Роберт Ладлэм - Ультиматум Борна
— Она сидела с моей женой и больными детьми почти два дня без сна! — взмолился Хамелеон на уличном французском. — Пожалуйста, кто-нибудь, найдите мне такси, чтобы я мог отвезти ее обратно в монастырь в девятом округе?
– Я найду! — вызвался молодой бегун. — На улице де Сивр есть круглосуточный пост, и я очень быстро бегаю!
— Вы просто подарок, мсье, — сказал Джейсон, принимая его помощь, но сразу же почувствовав антипатию к слишком доверчивому, слишком молодому бегуну.
Через шесть минут прибыло такси, вместе с молодым парнем.
— Я сказал водителю, что у вас есть деньги, — сказал он, выбираясь из машины. — Надеюсь, это так.
— Конечно. И спасибо.
— Передайте сестре, что я оказал помощь, — добавил молодой человек в спортивных шортах, помогая Борну осторожно уложить бесчувственную женщину на заднее сиденье такси. — Когда придет мое время, мне пригодится любая помощь.
— Надеюсь, ничего опасного? — спросил Джейсон, пытаясь вернуть молодому человеку его улыбку.
— Вряд ли! Я буду представлять свою фирму на марафоне.
Дитя-переросток начал бежать на месте.
— Спасибо еще раз. Надеюсь, вы победите.
— Пусть сестра помолится за меня! — крикнул атлет, убегая прочь.
— Булонский лес, — сказал Борн, захлопнув дверь и обращаясь к водителю.
– Лес? Этот вертлявый парень сказал, что монашке надо в больницу.
— Она выпила слишком много вина, что еще я могу вам сказать?
— Булонский лес, — кивнул водитель. — Пусть проветрится. У меня есть праплемянница в монастыре Лионс. Когда она выходит оттуда на неделю, то пропитывается до самой макушки. Но можно ли за это винить?
Скамейка на каменистой тропинке в «лесу» постепенно заливалась теплыми лучами раннего солнца. Женщина в монашеском одеянии начала трясти головой.
— Как ты себя чувствуешь, сестра? — спросил Джейсон, сидевший рядом со своей пленницей.
— Как если бы меня переехал армейский танк, — ответила женщина, моргая и глотая воздух ртом. — Или по меньшей мере трейлер.
— О которых, подозреваю, ты знаешь больше, чем о продуктовой тележке магдаленских сестер милосердия.
— Именно, — согласилась она.
— Можешь не искать свой пистолет, — сказал Борн. — Я вытащил его из-за очень дорогого ремня под твоей робой.
— Рада, что ты оценил его стоимость. Это часть того, о чем мы должны поговорить… Из того, что я не в полицейском участке, могу сделать вывод, что ты решил удовлетворить мою просьбу поговорить.
— Только если то, что ты скажешь, будет полезно для моих целей — думаю, ты это понимаешь.
— Видишь ли, это совершенно точно будет полезно для твоих целей, как ты выразился. Я провалилась. Меня захватили. Я не там, где должна быть, и, который бы ни был сейчас час, свет говорит мне о том, что слишком поздно оправдываться. К тому же, мой велосипед либо исчез, либо все еще прицеплен к столбу.
— Я не взял его.
— Тогда я труп. Теперь я труп в любом случае, понимаешь?
— Потому что ты исчезла? Не там, где должна быть?
— Конечно.
— Ты Лавьер!
— Это верно. Я Лавьер. Но не та женщина, которую ты знал. Ты знал мою сестру Жаклин — а я Доминик Лавьер. Мы не сильно отличались возрастом и с детства были сильно похожи друг на друга. Но ты не ошибаешься насчет Нейл-сюр-Сьен и того, что ты там видел. Моя сестра была убита, потому что нарушила главное правило, совершила смертельный грех, если угодно. Она запаниковала и привела тебя к женщине Карлоса, его самому драгоценному и полезному секрету.
— Меня?.. Ты знаешь, кто я?
— Весь Париж — Париж Шакала — знает, кто ты, мсье Борн. Не в лицо, уверяю тебя, но они знают, что ты здесь, и она знают, что ты ищешь Карлоса.
— И ты являешься частью этого Парижа?
— Да.
— Боже правый, леди, он же убил твою сестру!
— Я в курсе.
— И все равно работаешь на него?
— Бывают случаи, когда выбор резко ограничен. Например, между жизнью и смертью. До шести лет назад, когда у «Ле Классик» сменился владелец, это было жизненно необходимо монсеньеру. Я заняла место Жаклин…
— Вот так запросто?
— Это было нетрудно. Я была моложе и, что важнее, выглядела моложе, — черты ее лица изогнулись в краткой задумчивой улыбке. — Моя сестра всегда говорила, что это благодаря жизни на Средиземном море… Как бы то ни было, косметические операции — обычное дело в мире высокой моды. Жаклин предположительно поехала в Швейцарию для подтяжки кожи лица… И я после восьминедельной подготовки вернулась в Париж.
— Как ты могла? Зная то, что ты знала, как, черт возьми, ты могла?
— Я не знала раньше то, что узнала позже, тогда, когда это уже ничего не меняло. Тогда мне был предоставлен выбор, о котором я только что говорила. Жизнь или смерть.
— Тебе никогда не приходило в голову обратиться в полицию или Сюртэ?
— В отношении Карлоса? — женщина посмотрела на Борна, будто осуждая глупого ребенка. — Как говорят британцы в Кап Феррат, ты определенно шутишь.
— И ты с радостью вступила в эту убийственную игру?
— Неосознанно. Меня постепенно в нее вводили, давая мне информацию медленно, по кусочкам… Сначала мне сказали, что Жаклин погибла в несчастном случае на лодке со своим тогдашним любовником, и что мне будут очень хорошо платить, если я займу ее место. «Ле Классик» был более чем фешенебельным салоном…
— Гораздо более, — согласился Джейсон, перебив ее. — Это было местом сбора самых важных венных и разведывательных секретов Франции, которые собирала для Шакала его женщина, жена известного всем генерала.
— Я не знала об этом еще долго после того, как генерал убил ее. Кажется, его звали Вилье.
— Именно так, — Джейсон посмотрел через тропинку на спокойные темные воды пруда, по которым плавали скопления белых лилий. Перед ним снова встали образы из прошлого. — Это я нашел его… нашел их. Вилье был в кресле с высокой спинкой, в руке у него был пистолет, его жена лежала на кровати — обнаженная, окровавленная, мертвая. Он собирался застрелиться. Это была подходящая казнь для предателя, сказал он, потому что преданность жене ослепила его, и в этой слепоте он предал свою возлюбленную Францию… Я убедил его, что есть другой путь; это почти сработало — тринадцать лет назад. В странном доме на Семьдесят первой улице в Нью-Йорке.
— Я не знаю, что произошло в Нью-Йорке, но генерал Вилье оставил инструкции, чтобы после его смерти все события в Париже стали достоянием публики. Когда он умер, и стала известна правда, говорят, Карлос впал в бешенство и убил несколько высоких военных чиновников просто потому, что они были генералами.
— Это все в прошлом, — резко перебил Борн. — А мы здесь и сейчас, тринадцать лет спустя. Что происходит сейчас?
— Я не знаю, мсье. Мои шансы равны нулю, не так ли? Так или иначе, я думаю, ты меня убьешь.
— Может, и нет. Помоги мне взять его, и ты избавишься от нас обоих. Сможешь вернуться на Средиземное море и жить спокойно. Тебе даже не придется прятаться — ты просто вернешься куда бы то ни было после нескольких прибыльных лет в Париже.
— Прятаться? — переспросила Лавьер, изучая изможденное лицо своего захватчика. — То есть «исчезнуть»?
— В этом не будет необходимости. Карлос не сможет достать тебя, потому что он будет мертв.
— Да, эту часть я понимаю. Меня интересует исчезновение вместе с «прибыльными» годами. Будет ли эта прибыль исходить от тебя?
— Да.
— Понятно… Ты это предложил Санчесу? Прибыльное исчезновение?
Эти слова словно приобрели твердость руки и дали ему пощечину. Джейсон посмотрел на пленницу.
— Значит, это был Санчес, — промолвил он. — Лефевр действительно был ловушкой. Боже, он хорош.
— Он мертв, «Сердце солдата» вычищено и закрыто.
— Что? — Борн оцепенело вытаращился на Лавьер. — Это была его награда за то, что он загнал меня в угол?
— Нет, за измену Карлосу.
— Я не понимаю.
— У монсеньера везде есть глаза — уверена, это не сюрприз для тебя. Было замечено, что Санчес, полный отшельник, отправил несколько тяжелых ящиков вместе со своим главным поставщиком провизии, а вчера утром он не подстриг и не полил свой драгоценный сад, его летний ритуал, неизменный, как солнце. На склад поставщика был послан человек, чтобы открыть ящики…
— Книги, — тихо вставил Джейсон.
— Отданные на сохранение до дальнейших указаний, — закончила Доминик Лавьер. — Санчесу следовало отправиться быстро и тайно.
— И Карлос узнал, что никто в Москве не выдавал номер.
— Прошу прощения?
— Ничего… Что за человек был этот Санчес?
— Я не была с ним знакома, никогда даже не видела. Только слышала немногочисленные слухи.
