Олег Бондарь - Месть Мертвеца
Поерзавшись в тесном спальнике, я, наконец-то, сумел добраться до кармана брюк и вытащил зажигалку. Присветил, посмотрел на часы. Обе стрелки застыли, чуть не доходя до двенадцати. Самое время для всякой чертовщины. Мои друзья мирно ловили дрых рядом и, похоже, ничего не нарушало их сладкого отдыха.
Логичней всего было последовать их примеру и завалиться спать дальше. Только какое-то внутреннее беспокойство продолжало будоражить душу, не позволяя расслабиться до конца. При этом мысли мои, если, конечно, таковыми можно назвать кутерьму из разрозненных пазлов несобранной картинки, бессвязно стучались об черепную коробку, не выдавая ничего конкретного, и в то же время усиливая непонятную внутреннюю тревогу.
Бросив бесплодные попытки ухватиться за кончик хотя бы одной из них, я переключился от восприятия внутреннего мира к внешнему, и почти сразу понял причину, лишившую меня сна и покоя.
Жуткая, неприродная тишина с некой непостижимой силой давила на барабанные перепонки. Отсутствие каких-либо звуков, как будто само превратилось в нечто слышимое и ощутимое. Гулкая пустота наполняла все вокруг. Она без жалости поглотила реальные и обыденные звуки, и, прочно воцарившись в нашем маленьком мирке, выдавала свою кошмарную симфонию, в полноте оценить которую, наверное, могли лишь глухонемые от рождения.
В какой-то миг я не на шутку испугался, что оглох. Ведь не было слышно ни дыхания друзей, которые находились в каком-то шаге от меня, ни раздражавшего вечером шуршания веток о крышу, ни таинственного скрипа, ни мистического завывания, которые так пугали вечером.
Не осознавая своих действий, я поднес часы к уху, и вздохнул с облегчением. Маленький механизм работал, как ему и положено. Тихонькое тиканье ощущалось явственно и отчетливо. Однако, стоило мне убрать руку и всепоглощающая тишина тотчас восстановила «статус кво».
Ощущение было неприятным. Хотя я никогда не страдал всякого рода «фобиями», мне вдруг показалось, что вместе со звуками пропал также и воздух, и я явственно ощутил, что начинаю задыхаться. Скорей всего это было просто самовнушением, но, тем не менее, затхлость помещения навалилась на меня со всей удручающей силой, горло запершило от недостатка кислорода, а по лицу заструились ручьи пота. Я понял, что если сейчас же не выберусь на свежий воздух, мне тут же придет конец.
Я засветил зажигалку и, выбираясь из спального мешка, успел снова удивиться той безмятежности, с которой мои друзья приспособились отдыхать в столь непригодных для этого условиях. В какое-то мгновение мозг пронзила страшная мысль, что они давно умерли. Но, несмотря на отсутствие звуков, я отчетливо видел их вздымающиеся от дыхания тела, и успокоился на этот счет.
Обливаясь потом, я добрался до двери и с трудом отворил ее. При этом она даже не скрипнула, хотя туго сидела в дверной раме.
Ночь была ясной и лунной. Громадное небесное светило висело над верхушкой росшего рядом с домом тополя и озаряло окрестности неестественно бледным, словно призрачным, сиянием.
Ни дуновения ветерка, ни какого иного движения я не ощутил. На улице оказалось так же душно, как и в комнате. Спрессованный воздух с трудом находил дорогу в легкие, клубком застревая в горле.
По-прежнему, мой слух не мог уловить ни единого звука. Открывающийся перед глазами синеватый лунный пейзаж был наполнен тревожной мистической тишиной.
Не знаю, сколько я так стоял, несчастный, обливающийся потом и задыхающийся. Может быть мгновение, а, может, и час. Время для меня остановилось. Мне даже не было страшно. Хотелось всего лишь глотка свежего воздуха.
Мысль эта пронеслась отчетливо и ясно. В отличие от других, напоминавших неясное калейдоскопическое мельканье, она была облачена в четкую словесную оболочку. И слово «глоток» я, отбросив ненужные метафоры, воспринял в буквальном, а не переносном смысле.
Теперь я совершенно точно знал, чего мне не хватает, и что может спасти меня от удушья. Душа и тело требовали воды: холодной, родниковой, именно такой, какая была в здешнем колодце. Я был уверен, что, глотнув ее, сумею избавиться от той дряни, что засела внутри и мешает свежему воздуху нормально поступать в легкие.
Не успел подумать, а ноги уже сами понесли меня к невысокому деревянному срубу по протоптанной нами днем в траве тропинке.
Колодец был неглубокий, всего метра полтора. Чтобы черпать из нее воду Игорь приспособил обрезанную пластиковую бутылку, привязав ее к веревке и утяжелив какой-то ржавой железной болванкой. Устройство не гениальное, но действенное и простое в употреблении. А большего от него и не требовалось.
Бутылка неслышно скользнула вниз. Вытаскивая ее обратно, я видел, как расплескивается влага, и все это без единого звука, словно в немом кино. От нереальности происходящего мне подумалось, что я неким образом сам превратился в бестелесный, и лишь тот общепризнанный факт, что призраки не нуждаются в питье и пище, позволил обуздать вновь не на шутку распоясавшуюся фантазию.
Вода, несмотря на свой аппетитный вид, показалась мне теплой и совершенно безвкусной. Как будто после обезболивающего укола у стоматолога. Пьешь жидкость и не знаешь, попадает она внутрь или проливается снаружи? Одна только видимость действия, и никакого удовольствия.
Все еще надеясь на освежающий эффект, я вылил остатки воды себе на голову, однако, снова пришлось разочароваться. Струи влаги легкой волной прокатились по телу, намочили одежду, но были они ничуть не прохладнее изнуряющего до этого пота.
Я словно бы находился в некой однородной субстанции, а, возможно, и сам составлял ее часть. И все в этой субстанции было приторно-одинаковое, без температурных перепадов и, вообще, лишенным каких либо контрастов.
Углубляться в премудрости надуманной головоломки не было ни сил, ни желания. Давно утеряв рациональное зерно, так само, как и связующую нитку с реальностью, я попытался успокоить себя чем-то простым и примитивным. Для начала внушил себе, что я все еще сплю, и происходящее мне только лишь снится.
Мысль показалась не такой уж плохой и не лишенной определенного смысла. Только, если она верна, то и проснуться я должен там, где положено. Иначе, не приведи Господи, ко всем прочим бедам возомню еще себя лунатиком, что, учитывая мое нынешнее положение, будет уже полным перебором. Поэтому, дабы уберечь свою нервную систему от будущих потрясений, я сразу же направился к дому с твердым намерением забраться в обратно в спальный мешок, чтобы утром попробовать проснуться еще раз, но уже более нормальным образом.
Я преодолел почти половину пути к дому, когда боковым зрением уловил какое-то движение. Обернувшись, я сразу увидел темную расплывчатую тень, которая медленно двигалась со стороны палисадника мне наперерез. Несмотря на то, что луна светила очень ярко, рассмотреть что-то отчетливо было очень трудно. И все же, я был почти уверен, что узнал своего давнего знакомого. Каким образом я пришел к такому выводу, для меня самого оставалось загадкой. Ведь напавшего на меня днем пса я успел заметить только мельком. Но, несмотря на это, я, тем не менее, почти не сомневался, что это именно он.
Животное двигалось, тяжело, с трудом. Если бы существовали нормальные звуки, я бы наверняка услышал его тяжелое надрывное дыхание. А так мне приходилось наблюдать только немую картинку, которая из-за этого казалась не вполне реальной. Может, именно благодаря этому я совершенно не испугался. Более того, сумев убедить себя, что я нахожусь в мире иллюзий, я даже не пытался убежать или каким-то образом обезопасить себя от возможной агрессии. Вместо этого, замедлил движение и с каким-то нездоровым интересом наблюдал за конвульсиями животного.
Сначала я подумал, что собака до сих пор страдает из-за нанесенного Светланой удара. И лишь когда расстояние между нами сократилось до нескольких шагов, я понял, что это не так. Животное не могло быстро двигаться из-за ноши, которую тащило в зубах.
Я напряг зрение, присмотрелся внимательнее, и мне показалось, что это ноша не что иное, как человеческое тело. Растерзанное, изуродованное, но все же вполне узнаваемое. Во всяком случае, я отчетливо видел неестественно белую, словно сделанную из гипса (в этом, наверное, виновато освещение) руку, которая беспомощно волочилась по земле.
Никакое самовнушение мне помочь уже не смогло. Я испугался до такой степени, что, наверное, заорал бы во всю силу своих легких, если бы голос был способен вырваться из моей глотки.
Я сорвался с места и, как спринтер, с высокого старта, рванул к спасительной двери.
Собака даже не пыталась мне препятствовать. Наоборот, заинтересованная внезапным маневром, остановилась, то ли пропуская меня, то ли опасаясь, что я могу ее сшибить.
Несмотря на такую предусмотрительность со стороны животного, я все же зацепился ногой за страшную ношу, шмякнулся во что-то вязкое и мокрое, однако, сразу же снова вскочил на ноги и уже без помех вбежал в дом.
