Стивен Кинг - Мареновая роза
Билл закашлялся. Под ними — и не очень далеко — Норман разразился довольным смехом.
— Правильно. Счастливчик Джим, псих снова подбирается. Псих выковыряет глазки из твоей безмозглой головешки, а потом заставит тебя же скушать их. Интересно, какие они на вкус?
— НЕ ПРИБЛИЖАЙСЯ, НОРМАН, — завизжала Рози, уводя беспомощного Билла в глубину черного коридора. Левой рукой она по-прежнему поддерживала его, обнимая за пояс, правой вела по стене, касаясь ее кончиками пальцев, чтобы не пропустить дверь своей комнаты. В поддерживающей Билла левой руке находились три ключа, которыми она успела обзавестись за свою не так давно начавшуюся новую жизнь: от входной двери, от почтового ящика и ключ от двери комнаты. — НЕ ПРИБЛИЖАЙСЯ, Я ТЕБЯ ПРЕДУПРЕЖДАЮ!
А сзади из темноты — все еще с лестницы, но теперь совсем недалеко от верха — донеслось нечто совсем уж абсурдное:
— Не СМЕЙ предупреждать меня, СУКА!
Стена под рукой провалилась, образуя нишу, в которой должна находиться дверь в ее комнату. Она отпустила Билла, нащупала нужный ключ — в отличие от того, который открывает входную дверь подъезда, этот имел квадратную головку — и принялась разыскивать в темноте замочную скважину. С той стороны, где должен быть Норман, не слышалось ни звука. Где он? До сих пор на лестнице? В коридоре? Прямо за ними и тянется к шее Билла, ориентируясь во тьме по его затрудненному дыханию? Она нашла прорезь замка, прижала указательный палец правой руки над ней, чтобы не сбиться, и поднесла ключ. Он не вошел в щель. Она чувствовала, что кончик ключа упирается в замочную скважину, но отказывается проникать глубже. Рози ощутила, как паника отщипывает кусочки ее мозга маленькими мышиными укусами.
— Не получается! — выдохнула она. — Это тот ключ, но он не входит в замок!
— Тогда переверни его. Наверное, ты пытаешься вставить ключ вверх ногами.
— Послушайте, что здесь происходит? — Голос прозвучал дальше по коридору, над ними. Похоже, кто-то вышел на лестничную площадку третьего этажа. За репликой последовало бесполезное щелканье выключателем. — И почему свет не горит?
— Ухо… — закричал было Билл, но его тут же скрутил новый приступ безудержного кашля. Он отчаянно захрипел — словно кто-то швырнул горсть песка между жерновами — пытаясь прочистить горло и обрести дар речи. — Уходите к себе! Не спускайтесь ни в коем случае! Вызовите пол…
— Я и есть полиция, идиот, — изрек мягкий, невнятный голос из темноты рядом с ними. Раздалось низкое сочное хрюканье, в котором улавливались одновременно жадное нетерпение и удовлетворение. В тот момент, когда ей, наконец, удалось воткнуть ключ в замочную скважину, Билл вдруг дернулся и исчез во мраке.
— Нет! — завопила она, хлестнув левой рукой по темной пустоте. Браслет выше локтя раскалился еще сильнее. — Нет, не трогай его! ОСТАВЬ ЕГО В ПОКОЕ!
Пальцы скользнули по гладкой коже — куртке Билла — но не успели ухватиться за нее и сомкнулись вокруг пустоты. Снова послышались кошмарные звуки, будто кто-то пытался дышать через плотно забитый липкой сахарной пудрой рот. Норман засмеялся. Смех его тоже прозвучал приглушенно. Рози сделала шаг навстречу смеху, вытянула руки перед собой, растопырила пальцы и прислушалась. Она прикоснулась к плечу кожаной куртки Биллах рука ее скользнула дальше и нащупала нечто невообразимое — похожее на мертвую плоть все еще живого существа. Бугристая… скользкая… резиновая поверхность… Резиновая.
«Он в маске, — подумала она. — Он надел маску».
Затем она почувствовала на левой руке его пальцы, и через мгновение рука оказалась во влажной теплой полости. За долю секунды до того, как его зубы сомкнулись, прокусывая пальцы до кости, она успела сообразить, что он впихнул ее руку себе в рот.
Ее пронзила невыносимая боль, но опять она отреагировала не страхом и желанием покорно подчиниться его воле, позволить Норману делать с ней все, чего пожелает его извращенная душа, как это всегда и происходило; Рози отреагировала яростью, такой ослепительной, что ей показалось, будто она сошла с ума. Вместо того, чтобы попытаться вырвать руку из его безжалостной пасти, высвободить ее из острых хищных зубов, она согнула пальцы, прижав подушечки к мокрой полости рта, сразу за зубами. Затем уперлась основанием ладони своей невообразимо сильной левой руки в подбородок Нормана и рванула его челюсть на себя.
Через руку ей передалось странное ощущение треска, похожее на звук, который производит сгибаемая через колено палка перед тем, как окончательно сломаться. Она ощутила, как Норман дернулся, услышала его вопросительный завывающий возглас, состоящий, казалось, из одних гласных звуков — «Даааоооуууу?» — после чего его вывихнутая нижняя челюсть подалась вперед, как выдвигаемый ящик письменного стола. Он завизжал от боли, и Рози прижала к груде окровавленную руку, думая: «Вот что бывает с теми, кто любит кусаться, так тебе и надо, подонок, попробуй-ка теперь укусить меня!»
Она услышала, как он ретируется по коридору, и следила за его отступлением по воплям и шороху трущейся о стену рубашки. «Сейчас он выстрелит», — мелькнуло в голове. Она повернулась к Биллу, который, совершенно обессиленный и согнувшийся от очередного приступа кашля, безвольно привалился к стене.
— Эй, ребята, заканчивайте, пошутили и хватит.
Голос мужчины с лестничной площадки третьего этажа, раздраженный и злой, только теперь он доносился снизу, из дальнего конца коридора, и сердце Рози наполнило дурное предчувствие. Она поняла, что сейчас случится. Повернув ключ в замке, она толкнула дверь и закричала голосом, совершенно не похожим на ее собственный; ей казалось, что кричит кто-то иной, ей незнакомый:
— Уходите же скорее, дурак! Он вас убьет! Не…
Раздался выстрел. Рози смотрела влево, и при вспышке выстрела заметила Нормана, сидящего у стены со скрещенными ногами. Вспышка была слишком короткой, чтобы в деталях рассмотреть его, но все же она поняла, что за штуковина на его лице: резиновая маска по-идиотски ухмыляющегося быка. Кольцо крови — ее крови — обрамляло дыру рта. Рози увидела направленный на нее взгляд затравленных глаз Нормана, глаз пещерного дикаря, готового броситься в решающее сражение, исход которого предрешен заранее: смерть.
Под крики — теперь уже от боли — рассерженного соседа Рози втащила Билла в комнату и захлопнула за собой дверь. Комнату наполняли тени, туман приглушил свет уличного фонаря, от которого на полу обычно оставался четкий прямоугольник, и тем не менее комната после мрака вестибюля, лестницы и коридора показалась ей почти ярко освещенной.
Первый предмет, который увидела Рози, — это браслет, тускло мерцавший в полутьме на тумбочке рядом с лампой.
«Я сделала это сама, — подумала она, чувствуя себя на удивление глупо. — Я сделала это сама, одной лишь мысли о браслете оказалось достаточно, чтобы…»
«Разумеется, — подтвердил внутренний голос; давненько она не слышала старой знакомой миссис Практичность-Благоразумие. — Разумеется, ты сделала все сама, в браслете никогда не таилось никакой силы, никогда, сила всегда находилась в ней, сила всегда была в…»
Нет, нет и нет. Она не пойдет по этой тропинке дальше, ни на шаг, иначе можно забрести в непролазные дебри. Тем более, что ее внимание отвлек новый поворот событий: Норман бросился на таран двери, как грузовой поезд. Дешевая фанера затрещала под его напором; дверь жалобно застонала на петлях. Чуть дальше раздавались жалобные завывания и всхлипы соседа, которого Рози никогда раньше не встречала.
«Быстрее, Рози, быстрее. Ты знаешь, что надо делать, ты знаешь, куда идти…»
— Рози… позвонить… надо… вызвать…
На большее Биллу не хватило сил, его снова скрутил приступ кашля — слишком сильный, чтобы закончить фразу. Впрочем, у нее все равно нет времени на выслушивание подобной чепухи. Пожалуй, позже его предложение будет иметь смысл, но в данный момент единственное, о чем следует думать, — это каким образом избежать смерти через несколько секунд. Настало время ей позаботиться о нем, найти убежище… а это значит увести его туда, где безопасно. Туда, где безопасно для них обоих.
Рози рванула на себя дверцу шкафа, ожидая, что странный мир тут же прольется, заполняя собой тесное пространство комнаты, как в ту ночь, когда она проснулась от раскатов грома. В комнату ворвутся ослепительные солнечные лучи, заставляя их плотно закрыть привыкшие к темноте глаза…
Но увидела только внутренность шкафа, тесную и пыльную, и ничего более — совершенно пустого шкафа, ибо те предметы одежды, которые хранились в нем раньше, свитер и пара кроссовок, сейчас были на ней. Ну да, картина находится там, где она оставила ее, но не увеличилась в размерах, не изменилась как-то еще, короче, она была такой же, как и прежде. Всего-навсего картина, выдранная из рамы, средней паршивости полотно, каких полным-полно на дальних полках антикварных магазинов, на блошиных рынках и в ломбардах. Не более того.
