Роман Светлов - Сон Брахмы
Так что, когда Горбачев решил повернуться лицом к православию, многие из кураторов и вообще людей, служащих в органах, перестали скрывать дружеское отношение к бывшим подопечным. А те принимали бывших контрразведчиков в свои ряды, небезосновательно надеясь на их помощь в решении кое-каких вопросов.
Неожиданно Нахимов вышел из состояния прострации, и это отвлекло Евпатия от воспоминаний.
– Молодой человек, мне кажется, где-то хлопнула дверь.
Действительно, и Евпатий услышал звук, похожий на стук двери, которую приводит в движение сквозняк. Секретарь прислушался, пожал плечами, после чего набрал номер своей начальницы. Та не брала трубку. Еще немного поразмыслив, крашеный принял волевое решение и направился к директорскому кабинету. Он деликатно постучался, потом еще раз постучался, уже более решительно, и наконец решился приоткрыть дверь. Его плечи приподнялись, выражая недоумение, затем он обернулся к посетителям, предупреждающе подняв ладонь: мол, не покидайте своих мест, – и зашел внутрь.
Когда секретарь вернулся из кабинета, он выглядел растерянным.
– Не понимаю… Антонины Андреевны нет.
– Как так нет? – Нахимов отодвинул крашеного и вошел в директорский кабинет. Отец Евпатий последовал за ним.
Антонина Андреевна явно любила себя баловать. Обстановка в начальственном кабинете разительно отличалась от выставочно-делового облика приемной. Эту разницу очень точно выразил Андрей Нахимов, который сказал крашеному:
– А ваша начальница-то барыня…
Кабинет был оформлен под светелку московской боярышни времен Алексея Михайловича. Естественно, здесь имелись кондиционер и лампы дневного света, но все остальное было изготовлено с претензией под старину. И наличники на окнах, и платки на стенах, и кружевные чехольца на креслах, и даже настольная лампа в виде лучины с непременным корытцем под ней. При этом все было дорого, дорого, очень дорого!
В углу висела большая икона в аляповато-дорогом окладе; перед ней была укреплена лампадка. Рядом с иконой на стене находилась любительская фотография Антонины Андреевны на фоне храма Александра Невского. Отец Евпатий и Нахимов многозначительно переглянулись.
Словно уравновешивая православную символику, в противоположном углу на треножнике покоилась статуэтка лежащего на боку Будды, явно купленная в каком-то из московских магазинов колониальных товаров. Перед ней находилась курительница и лежало несколько ароматических палочек.
За директорским креслом в стене имелась дверь, которая вела в маленькую комнату отдыха с креслом, диванчиком и холодильником. Здесь обстановка была простой, лишь на стенах висели фотографии каких-то райских мест то ли Тихого, то ли Индийского океана. Прихожанка Антонина, которая ввела в смущение отца Иоанна, оказалась весьма противоречивой дамой.
Впрочем, директриса отсутствовала и в комнатке отдыха. И здесь имелась дверь – черный ход, который вел на соседнюю лестницу. Она была приоткрыта, и именно она постукивала – откуда-то снизу дул сквозняк. Нахимов открыл ее – на лестничной клетке стоял полумрак, не слышалось ни голосов, ни шагов. Антонина Андреевна покинула свой офис явно не минуту назад.
– У кого были ключи от этой двери? – грозно нахмурившись, спросил Нахимов у секретаря.
– У нее. У кого же еще? Если она и дала кому дубликат, то меня в известность не поставила. – Крашеный был явно растерян.
– Сбежала наша красавица… – отец Евпатий внимательно осмотрел замок. Следов взлома не наблюдалось. – Сама сбежала. Эй, мил человек, – он легонько ткнул Нахимова пальцем в бок. – Не перестарался ты тогда, воспитывая ее?
* * *Отец Иоанн вполне точно изобразил дознавателя из Патриархии: «молодой да ранний, характер скверный, презумпцию невиновности не признает, говорит рублеными фразами». Ему было немногим за тридцать, но тяжелый взгляд дознавателя мгновенно заставил Матвея забыть о том, что этот человек всего несколькими годами старше его. Цивильный пиджак висел на нем мешком; Матвею показалось, что дознаватель всем своим видом показывает: мирская одежда ему претит.
– Архимандрит Макарий, – сверля Матвея взглядом, он протянул ему небольшую, но сильную ладонь.
Когда отец сообщил Матвею, что с ним хочет поговорить человек, поставленный Патриархией приглядывать за расследованием, тот долго не мог решить, где назначить встречу. Неожиданно его осенило – на работе. По крайней мере, там будет возможность сослаться на неотложные дела и прекратить разговор.
Редакция «Вечерней новости» располагалась в тех же помещениях, что и при советской власти. Близость к Садовому кольцу подняла рыночную стоимость площадей, поэтому во время очередного кризиса Сиреневый Жакет сдал едва ли не половину офиса издателям перекидных календарей. Страсть русского человека к чтению выжимок из Большой Советской Энциклопедии и поваренных книг не смогло истребить даже появление персональных компьютеров. Матвей неоднократно видел на столах своих знакомых и в офисах серые кубики перекидных календарей, этих доисторических монстров, переживших и мировые войны, и Перестройку.
Помимо «перекидушек» соседи печатали просто календари с красивыми видами, машинами и более или менее откровенно декорированными девушками. Иногда Сиреневый Жакет, словно определив на каком-то своем внутреннем приборчике уровень читательского интереса к своей газете, говорил:
– Матвей Иванович, нам нужна эротика.
И Матвей шел к соседям, которые веером раскладывали перед ним на столе фотографии из рекламных буклетов иноземных ночных баров. Откуда они доставали эту продукцию, Шереметьев не знал, но был уверен, попроси он у соседей найти ему девушку с островов Тонга или с Огненной Земли, в запасниках соседей обязательно найдутся полуобнаженные представительницы народонаселения этих экзотических мест.
Иными словами, соседство оказалось не только полезным с точки зрения выплаты аренды, но и даже приятным. Однако редакциям «Вечерней новости» приходилось уплотняться, и лишь некоторые из сотрудников имели собственные кабинетики. К их числу принадлежал и Матвей.
Архимандрит Макарий с трудом втиснулся в креслице напротив стола Шереметьева. У него было одутловатое лицо и грузная фигура – подобную одутловатость и грузность Матвей нередко встречал среди духовных лиц, истово исполнявших пост, но по своей природной конституции не приспособленных к этому. Одни в постные дни справлялись с позывами желудка, перебарщивая в поедании картошки и квашеной капусты. Другие, хотя и налегали на квасы и морсы, оплывали нездоровым, водянистым жирком, подсаживая желудок и почки – давно уже замечено, что не человек для поста, а пост для человека. Сиречь, духовное очищение должно способствовать телесному оздоровлению, а не наоборот. Впрочем, не ему, Матвею, судить об этом…
– Вашему отцу сейчас не просто. – Серые, почти стальные глаза архимандрита буравили Матвея. Тот тайком осмотрел стол: все ли сомнительные материалы к будущему номеру он успел убрать?
– Я знаю, отец Макарий. Все-таки церковь приходится восстанавливать почти на пустом месте. К счастью, у него сформировался сильный приход…
– Приход сильный, служители храма, так сказать, специфические. Мы все это знаем. Но ведь дело не только в этом.
– Но ведь пожар – несчастный случай, и только.
– Несчастный случай? Московский следователь убежден, что был поджог. И отец Иоанн согласен с ним.
– Я не то имел в виду. Мой отец и его люди не страдали головотяпством. Начиная с элементарных требований пожарной безопасности и заканчивая установлением мирных отношений с Алексеевской слободой. У храма не было врагов. По крайней мере, видимых. Может быть, приход развивался слишком успешно и стал предметом зависти – но это уже другая история. Зависть – несчастный случай, от которого никто не застрахован.
– Зависть – не несчастный случай, а грех, – поправил Макарий. – А о греховности человека забывать нельзя.
– Наверное, вы правы. Но возможности моего отца тоже не были безграничны. Чтобы обезопасить храм от поджога, ему пришлось бы нанять настоящую военизированную охрану, установить видеокамеры вокруг стен. Вы хоть представляете, сколько это стоит?
– Представляю. По моему мнению, именно это и следовало сделать.
– Извините, не соглашусь. Сколько в России храмов, и сколько из них охраняют как национальное достояние? Если собор Александра Невского был так важен для Церкви и государства, его могли бы взять под охрану местные власти. Но ведь не взяли!
– Ваш отец обращался к ним с такой просьбой?
– Нет. Потому что счел подобное обращение бессмысленным. Денег не дали бы.
– То-то и оно. Сейчас даже эта мелочь может быть обращена против отца Иоанна.
Макарий опустил глаза, о чем-то задумавшись. Матвей настороженно смотрел на него, не понимая причин его визита. Вздохнув, архимандрит достал из внутреннего кармана записную книжицу, явно купленную в обычной канцелярской лавке. На ее обложке красовался Леонардо ди Каприо на носу «Титаника». Правда, той актриски, которая играла вместе с ним и имени которой Матвей принципиально не запоминал, на обложке не было. Так что Леонардо размахивал руками в одиночестве.
