Эндрю Уилсон - Лживый язык
Крейс сердился все сильнее, отчего лицо его покраснело.
— Вечно выпытывают что-то, спрашивают, почему я перестал писать после издания своего первого романа. Пишут главным образом аспиранты. Ох уж и мерзкие существа. Выискивают какой-то смысл там, где его вовсе нет. Хотя, надо признать, амбициозные биографы еще хуже. Любопытные твари. Стервятники. Все кружат надо мной, ждут, когда я умру. Каждый надеется первым урвать кусочек моей высохшей плоти. Напрашиваются в гости, чтобы порыться в моих бумагах, дневниках, записях. Спрашивают, может быть, я писал все это время, но отказывался публиковать свои работы. Придумают же, негодяи! Спрашивают, можно ли прийти и побеседовать со мной с часок, взять интервью — «не для печати», разумеется! Кровопийцы, вампиры, вурдалаки, выскочки, хамы, такие же сволочи, как и те, кому нравится глазеть на трагические происшествия! Меня от них тошнит.
Крейс с отвращением смотрел на ворох писем. Потом осознал, что утратил самообладание.
— Простите, я…
— Может, давайте, я отсортирую такие письма?
— Вы? О, это было бы чудесно, — сказал Крейс. — В принципе можете сразу их выбросить.
Он помолчал.
— В этой куче мусора вам наверняка попадутся чеки от моего издателя. Чеки пригодятся. Честно говоря, я предпочел бы сжечь и их, но деньги мне нужны. Чертовы гонорары так и льются рекой, постоянно напоминают…
Взгляд Крейса затуманился. Он погрузился в молчание.
— О чем? — тихо спросил я.
Крейс поджал губы, хотел что-то сказать, но передумал.
— Да так, ни о чем, — отмахнулся он, пытаясь улыбнуться. — Напоминают об одной некогда совершенной глупости, только и всего.
— Тогда я начну прямо сейчас, — предложил я, показав на письма. — Не волнуйтесь. Скоро здесь будет полный порядок.
Перед тем как покинуть кабинет и вернуться к чтению, Крейс дал мне нож для разрезания бумаги, и я принялся неспешно разбирать его корреспонденцию. Начал с самого верха пирамиды, постепенно подбираясь к ее основанию. Высматривал чеки и послания от биографов. Мне и самому было любопытно узнать больше о Крейсе.
Я вскрывал конверты и быстро пробегал глазами письма, проверяя, есть ли в них что-нибудь важное. В основном это была обычная предсказуемая чушь, о которой говорил Крейс, но одно из писем — в конверте из дорогой кремовой веленевой бумаги — привлекаю мое внимание. Письмо было написано от руки на почтовой бумаге с гербом; имя — Лавиния Мэддон, адрес и телефон были оттиснуты черной тушью в верхней части листа.
SW1
Лондон
Итон-сквер, 41а
Дорогой Гордон Крейс!
Простите, что вынуждена написать вам еще раз, но возможно, вы не получили мое письмо от 12 февраля. Если оно затерялось, я вкратце передам вам его содержание.
Прежде всего хочу извиниться за то, что обращаюсь к вам, не будучи вам официально представленной. Я понимаю, что, наверное, подобная вольность вам не по нраву — за это я едва ли могу вас осуждать, — но мне крайне важно связаться с вами.
Уверена, не я первая обращаюсь к вам. Дело в том, что я очень хочу написать вашу биографию. Точнее, не биографию как таковую, а книгу о таком явлении, как литературный успех и литературное безмолвие, книгу, в которой ваш образ был бы центральным, — как обобщающая метафора, если угодно. Естественно, для этого понадобится биографический материал: письма, интервью и тому подобное, — и мне хотелось бы договориться с вами об этом.
Я понимаю — исходя из того, что я слышала, — что, возможно, моя затея не придется вам по душе. Но позвольте заверить вас, что эта книга — ее заказало издательством «Пьериа паблишинг», которое, как вам известно, является одним из ведущих в Великобритании, — ни в коем случае не будет скандальной. Конечно, мне пришлось бы упомянуть события 1967 года, но, может быть, в данной книге вы смогли бы представить свою версию происшедшего. Это всего лишь предложение, поэтому, пожалуйста, не обижайтесь, если оно вам не нравится. Я прекрасно понимаю, что это крайне деликатная тема.
0 себе скажу следующее: в числе моих изданных книг биографии Джин Стаффорд,[10] Констанс Фенимор Вулсон,[11] Дж. М. Барри[12] и Вирджинии Вулф.[13] Мои работы публиковались во многих уважаемых изданиях, в том числе в «Лондонском книжном обозрении» и еженедельнике «Нью-Йоркер».
Умоляю вас откликнуться на мое письмо, дабы мы могли обсудить наше сотрудничество и развеять ваши тревоги, если таковые у вас есть. Мне не составит труда приехать в Венецию и встретиться с вами, когда и где вам это будет удобно.
С уважением, Лавиния Мэддон.Я прочитал письмо еще раз. Письмо от амбициозного биографа, от одного из так называемых вампиров, о которых говорил Крейс. Я был доволен тем, что нашел его, и надеялся, что Крейс по достоинству оценит мои старания. Однако этот инцидент 1967 года не давал мне покоя. Что имела в виду Лавиния Мэддон? Судя по тону письма, она — серьезная и почтенная дама. Я отложил ее письмо в сторону, намереваясь показать его Крейсу в конце дня, и продолжал вскрывать конверты, большинство посланий бросая в мусорное ведро. Как ни странно, ни один чек еще не попался мне на глаза. Должно быть, они в самом низу, предположил я, такое уж мое везение! Я сунул руку в самую гущу бумаг, пошарил в ворохе и выудил стопку писем. Одно письмо — просьба к Крейсу посетить литературный фестиваль — было отправлено 12 апреля 1998 года, два года назад.
Я встал, потянулся, зевая. В маленьком кабинете было жарко и душно. Мне не хватало воздуха. Хотелось выпить чего-нибудь. Просмотрю еще несколько писем, а потом сделаю перерыв, решил я. Я взял из стопки очередное письмо, и мое внимание тут же привлек неряшливый, почти неразборчивый почерк на конверте. Трудно было разобрать даже имя Крейса, не говоря уже о том, чтобы прочитать адрес его издателя. Удивительно, как вообще письмо дошло до адресата. Короткий текст был написан синей шариковой ручкой, оставлявшей на листе грязь, и пестрел орфографическими ошибками.
DT11 OGF
Дорсет
Уинтерборн
Черч-Вью, 23
Дорогой мистер Крейс!
Я уже писала вам, но ответа не получила. Вы зобыли его? Не можит быть. Ведь он был вам так дорог. Ниужели память о нем ничего не стоит? Вы знаете, где мы живем. Пожалуйста, пришлите нам деньги. Мы в них нуждаемся, а вы — нет.
Миссис М. Шоу.Странное письмо. Нужно показать его Крейсу. Возможно, это шантаж. В самом письме дата не указывалась, но, судя по штемпелю, его отправили из Дорсета 17 мая, два месяца назад.
Я захватил оба письма — от Лавинии Мэддон и от загадочной миссис М. Шоу — и пошел искать Крейса.
— Мистер Крейс? Мистер Крейс?
Мой голос эхом разносился по портего. Никто не откликался. Я ступил в гостиную. Крейс сидел в кресле и храпел, уткнувшись подбородком в воротник своей рубашки. Я тихо попятился из комнаты и на цыпочках прошел через холл в кухню. Письма покажу ему позже, решил я. До вечера время еще есть, так что я попытаюсь найти другие послания от этих двух таких разных женщин и потом представлю ему сразу весь комплект. Тогда все можно будет утрясти легко и без суеты. Крейс решит, стоит ли ему принимать предложение Лавинии Мэддон и как быть с подозрительной миссис Шоу. Я же со своей стороны, прежде чем затрагивать в разговоре с ним обе эти темы, постараюсь подготовиться к ним со всей тщательностью. Мое усердие, я уверен, обрадует Крейса.
* * *Пока Крейс дремал, я пообедал салями с хлебом и помидорами, читая «Избранные письма» Аретино.[14] Потом вернулся в кабинет и стал дальше разбирать почту.
Перебирая письма, я высматривал на конвертах характерные почерки: один — элегантный, уверенный, второй — детский, угловатый. Прочитанные письма складывал слева от себя. И все время размышлял о Крейсе и тайнах его прошлого.
При всей своей эксцентричности — а возможно, как раз благодаря этим странностям, — Крейс был притягательный человек. Неудивительно, что столько людей проявляли к его личности живой интерес. Хоть Лавиния Мэддон и говорила, что на образе Крейса намерена построить метафорическую формулу успеха и неудачи, было ясно, что ее прежде всего интересует история его жизни и особенно то, что произошло с ним в 1967 году. И какое отношение имеет к Крейсу полуграмотная женщина из Дорсета? Крейс сказал мне, что он больше не пишет, но я понятия не имел о том, почему он перестал заниматься литературным трудом.
Я подумал, что, прежде чем идти дальше, пожалуй, следует попытаться узнать чуть больше. Просто для того, чтобы понять то, что будет говорить мне Крейс, когда я отнесу ему письма. Я поднялся, обвел взглядом комнату, прислушался, не приближается ли Крейс. Поиск, исследование — это все часть моей работы, убеждал я себя. Крейс еще спасибо мне скажет, когда я сообщу ему результаты своих изысканий. На всякий случай я вышел из кабинета в его спальню, потом прошел в портего, осторожно приблизился к гостиной и заглянул в дверь. Крейс все так же мирно спал в кресле. Его веки трепетали, словно крылья бабочек, сидящих на засохших листьях.
