Луис Фернандо Вериссимо - Клуб ангелов
Как я это объяснял? «Клуб поджарки» сомкнул ряды за мной. Самуэл заявил, что никто не должен ничего объяснять. Это такая несчастная судьба. Сауло тоже начал защищать нас, но вынужден был остановиться, когда сообразил, что Маркоса рядом с ним больше нет. Маркос стоял возле гроба и готовился произнести речь, обращаясь к покойнику:
— Грешник…
Сауло ухитрился оттащить его, прежде чем тот продолжил, но мать Жуана уже пребывала в шоке, жадно глотая воздух открытым ртом. Мы решили, что лучше удалиться всей компанией (нас оставалось семеро), пока не выгнали. На выходе мы услышали, как кто-то упомянул о вскрытии. Мол, этого нельзя так оставлять.
Ливия с помощью боевых частей моей мачехи произвела радикальную чистку моей кухни. Она поменяла все кастрюли и продезинфицировала все служебные помещения. И потребовала большей информации про «этого самого Лусидио», который готовит наши ужины. Откуда он взялся? Бактерии-убийцы могли находиться у него на руках.
Я пытался сменить тему, но Ливия настаивала. Она хотела присутствовать, когда Лусидио станет готовить для команды в следующий раз. Если мы настолько сумасшедшие, что готовы продолжать эти ужины после трех смертей.
Через пятнадцать дней после похорон Жуана Лусидио позвонил мне:
— Я очень сожалею о Жуане.
— Ага.
— Сердце?
— Похоже на то. Говорили о вскрытии, но, по-моему, не стали его делать.
— Вскрытие?
— Чтобы узнать, кто его убил. Может быть, не знаю… всякое. Яд.
— Яд в еде?
— Ну да.
Он промолчал. И вдруг я впал в панику. Я не хотел, чтобы Лусидио неправильно меня понял, бросил трубку и навсегда исчез из наших жизней. Не раньше чем приготовит моего gigot d'agneau. Я сказал:
— Алло, ты здесь?
— Да.
— Давай обсудим июньский ужин?
Мы договорились раньше, что июньский ужин будет под ответственностью Пауло. Приготовленный у меня дома Лусидио, как и прежде.
— Давай, — отозвался Лусидио. Я вздохнул с облегчением.
— Что ты собираешься приготовить?
— «Киш» [12]. Как главное блюдо.
— Хорошо.
«Киш». Маркос обожал «Киш».
Я назвал Ливии неправильную дату, чтобы избежать ее встречи с Лусидио во время приготовления ужина. Лусидио пожаловался на смену кастрюль. Хорошо еще, что Ливия принесла другие формочки для «Киш» взамен реквизированных, хотя Лусидио предпочитал уже использованные. В ночь ужина, когда все пришли, я собрал нашу компанию в кабинете и запер дверь на ключ. Если Лусидио выйдет из кухни, где находится с утра, готовя ужин, он не застанет нас врасплох. Мы будем беседовать тихо, чтобы он ничего не мог услышать через дверь. Нам нужно поговорить.
— Абель, Андре, Жуан… Если он убивает в алфавитном порядке, он пропустил тебя, Даниэл. Почему бы это?
— Не в алфавитном порядке, — встрял Маркос.
— Тогда в каком?
— По грехам. Абель был первым из десяти, потому что оставил Церковь. Чти Господа твоего — разве не первая заповедь?
Мы переглянулись. Никто не знал порядка десяти заповедей.
— Чем был грешен Андре, кроме занудства? — спросил Самуэл.
— А Жуан? Враньем? Мне кажется, ростовщичество, политиканство и плохие анекдоты не упоминаются в заповедях. Или я не прав?
— Алфавитный порядок, — настаивал Педро.
— Или никакого порядка. Он выбирает того, кто умрет, и готовит его любимое блюдо.
Все посмотрели на Маркоса. По обоим критериям наступила его очередь.
— Если в алфавитном порядке, почему он проскочил Даниэла? — поинтересовался Маркос.
— Потому что Даниэл — хозяин дома и кухни и привел его к нам. По любым критериям Даниэл умрет последним.
— В любом случае, — вздохнул Педро, — умирает тот, кто просит добавки.
— Умирает как? — спросил я.
— Что значит «как»? Отравленным.
— Никто не был отравлен в моем доме.
— Эй, Даниэл. Проснись. Он травит нас одного за другим. Должно быть, ядом рыбы.
— Какой рыбы?
— Той самой японской рыбы. От которой чешуя.
— И вы верите в эту сказку? Это произнес Самуэл.
— Почему бы не верить? Он сказал, что учился готовить в Париже, и его блюда лучшее тому подтверждение. Он сказал, что имеет доступ к сильнейшему яду, и три таинственные смерти после приготовленных им ужинов доказывают, что это правда. И еще есть чешуя.
— Чешуя ничего не доказывает, — быстро отозвался Самуэл.
— Почему?
И тогда Самуэл вытащил из кармана бумажник и из его внутренностей извлек чешую, идентичную той, что показывал нам Лусидио.
— Потому что у меня она тоже есть.
По словам Самуэла, чешуя в пакетиках продается в магазинах японских товаров в любой стране мира, а иероглиф не переводится ни как «всякое желание есть желание смерти», ни как «голод — глухой возница», ни как другие глупости в этом роде, а просто как слово «море». И чешуя — от рыбы, которая может быть ядовитой или нет, но скорее всего самая обыкновенная декоративная рыба. Педро возразил:
— Это тоже ничего не доказывает. Лусидио явно нас травит, а Маркос — избранник дня. Нужно решать, что делать. Ну и что, Маркос?
Но Маркос стоял с гордо поднятой головой, с полуулыбкой на губах. Он ничего не слышал. Мы ждали.
— Чувствуете… — наконец произнес Маркос.
— Что, Маркиньос? — тихо спросил Сауло.
— Запах «Киш».
Потрясающие канапе. Гигантская спаржа, выросшая бог знает где, под голландским соусом. И «Киш Лоран». Бесподобные, блистательные, божественные. По две на каждого, занимающие всю тарелку. Все блюда вернулись на кухню пустыми. Единственной фальшивой нотой за ужином были вина Пауло. Пауло работал на Педро, который был разорен. По мнению Самуэла, в такой ситуации вина служащих ухудшаются по мере того, как вина хозяина улучшаются, поскольку хозяин начинает тратить на излишества для собственного утешения больше, чем на свое разоренное предприятие и на служащих. Вина были отечественные, что вызвало поток оскорблений со стороны Самуэла в адрес Пауло и Педро. Самуэл грозил растворить рукав свитера Пауло, пропитав его вином, когда из кухни появился Лусидио с «Киш» на тарелке и произнес:
— Осталась еще одна. Кто хочет?
Воцарилось глубокое и длительное молчание. Маркос и Сауло смотрели друг на друга. В конце концов Сауло спросил:
— Ты ведь не хочешь, правда, Маркиньос?
Чтобы сменить тему, Чиаго поинтересовался, что будет на десерт. Лусидио не ответил. Самуэл попросил:
— Забудь, Маркос.
— Да, — подтвердил Педро. — Перейдем к десерту.
Маркос продолжал молчать. Посмотрел на «Киш», затем на Сауло, опять на «Киш». Вздохнул и сказал:
— Я хочу.
Сауло поколебался, потом выдал:
— Тогда дай и мне кусок.
Лусидио вернулся на кухню и принес другую тарелку. Разделил «Киш» на равные части и поставил на стол перед Маркосом и Сауло. Все это в полной тишине. Маркос и Сауло молча съели. Мы продолжали молчать, пока они не закончили. Лусидио стоял, вытянувшись как струна возле стола. Потом Самуэл, морщины на лице которого, казалось, углубились этой ночью, процитировал:
— Пока мы стонем: «Вытерпеть нет силы», еще на деле в силах мы терпеть.
«Король Лир». Акт четвертый, сцена первая.
Лусидио улыбнулся, не разжимая губ.
Глава 7. WANTON BOYS
{[13]}
Однажды в агентстве мы — Маркос, Сауло и я — провели целый день, обсуждая, какой должна быть идеальная женщина. В то время я уже встречался с моей будущей первой женой, которая, уже при расставании, растрогала меня, захотев взять на память о «хороших временах» купленную когда-то нами маленькую статуэтку, но дошла до двери, развернулась и швырнула статуэткой мне в голову.
У всех нас были возлюбленные, серьезные и не очень. Кроме Самуэла. Он презирал девушек «из хороших семей» и был постоянным посетителем городских борделей. Но ни одна из возлюбленных не внесла своего вклада, хотя бы деталью, в наше представление об идеальной женщине.
В тот день мы рассуждали, какими должны быть ее волосы и кожа, дошли даже до того, что определили, какими должны быть ее зубы, единогласно сойдясь на том, что небольшой выступ резцов, слегка приподнимающий верхнюю губу, только подчеркнул бы ее совершенство. Мы выбрали тембр голоса, грудь, ноги, даже толщину щиколотки. Только когда образ женщины был готов и мы решали, поделить ее или драться за нее насмерть, нас осенило. Это же Мара, жена Педро! Мы поспешили придумать нашему идеалу имя, которое ничем бы не напоминало жену друга: Вероника Роберта. Мы будем мечтать о Веронике Роберте каждый раз, когда нам вздумается мечтать о Маре, которую никогда не получим.
* * *За двадцать лет Мара не потеряла своей спокойной красоты. У нее появилось немного седых волос, и она их не прятала. Ее тело стало более плотным и тяжелым, но формы остались теми же — формами нашей страсти. Она посмотрела на Сауло в гробу, потом долго вглядывалась в лицо Маркоса, к которому, казалось, со смертью вернулись молодость и ангельские черты. Маркос был и ее любимчиком.
