. Она частенько называла Нортона «трупом» за то, что его тело всегда было холодным, и ему приходилось улыбаться, поскольку это было недалеко от истины. Он преуспел в жизни, и долгие годы потворства своим слабостям превратили его в полную развалину. Он был старым и сознавал это. Его нисколько не удивило бы, если б у него отказало сердце, печень или какой-нибудь другой орган.
Кэрол значительно моложе его – сорок пять лет против его шестидесяти двух. Нортон находил определенное утешение в сознании того, что он умрет первым. Разумеется, это был чистой воды эгоизм, но он всегда был в какой-то степени эгоистом, и это его нисколько не беспокоило. Ему не придется продолжать жить без Кэрол, не придется переносить еще одну сейсмическую подвижку в своем образе жизни. Естественно, Кэрол будет нелегко, но она сильнее его и справится. Черт возьми, возможно, даже снова выйдет замуж…
Так почему же он так мерзко ведет себя по отношению к ней?
Дело обстояло так далеко не всегда. Даже Кэрол вынуждена была это признать. Когда они только поженились, Нортон был от нее без ума, и хотя страсть со временем несколько остыла, он по-прежнему любил жену. Вот только сейчас она не столько очаровывала, сколько раздражала его. Его выводило из себя ее поведение, ее слова, поступки. И сам Нортон не мог сказать, в чем тут дело. Вероятно, во всем был виноват он сам. Кажется, Кэрол с годами совсем не изменилась. А вот он сам изменился. Переменилось что-то в его жизни, с годами дал о себе знать народившийся ген холостяцкого одиночества, благодаря которому Нортон теперь предпочитал не находиться в обществе, а побыть один. У него сложился определенный образ жизни, выработались привычки, и хотя он по-прежнему любил Кэрол, она по-прежнему была ему дорога и он по-прежнему в ней нуждался, ему становилось все труднее быть рядом с нею.
Нортон бросил взгляд на лежащую рядом женщину. Кэрол сохранила внешнюю привлекательность. Даже во сне, с раскрытым ртом, всклокоченными волосами, размазанным по подбородку, щекам и лбу ночным кремом она оставалась необыкновенно симпатичной женщиной. И Нортон не мог представить себе, что рядом с ним в постели не будет этого тела. Он по-прежнему получал удовольствие и тогда, когда Кэрол бодрствовала, – ему становилось все труднее переносить ее разговоры. Когда они сидели вместе в комнате – он читал, а она шила, или оба смотрели телевизор, каждый занимался каким-то своим делом, – все было прекрасно. И только когда начинали разговаривать друг с другом, обнажались различия между ними; только разговор вызывал у Нортона раздражение и враждебность, заставляя задуматься, не лучше ли ему было остаться холостяком.
Если б они с Кэрол оба были глухонемыми, то жили бы счастливо. Нортон устроился рядом с женой, и та во сне перевернулась на бок. Он положил руку ей на плечо, накрыл ладонью грудь, а она прижалась ягодицами ему к паху, даже во сне автоматически принимая позу, которая, как они уже давно выяснили, была наиболее удобной.
Несмотря на усталость и поздний час, Нортон заснул не сразу: его сознание концентрировалось на всем и ни на чем, мысли переходили от Кэрол к школе, от старых друзей к поездке в Италию, совершенной в 1953 году, и недавней поездке президента в Японию, витая все расширяющимися кругами; его сознание выстраивало логические цепочки, которые сначала казались натянутыми, но затем становились совершенно естественными, по мере того как сон вступал в свои права.
Нортон проснулся от яростной тряски.
Он тотчас же уселся в постели, чувствуя, как объятое паникой сердце колотится так, словно вот-вот вырвется из груди. Сначала ему показалось, что это землетрясение, но он быстро сообразил, что трясется одна только кровать, что раскидистый цветок рядом с зашторенным окном неподвижен, что остальная комната не трясется.
Нога лягнула его по ноге. Рука ударила наотмашь по животу.
Это была Кэрол.
У нее начались судороги.
Нортон растерялся, не зная, что делать. Сбросив одеяло, он соскочил с кровати и схватил одежду, кляня себя за то, что пропустил последний семинар по первой медицинской помощи, устроенный в школе для учителей. Тогда он думал, что ему это никогда не пригодится. Здоровье у Кэрол лучше, чем у него, а если у кого-нибудь постороннего возникнут проблемы, можно позвонить по 911, поэтому Нортон вместо того, чтобы идти на семинар, остался в классе готовить экзаменационные билеты.
И вот теперь он был перепуган, растерян, оглушен. Широко раскрытые глаза Кэрол безумно вращались, голова сотрясалась в частых спазмах. Из открытого рта вывалился язык, казалось, ставший вдвое длиннее нормального, и во все стороны летели брызги слюны. Влажные потеки протянулись на щеках и подбородке, отдельные капли падали на подушку, на простыню, Нортону на руку. Под его ладонью плечевые и грудные мышцы тела Кэрол напряглись, сжались в тугие канаты, удивительно сильные, и они не переставая дергались в пугающе неестественном ритме.
Нортон не знал, в чем дело. Он был уверен, что сердце тут ни при чем, но не мог даже предположить, что это – эпилептический припадок, инсульт или последствия опухоли головного мозга. Казалось, все происходит в кино: так вели себя на экране одержимые бесами, и Нортон понятия не имел, то ли ему нужно крепко держать жену, то ли лучше оставить ее в покое, то ли нужно дать ей какое-нибудь лекарство. Он где-то слышал, что, если у человека припадок, надо положить ему в рот бумажник, чтобы не дать проглотить собственный язык, однако язык Кэрол вывалился изо рта, и не было никакой опасности того, что она его проглотит.
Припадок не проходил.
Нортон не мог сказать, как давно начались судороги, как давно он проснулся, но даже если сделать поправку на его искаженное представление о времени, прошло уже по крайней мере несколько минут.
Кажется, припадок должен был бы уже закончиться?
Однако мышцы тела Кэрол только твердели еще больше, вибрирующие спазмы становились все сильнее и интенсивнее. Как долго человеческое тело сможет переносить нечто подобное без необратимых изменений? Не получит ли травму головной мозг, заключенный в бешено трясущейся голове? Что происходит с внутренними органами, находящимися в грудной клетке?
Изо рта Кэрол не вырывалось ни звука – был только неслышный, почти свистящий шум, издаваемый бьющимся в конвульсиях телом, тонущий в громком стуке спинки кровати, колотящейся о стену; но теперь где-то в глубине горла нарастал низкий гул, вибрирующий в такт неудержимо сотрясающейся голове.
Отпустив жену, Нортон соскочил с кровати. Все зашло слишком далеко. Судороги не проходили, не ослабевали, и было очевидно, что его попытки удержать ее тело, не дать ему трястись, усилием воли положить конец приступу оказались совершенно бесполезны.
Выбежав из спальни, Нортон бросился к телефону и, сорвав трубку, набрал 911, стараясь поднести ее к уху. Он объяснил ответившей ему женщине, бесстрастной словно робот, кто он такой, где находится и в чем дело, и хотя весь разговор продолжался, наверное, не больше одной минуты, ему показалось, что прошли все пятнадцать. Диспетчер пообещала тотчас же выслать карету «Скорой помощи». Нортон выронил трубку, не потрудившись положить ее на рычажки, и бегом вернулся в спальню.
К тому времени как он вернулся, приступ закончился. Кэрол больше не билась в судорогах.
Она была мертва.
Глава 4
Сторми
Сторми Сэлинджер возвращался из Таоса по переходящим одна в другую проселочным дорогам, пересекающим горы Сангре-де-Кристо. Ехать по автостраде было бы быстрее, но Сторми предпочитал окольный путь; на пустынных участках между соседними поселками он выжимал газ, чтобы сократить время.
