Джеймс Эллиот - Холодное, холодное сердце
В конце концов у него даже выработался определенный маршрут. К такому-то дому он подходил в такое-то время, не позже и не раньше. От увиденного захватывало дух, многое буквально зачаровывало, и он рисковал обморозиться в суровые русские зимы. Сидя за туалетным столиком, женщина каждый вечер расчесывала свои длинные роскошные волосы; на ней был полураспахнутый ночной халат, и это позволяло видеть большие груди. Девочка лет четырнадцати купалась вместе со своим отцом, они ласкали друг друга. Здоровенный, с крепкими мускулами мужчина колотил жену, когда занимался с ней сексом. Иногда кусал ее. Когда он засыпал, женщина подходила к окну и подолгу смотрела в ночной мрак.
Когда ему исполнилось четырнадцать, наблюдение перестало его удовлетворять. Глубоко в душе он чувствовал какое-то непонятное томление. Однажды жарким летним вечером в густой роще на берегу реки, протекающей в окрестностях города, он встретил ту самую девочку, которая купалась вместе с отцом. Она была одна, он подошел к ней и стал ласкать, так же, как ее отец. Она дала ему пощечину. Он ответил еще более сильной пощечиной, и она заплакала. Он раздел ее; она не сопротивлялась и выполнила все его желания. Он и сам не знал, почему ее задушил и почему три дня кряду возвращался туда, где спрятал ее тело, и подолгу сидел там. И его удивило, как мало говорили об исчезновении девочки. Через шесть месяцев ее останки обнаружил какой-то мужчина, гулявший с собакой. Но и тогда не возникло почти никаких разговоров. В «пролетарском раю», каким был СССР, подобные преступления просто не могли происходить, и, следовательно, о них никогда не писали в полностью контролируемой властями прессе. Местные отделения милиции не сообщались между собой, и только те, кто жил в городке, слышали об убийстве, но говорили о нем шепотом.
В пятнадцать лет ему подарили на день рождения подержанный велосипед, и это сразу раздвинуло границы его возможностей. Теперь по вечерам он ездил в ближайшие городки и деревни, где выбирал своих жертв, а затем преследовал их. Он изнасиловал и убил еще двух девочек, прежде чем его превосходные школьные отметки обратили на себя внимание местного сотрудника КГБ, который отправил его в спецшколу своего ведомства. Через три года он вновь изнасиловал и убил двух женщин, живших по соседству со школой КГБ. К двадцати годам он пристрастился пытать и калечить своих жертв и, стараясь продлить наслаждение, постоянно совершенствовал свои приемы. Теперь он выбирал только проституток, зная, что никто не будет серьезно расследовать их смерть, ибо их профессия сопряжена с риском для жизни. Но скоро они надоели ему, поскольку были слишком грубы и вульгарны и часто сопротивлялись до самого конца, отказываясь подчиниться его воле.
Пройдя полное обучение и став разведчиком, Малик приобрел также большой опыт в преследовании и похищении своих жертв и в сокрытии всех вещественных доказательств, которые могли бы его обличить. Вот тогда он и начал выбирать женщин только того типа, который более всего его возбуждал. Он хорошо помнил всех своих жертв. А жертвы были везде, где он побывал: в Дрездене, Лейпциге, Берлине, Нью-Йорке, Москве, Киеве, Ленинграде, и вот теперь в Шарлоттсвиле. Тридцать шесть с тех пор, как он оставил свой родной городок. Он все еще помнил их лица, мог точно сказать, что делал с каждой из них и где спрятал их тела.
Постепенно поток воспоминаний иссяк, и он стал подумывать, не посмотреть ли ему свои видеокассеты. Но надо было приготовиться к завтрашнему дню. Он взглянул на часы. Было два часа ночи. Время отправиться на разведку, в последний раз проделать свой маршрут. Завтра, в это же самое время...
— Пора выходить на сцену, мои маленькие сучки, — произнес он вслух. — Пора на сцену!
Глава 9
Громкий, все усиливающийся звук зуммера заполнил собой весь черный четырехдверный седан. Человек, сидевший на переднем пассажирском сиденье, — а именно он определял маршрут следования, — посмотрел на шкалу прибора, смонтированного под торпедо. Стрелка быстро приближалась к предельному уровню.
Сигнал поступал от передатчика, прикрепленного с помощью магнита к автомобилю, за которым они следовали с тех самых пор, как сорок пять минут назад он выехал из Льюисбурга, штат Пенсильвания. Передатчик размером с обычную колоду карт имел дальность действия в пять миль, что позволяло им выдерживать хорошую дистанцию между собой и преследуемой машиной. Усиление и учащение сигнала означало, что они быстро к ней приближаются. Через несколько минут сигнал стал непрерывным, и на жидкокристаллическом дисплее можно было определить, что машина остановилась.
— Сделай эту чертову штуку потише, — сказал водитель, когда звук зуммера стал невыносимо громким.
— Он остановился, — сказал человек, который сидел рядом, и поворотом ручки убавил громкость. — Приблизительно в миле от нас, справа от дороги.
Глаза водителя вернулись к дороге, выбирая место для остановки. Через долю секунды, когда они проезжали мимо заправочной станции, он бухнул кулаком по рулю.
— Сказал тоже, через милю, дубина. Да вот он стоит.
У багажника серого форда «таурус» стоял Майк Калли. Попивая пепси, он заправлял бак.
— На что ему бензин? Ведь он проехал только пятьдесят миль.
— У меня ушло три четверти бака, пока мы ехали от Александрии.
— Говорил тебе, чтобы заправил эту тачку, прежде чем поставить ее у тюрьмы, — сказал водитель.
— В час ночи в этом чертовом городишке, где мы остановились, не работала ни одна заправочная. Какого черта мне было делать, перелить свой, что ли?
— Господи, только бы он нас не заметил.
— Может, и заметил. Остановись где-нибудь впереди. Мы подождем, пока он проедет.
Через десять минут Калли проехал мимо них. От него не ускользнуло ни то, что, проезжая мимо заправочной, двое в черном седане быстро повернули головы в его сторону, ни то, что через полмили этот же самый седан стоял возле закусочной «Макдональдс». Он знал, что Грегус установит за ним наблюдение, по крайней мере на первое время. Так же поступил бы и он сам на его месте.
Когда седан вернулся на шоссе, зуммер стал подавать негромкий прерывистый, с промежутками в пять секунд, сигнал: Калли был где-то на две мили впереди. К югу от Харрисбурга дисплей их радиопеленгатора дал знать, что Калли проехал Пенсильванский пропускной пункт и повернул на восток, к Филадельфии.
— Если он и направляется в Шарлоттсвиль, — сказал водитель, — то не прямым путем.
— Может, надо было сообщить об этом?
— Нет. Посмотрим, как пойдет дальше.
Через девяносто минут Калли проехал следующий пропускной пункт, миновал Филадельфию и направился на юг по шоссе «Ай-95» в сторону Уилмингтона, Балтимора и Вашингтона.
Тот, что сидел в седане рядом с водителем, взял сотовый телефон со скрэмблером и набрал номер оперативного центра в Александрии.
— Если бы он ехал в Шарлоттсвиль, то отправился бы из Харрисбурга на юг по шоссе 81, — сказал он Л у Грегусу. — Это кратчайший маршрут. А он держит путь восточнее.
— Где вы сейчас?
— В штате Делавэр. Примерно в пятнадцати милях к югу от Уилмингтона. На дороге «Ай-95», ведущей на юг.
— Продолжайте следовать за ним, не приближаясь. Мне кажется, я знаю, куда он едет. Его дом находится в Клифтоне, Вирджиния, в тридцати минутах езды к западу от кольцевой дороги, примыкающей к шоссе 66. Если он поедет в другую сторону, дайте мне знать. — Хочет посмотреть в последний раз на свой дом, подумал Грегус. Сентиментальное путешествие? Остается надеяться, что да.
* * *Через двадцать минут, переехав через границу Мэриленда, Калли остановился. Четвертая остановка за последний час. На этот раз ему повезло: на стоянке было полно автомобилей. Он зашел в ресторан и жадно съел свой первый за четырнадцать месяцев настоящий завтрак. Он заказал яичницу из четырех яиц, домашнее жаркое, почти полфунта бекона, блины с джемом и три чашки хорошего крепкого кофе, которого давно уже не пробовал. Он чувствовал себя обжорой. Но сытым обжорой.
Вернувшись на стоянку, Калли прежде всего убедился, что нигде поблизости нет черного седана. Затем начал тщательно осматривать свою машину. Заглянул под Торпедо, под капот, проверил весь моторный отсек, затем опустился на колени и осмотрел днище. Ему понадобилось меньше десяти минут, чтобы найти передатчик, укрепленный за задним бампером. Он сунул его в карман и прошелся по стоянке, подыскивая что-нибудь подходящее.
В дальнем углу стоянки стоял большой прицеп-дача. На нем были нью-хэмпширские номера, а на заднем бампере красовалась наклейка с надписью:
МЫ ПРОМАТЫВАЕМ НАСЛЕДСТВО,
ПРЕДНАЗНАЧЕННОЕ НАШИМ ДЕТЯМ.
Калли сел за столик под тенистым деревом и подождал, пока из ресторана вышла пожилая парочка и направилась к прицепу. Когда они отпирали переднюю дверь, он прошел мимо них, улыбаясь.
