Жан-Кристоф Гранже - Конго Реквием
А что он мог сказать? Что подростком она постоянно пыталась уничтожить себя, уморив голодом? А потом старалась жить всем назло, став проституткой? Что ее единственная мечта – кино – отвергла ее?
– Сюда, пожалуйста.
Священник приглашал его зайти в склеп и встать рядом с могилой, чтобы бросить туда розу, которую ему выдали. Дежавю. Эрван был прав, когда отказался от цветов на похоронах отца. Сегодня Лоику стоило поступить так же.
– Если желаете, можете побыть один некоторое время и собраться с мыслями.
– Нет, – сказал он, бросая розу на землю.
Служитель напустил на себя сочувствующий вид, что раздражило Лоика еще больше. Этот человек, что бы он ни делал, оставался продуктом серийного производства. Ничто оригинальное или искреннее от него исходить не могло.
– Закройте все, – приказал Лоик рабочим, которые ждали на пороге. – Благодарю вас, святой отец.
С этими словами он развернулся и направился в сторону бульвара Эдгар-Кине по пустынным аллеям, держась очень прямо, чтобы не поддаться головокружению пустоты. Теперь, когда Гаэль похоронена, ему больше нечего было делать и не о чем думать. Или же, напротив, ничто больше не защищало его от потока отчаяния, который надвигался на него с самого Локирека.
Выйдя на бульвар, он решил дойти до дому пешком. Он больше не пользовался своим «астон-мартином». Машина была брошена на стоянке, как разонравившаяся игрушка. А еще он уже около месяца носа не казал в «Firefly Company», свою собственную компанию. Его партнеры не были светочами, но светили достаточно, чтобы продержаться без него несколько недель.
Бульвар Монпарнас. Если пойти к «Инвалидам», а оттуда по набережным к Трокадеро, он окажется дома меньше чем через час. Он крепко-накрепко запер все мысли о Гаэль и решил прокрутить в уме ход событий последних дней.
После устранения Человека-гвоздя пришлось срочно придумывать какой-либо сценарий, который можно представить широкой общественности. С покойником всегда проблема. Но когда он официально мертв уже три года, это становится настоящей чертовой головоломкой. Паскаль Виар, который со всей очевидностью сидел в этом дерьме по уши, взялся сам вторично похоронить Тьерри Фарабо, измыслив нового убийцу, якобы сбежавшего из Института Шарко. Тем более что у трупа было не лицо, а каша.
Официальная версия: Эрван Морван на протяжении многих дней преследовал беглеца, который убил одного из его людей, а конкретнее – женщину, Одри Венявски. В первый раз убийца ускользнул от него в деловой зоне «Марэ» в Жанвилье, но полицейский преследовал его до самой Бретани и уничтожил в ситуации законной самозащиты. Что касается вмешательства (совершенно противоправного) пилотов воздушно-морской школы Кэрверека, Виар взял «рогоносца за рога», как говорил Морван, и заявил, что он сам срочно вызвал ближайших солдат к месту столкновения.
Журналистам скормили весь этот бред во время пресс-конференции в Бресте, которую вел Виар himself, в субботу, 24 ноября, в присутствии окружного прокурора Кемпера, руководителя отдела уголовных расследований жандармерии подполковника Верни, которому было поручено расследование, главы воздушно-морской школы Кэрверека полковника Винка, а также длинной полуседой жерди по имени Жан-Луи Ласей, директора Института Шарко, который не произнес ни слова и сидел с сокрушенным видом.
Лоик, незаметно присутствовавший на спектакле, ушам своим не верил. Впрочем, он и сам был не очень заинтересован в раскрытии истины – ведь он уложил Фарабо из полуавтоматического пистолета, который нигде не был зарегистрирован, да и никакого разрешения на оружие у него не имелось.
Присутствующие очень быстро переключились на спецбольницу Шарко и те правила безопасности, которые установлены в такого типа заведениях. Вечный вопрос об опасности душевнобольных снова вышел на повестку дня, как после «драмы в По»[137] в 2004-м. Задавались и вопросы относительно возможной связи между столкновением в Локиреке и тем Фортом Шаброль, который был на всех первых полосах два месяца назад, кстати в том же районе. Категорический ответ прокурора: никакой связи.
Не будучи в курсе всех закулисных подробностей, Лоик пришел к двум неоспоримым выводам. Во-первых, Виар и Ласей были по самую маковку замешаны в истории со странным возрождением Фарабо. И второе: Эрван раскрыл их мрачные махинации и стал лишним свидетелем. А потому Лоик лично наблюдал за всеми переливаниями и уколами, которые делались его брату в «Cavale blanche», и предпринял все возможное, чтобы его не откладывая, прямо в воскресенье перевели в Париж, где воздух казался куда более «здоровым».
Когда он появился в квартире Эрвана, то получил полное подтверждение своих подозрений. Все было перевернуто, мебель разобрана на части, стены просверлены, планки паркета вывернуты. Не пропущено ничего. Нашли ли ребята Виара то, что искали?
И да и нет. Да – потому что Эрван оставил им кость, чтоб было что погрызть: свой ноутбук и жесткий диск, в котором содержались основные данные расследования, а также некоторые доказательства и свидетельские показания. Нет – потому что настоящие документы, как и тетради, куда Эрван заносил подробности своих изысканий, хранились в другом месте.
Все было спрятано в коробку с системой управления климат-контролем на паркинге, примыкающем к зданию. Лоик скрупулезно последовал инструкциям брата, оторвавшись по дороге от двух копов, которые ходили за ним по пятам. Похоже, Виару и его сбирам действительно не терпелось узнать, что же на самом деле раскопал Эрван.
Лоик открыл коробку при помощи отвертки, унес тетради и документы: протоколы бесед и прилагаемые фотографии были аккуратно уложены в пластиковые карманчики или разделены вкладышами – письменные принадлежности школяра, от которых у него сжалось сердце; потом он заперся у себя дома. Чтение заняло у него ночь с воскресенья на понедельник. Эрван все подробно записывал микроскопическим почерком, выдававшим его одержимость. Дважды по девяносто шесть страниц. Лоик отслеживал каждый этап его расследований – как французского, так и африканского. К этому прилагались свидетельские показания, фотографии, улики, к которым отсылали различные части заметок при помощи абзацев и номеров. Нужно еще учитывать его последний разговор с Жаном-Луи Ласеем за несколько часов до похорон Старика, которое Эрван записал в третью тетрадь на Бреа. Сначала Лоик ничего не понял в отдельно взятом тексте, но теперь этот элемент идеально укладывался в общий пазл.
Сейчас он вернулся к себе и был готов перемотать обратно весь фильм с последовательными шагами расследования. Промокнув под дождем, он согрелся под душем и сразу погрузился в тетради старшего брата, отметив походя, что, начиная с Бреа, ни разу не испытал ни потребности в наркотике, ни малейших мучений ломки: яд, который до сих пор заменял ему и воздух, и воду, и пищу, уступил место крайнему нервному напряжению. А точнее – желанию мести, которое им двигало.
Казнь Фарабо отнюдь не успокоила Лоика. У него было ощущение, что досье Эрвана скрывало еще одного тайного виновника. По крайней мере, он на это надеялся. Это не расследование было не завершено, а он сам. Он хотел снова пролить кровь. Уничтожить, чтобы утолить свою ярость. Жан-Луи Ласей? Паскаль Виар? Или кто-то еще, стоящий выше на иерархической лестнице? Исключено. Эти говнюки были виновны, но не в физическом смысле слова: никто из них не убивал лично – во всяком случае, в этом деле.
Терпение… Он обязательно найдет другого врага, чтобы утолить свою жажду. И только тогда он сможет обнулить счетчик и присоединиться к миру обычных людей.
137Эрван попросил Лоика купить два дешевых мобильника с предоплаченными симками. Таким образом, как он надеялся, они смогут посылать друг другу СМС, сидя напротив, и создавать иллюзию спонтанного общения. Он быстро выяснил, что не способен набрать что бы то ни было на клавиатуре мобильника, – с тремя пулевыми ранениями и разодранным горлом не так-то просто барабанить по крошечным кнопкам.
Они вернулись к старой доброй грифельной доске, как в школе, – да и то Эрван с трудом водил фломастером: весь обмен сводился к нескольким фразам.
– КАК ВСЕ ПРОШЛО?
В интенсивной терапии, утыканный иголками для переливания и датчиками, в окружении машин, которые следили за ним, питали, обследовали, Эрван казался себе бойцом, получившим временную передышку. Ничем не лучше Мэгги. Кстати, у нее-то как дела? Он озаботится этим позже. Сначала – похороны Гаэль.
– Печально, – просто ответил Лоик.
Эрван, лишенный голоса, понадеялся, что брат продолжит. Но нет, придется опять ему, со своим фломастером, трясущейся рукой и пропитанным морфином мозгом, поддерживать беседу.
– СОФИЯ БЫЛА?
– Она хотела прийти. Я не разрешил. Хотел быть один с Гаэль.