Антонио Аламо - Ватикан
Брат Гаспар согласился, проникнувшись серьезностью сложившейся ситуации.
— С другой стороны, как вам уже известно, он отказывается от услуг большей части своей свиты. Мы приветствуем, что он не поощряет показной роскоши, так как уже вошло в привычку, что Святой Отец чаще удивляет мир своей склонностью к простоте, нежели к помпезности, как стало очевидно в последнее время. Однако все имеет предел, на самом деле редкая неделя проходит без того, чтобы он кого-нибудь не отправил в отставку. Понимаете, брат Гаспар, Преемник святого Петра отгораживается от своего окружения. Он никого не хочет видеть подле себя. В ватиканских кабинетах сейчас чаще царит праздность, и документы и дела всякого рода копятся, не имея выхода. В ряде тайных докладов я сообщал — такова моя обязанность — эти и прочие подробности, в равной степени скандальные, если не сказать больше, весьма и весьма обеспокоенной Кардинальской коллегии. Чтобы избежать катастрофы, нам приходится ставить информационные заплаты, стараться, чтобы анархия и несогласованность, которые нам приходится терпеть, были не столь заметны, делать вид, что мы сохраняем спокойствие, почти безразличие, а это нам не всегда удается. Чем загладить незабвенную речь, которую он сымпровизировал в сингапурском аэропорту? Традиция настоятельно советует, чтобы никто не оставался равнодушным к папской аудиенции и выходил после нее глубоко тронутым, причастившись его духовного тепла и таланта… Однако в последнее время он вызывал у людей только ужас и смятение. Ему, несомненно, являются видения, и видения эти исходят не от Бога, а от дьявола. В том случае, о котором я упомянул, в Сингапуре, пришлось совершить настоящий подвиг, чтобы заткнуть рот журналистам. К счастью, наша пресс-служба самая эффективная в мире, но постепенно мы начинаем впадать в избитые оправдания. Мы обходим, как можем, все вопросы и недоумения, возникающие на его пути, но… Ссылаемся то на грипп, то на то, что он упал, принимая ванну, уж и сам не знаю на что. И это при всем том, что мы храним ото всех нависшую в эти минуты над Церковью угрозу — Папа, восставший против своих же духовных чад. К нашим настоятельным просьбам и требованиям он не прислушивается. Я просил его возобновить общие аудиенции по средам, столь необходимые, как мы полагаем, чтобы укрепить веру в нашем переменчивом народе, столь склонном к утрате веры и отчаянию. Знайте же, наконец, что вот уже три месяца как мы в качестве экстренной меры осмелились предложить ему отречься.
— Что? Неужели это возможно? И что он ответил?
— Им овладел гнев, досточтимый брат, и на следующий день он письменно дал нам знать, что, если что-либо подобное повторится, он начнет массовое отлучение. Невероятно, вам не кажется? Похоже, он запамятовал, что это мы его избрали… Дело в том, брат Гаспар, что его обязанности священны, а он пренебрегает ими: способствовать нашему будущему процветанию, помочь Церкви просуществовать третье тысячелетие, полное опасностей. И действительно, я не знаю его мнения, но мне представляется, что в эру науки, атеизма и безбожия, эру, когда Иисус исчезает из религиозного сознания молодежи, при опустошительном кризисе и нехватке людей, посвятивших себя духовному призванию, организованных и послушных священнослужителей, в эру, когда на нас со всех сторон обрушивается град проклятий, мне представляется, повторюсь, необходимым, чтобы Преемник святого Петра ясно и твердо направлял свою паству, не давая ей впасть в смятение, ибо разве не смятение — главное оружие дьявола?
Брат Гаспар кивнул.
— И так как мне повелевает мой долг, я сообщил обо всем этом Кардинальской коллегии, чья озабоченность, да будет вам известно, весьма велика. Вот почему вы здесь, брат Гаспар: первоначально идея была выдвинута Государственным советом, но, что логично, мы посчитали необходимым проконсультироваться по данному вопросу со Священной конгрегацией по вопросам вероучения, чтобы рассчитывать на ее поддержку (а вы уже знаете, какие они щепетильные). С самого начала префект, его высокопреосвященство кардинал Джозеф Хакер, не только не стал противиться, но, прочтя вашу книгу, пожелал благоприятствовать встрече…
— Кардинал Хакер прочел мою книгу? — спросил монах, не скрывая своего удивления.
— Да, естественно. Короче говоря, он собирается встретиться с вами. Его высокопреосвященство уже, наверное, вернулся из Хельсинки? — обратился кардинал к своему секретарю, монсиньору Луиджи Бруно.
— Сегодня вечером, если не ошибаюсь.
— Хорошо, — сказал кардинал. — Так на чем мы остановились?
— Священная конгрегация… — напомнил ему брат Гаспар.
— Действительно, нам надо рассчитывать на ее поддержку. И, думаю, мы ее получим. Верю, верю, брат Гаспар, что все недомолвки и сомнения, касающиеся Учения, будут отброшены в сторону Священной конгрегацией: если Папа одержим, то наиболее логичным будет, если специалист по экзорцизму, принадлежащий к нашей Церкви, увидится с ним и вынесет свое сведущее суждение, чтобы действовать соответственно. А если мы подумали о вас, то потому, что недавно, за трапезой, Папа высказался (вполне восхищенно) о вашей книге и выразил желание с вами познакомиться. Поэтому монсиньору Дельпу, который еще не подвергся опале, было поручено намекнуть о том, что было бы интересно дать вам личную аудиенцию. Насколько нам известно, Римский Первосвященник с воодушевлением отнесся к этому предложению и подписал соответствующее письмо, текст которого, разумеется, был составлен монсиньором Луиджи Бруно, который в совершенстве имитирует дрожащий почерк Папы.
— Так оно и было, — подтвердил Бруно.
— Вот почему вы здесь, брат Гаспар. Теперь понимаете?
Доминиканец кивнул, хотя и не понимал, по крайней мере не все, поскольку некоторые из фактов, предложенных его вниманию, явно противоречили друг другу, тогда как другие были преступны, подобно зловещей фальсификации монсиньора Луиджи Бруно, если не ужасающи, как упоминание о кардинале Хакере, префекте по вопросам вероучения, который суровостью своих наказаний и санкций стяжал повсеместную славу инквизитора, не признавая ни малейшего уклонения от установленной доктрины и порой превращая свою строгость в истинную пытку для прелатов, известных незапятнанностью своего поведения и признанными богословскими добродетелями.
— Мы полностью доверяем вашему умению хранить тайну и вашей преданности, — продолжал кардинал Кьярамонти, — и мне больше всего хотелось бы, чтобы вы поняли серьезность ситуации и подстерегающую нас страшную опасность.
Брат Гаспар вновь кивнул, и присутствующие закивали тоже в знак обоюдного согласия, которое брат Гаспар перед лицом своей совести мог только приветствовать.
— Отлично! — воскликнул Кьярамонти, с очевидной симпатией хлопая его по колену. — Когда вы полагаете встретиться с Папой?
— Пока мне ничего не сообщали, ваше высокопреосвященство. Так что мне остается только ждать, пока монсиньор Лучано Ванини не укажет мне точное время. Однако надеюсь, что ждать осталось недолго.
— Мы тоже, — сказал кардинал.
Было хорошо заметно, что его высокопреосвященство остался весьма доволен второй встречей и доминиканец прошел испытание огнем, не опалив ресниц.
Тем не менее он никогда не мог вообразить, даже в самых страшных своих кошмарах, подобный клубок явных несуразиц и путаных ватиканских дел, но он еще больше внутренне смутился, когда, уже считая встречу законченной и намереваясь удалиться к себе в гостиницу, вздумал спросить его высокопреосвященство, не хочет ли тот что-либо добавить, и тогда к своему удивлению услышал, что им не хватает еще одного игрока для партии в покер и что они остались настолько довольны тем, как он вел игру накануне, что его кандидатура была не второй и не третьей, а первой из предложенных, и, прежде чем брат Гаспар успел найти уважительную причину, которая позволила бы ему покинуть Епископский дворец, они сумели улестить его, сказав, что он непревзойденный соперник, отличающийся великим умом и интуицией, и жаль, что накануне ему иногда приходилось сталкиваться с великолепными комбинациями, на которые был способен исключительно Кьярамонти, и жаль также, что под конец он проигрался, и они сошлись на том, что готовы ссудить ему денег, чтобы он мог принять участие в игре, наверняка зная, что его ресурсы слишком скудны, и таким образом он уже, как во сне, подписывал документ, жестко закреплявший за ним статус должника, и вот уже были убраны бумаги, книги, кодексы и без умолку и без толку трезвонившие телефоны, вот уже подали вино и джин с тоником для архиепископа, вот уже расстелили сукно и появились злополучные карты, которые кардинал Кьярамонти стасовал с мрачным, не сулящим ничего хорошего взглядом, пока остальные игроки следили за движениями его рук с пристальным и не совсем безосновательным подозрением.
