Олег Андреев - Вокзал
– Алло! Перезвоните ему, пожалуйста, на работу часа через три. Там ему будет удобнее говорить с вами, – нарочито громко, чтобы слышал Ларин, произнесла Людмила Анатольевна, хотя на том конце провода давно положили трубку.
Виктор Андреевич чувствовал нарастающее раздражение. В прихожей он столкнулся с дочерью.
– Ты почему до сих пор не в институте? – мрачно спросил он ее, впрочем, не ожидая услышать ответ.
– А ты почему до сих пор не на кладбище? – дерзко ответила Лариса, не сразу осознав двусмысленность своей фразы.
– Не волнуйся, дождешься ты и этой минуты, – болезненно усмехнулся Ларин.
– Чего ты меня цепляешь? Ты ведь прекрасно знаешь, что я не это имела в виду. Что вы от меня все хотите?
– Только одного. Чтобы ты стала нормальным человеком. Чтобы училась, чтобы любила… нет, хотя бы уважала нас с матерью.
– Началось, – закатила глаза Лариса и усталой походкой двинулась в сторону кухни. – Я могу сегодня хотя бы спокойно попить кофе?
Виктор Андреевич устремился следом за дочерью, продолжая говорить:
– Чтобы ты помнила, что еще совсем молодая девушка, будущая мать…
– А вот это уже очень интересно. На этом месте, пожалуйста, поподробнее.
Как я должна помнить о том, что я молодая девушка? А? Что для этого нужно?
Может быть, каким-то особым образом тренировать свою память?
– Прежде всего не шляться по ночам, как последняя… – Виктор Андреевич осекся, поняв, что перегнул палку.
Ища поддержки, он растерянно взглянул на жену:
– Ты можешь сказать своей дочери, чтобы она по ночам спала дома?
– А при чем здесь ночь? И вообще, то, о чем ты думаешь, этим ведь можно заниматься и днем. И уж тебе-то наверняка об этом хорошо известно.
– Так, приехали, – Виктор Андреевич злобно посмотрел на жену.
Еще только два дня назад Людмила Анатольевна плакалась ему по поводу того, что ей не нравится связь Ларисы с Вадимом, и просила серьезно, по-отцовски поговорить с дочерью об этом. А сейчас решила свести свои супружеские счеты при ребенке.
– Хорошо. Только больше ко мне с этими вопросами не подходи. Пусть твоя дочь делает что хочет. Хочет гулять – пусть гуляет, хочет бросить институт – пусть бросает. Я больше слова не скажу. Пальцем не пошевелю. Ты поняла меня?
– Я уже давно все поняла. – Голос жены дрогнул. – Ты тоже можешь делать все, что хочешь. Тебя здесь никто и никогда не держал. Хочешь – приходи домой, хочешь – таскайся со своими…
– Что ты мелешь при дочери?
– А ты думаешь, она ничего не понимает? – Голос жены перешел на крик. – Уже давно все понимает! Только тебе всегда на это было наплевать.
– Так, с меня хватит. – Лариса выскочила из-за стола, так и не притронувшись сегодня к кофе. – Я в ваших разборках участвовать не хочу. У меня своего дерьма предостаточно.
Через несколько минут Лариса покинула родительский дом.
Виктор Андреевич молча одевался в спальне. Людмила Анатольевна то и дело заходила туда за какой-то пустячной вещью. Ей хотелось помириться с мужем в этот траурный день, но годами выработанная привычка ни при каких условиях не совершать первого шага после ссор не давала ей этого сделать. Лишь когда Людмила заметила, что Ларин не может найти галстук в тон рубашке, она не выдержала и собственноручно завязала мужу нужный. Впрочем, он не сопротивлялся.
– Ты можешь позвонить в кафе насчет поминок? – нарушил Ларин долгое молчание. – Я думаю, нужно заказать на завтра, часов на пять. Попроси их водку взять с завода «Кристалл».
– Хорошо, обязательно позвоню. – Несмотря на холодный тон, которым Людмила Анатольевна ответила мужу, в глубине души она обрадовалась тому, что Ларин так быстро отошел от довольно небезобидной стычки.
Возможно, в другой раз Ларин и выдержал бы ссору более длительное время, но сейчас у него просто не было сил. К тому же он благоразумно подумал, что все равно рано или поздно им придется мириться с женой, так почему бы не сделать это сейчас, сэкономив нервные клетки на предстоящие похороны и дни поминок.
– Если хочешь, я поеду с тобой на кладбище, – сделала благородный жест Людмила Анатольевна. – Мне на работу сегодня можно прийти после обеда.
– Хорошо, поехали, – равнодушно ответил он.
– Тогда дай мне еще десять минут на сборы.
Ларин внимательно смотрел, как жена одевалась. В свои сорок девять она была еще совсем не старой. Стройные ноги, подтянутый живот, тренированные шейпингом – двухразовыми занятиями в неделю – мышцы ног и рук. Людмила Анатольевна тщательно следила за своей внешностью. На нее до сих пор обращали внимание даже молодые мужчины. Но Ларин уже давно потерял интерес к жене. Ему казалось, что она прочитана им вдоль и поперек. И даже то, что раньше в жене вызывало восторг и восхищение, теперь все чаще и чаще раздражало. Когда-то Виктору Андреевичу нравилось в молодой Людмиле игривость девочки, теперь же такая непосредственность – с годами все более нарочитая – казалась ему пошлой и непристойной. Даже сейчас он чувствовал, что она играет перед ним, так долго надевая на себя колготки, кокетливо выставляя напоказ тонкие ноги. Вот уже около двух месяцев они не были близки. И сейчас Людмила Анатольевна, возможно, пыталась возбудить мужа.
«Тоже нашла время. А главное, удачный момент – перед похоронами матери, – усмехнулся он про себя. – Ну с чувством такта у нее всегда было туго».
Виктор Анатольевич нетерпеливо взглянул на часы.
– Коля наверняка уже ждет, – сказал он жене.
– А ты хочешь, чтобы шофер служебной машины не ждал своего начальника?
– Мы можем опоздать, – тихо сказал Ларин.
– На кладбище еще никто не опаздывал. – Она обиженно одернула юбку.
В это время зазвонил телефон. Людмила Анатольевна бросила на мужа изничтожающий взгляд:
– Ну бери. Наверняка снова тебя.
– Слушаю вас! – Ларин с напряжением взял трубку, но, когда услышал в ней мужской голос, тут же расслабился.
– Виктор Андреевич Ларин? – спросили на том конце провода.
– Совершенно верно. Это я.
– Вас беспокоят из Федеральной службы безопасности. Отдел по борьбе с организованной преступностью. Полковник Чернов Леонид Константинович.
– Слушаю вас, – холодно сказал Ларин, уже предчувствуя, что его сегодняшние планы будут нарушены.
– У нас возникла серьезная и срочная необходимость встретиться и переговорить с вами. Немедленно. – В тоне полковника Чернова были железные нотки, не допускающие возражений.
– Вы понимаете, у меня сегодня такие обстоятельства личного характера… – начал было Виктор Андреевич.
– Мы в курсе. И приносим вам свои соболезнования. И поверьте, если бы не важность и срочность вопроса, мы бы вас не потревожили.
– Хорошо, – не сразу ответил Ларин. – Где мы встречаемся?
– Давайте подъезжайте к себе на работу. Мы вас там будем ждать.
Ларин повесил трубку и почувствовал неприятный холодок в области груди.
Виктор Андреевич был воспитан и прожил большую часть жизни при советской системе, а потому органы, подобные КГБ или ФСБ, вызывали у него бессознательный, на уровне физиологии, ужас.
«Что же им от меня нужно?» – подумал он, механически набирая номер телефона секретарши.
– Оленька, я сейчас выезжаю на работу.
– Да, я в курсе, Виктор Андреевич, они уже сюда звонили.
– Ты тогда попроси наших ребят… – начал Виктор Андреевич.
– Насчет места на кладбище? – перебила догадливая Оленька.
– Да, милая.
– Не волнуйтесь, Виктор Андреевич. Выберем самое лучшее. Сухое, на пригорочке. С хорошим соседством. Вот увидите, вам очень понравится. И вашей маме тоже.
«Дура!» – во второй раз за это утро с раздражением подумал о секретарше Ларин.
Глава 12
СОБИНОВА
Начальник информационного отдела даже не решался заглядывать к Нине Андреевне. Все его отредактированные тексты объявлений по вокзалу она игнорировала с упорством, достойным лучшего применения. Вернее, она их не то чтобы игнорировала, никакой вражды к милому начальнику она не испытывала, только ей было скучно читать все эти забитые цифрами, нерусскими оборотами и канцеляризмами слова. Она легко выхватывала из объявлений суть. И подавала ее по-своему. Не особенно даже утруждаясь в редактировании отредактированного. Уже сколько раз опешившие пассажиры останавливались, выслушав ее объявления.
Останавливались, выслушивали до конца и обязательно – обязательно – улыбались.
Нина Андреевна видела это своими глазами. Из ее башенки весь вокзал был как на ладони.
Вот это был настоящий театр. Она говорила людям самое важное, самое жизненно необходимое ее слова тут же вызывали адекватное активное действие, что в театре на языке, изобретенном К. С. Станиславским, называлось сверхсверхзадача. Мало было в истории человечества спектаклей, которые бы могли похвастать, что достигли сверхсверхзадачи, то есть заставили своим искусством людей тут же, по выходе из зала, полюбить человечество и отдать первому нищему последнюю рубашку. Собинова творила действенное искусство. И очень этим гордилась.
