Йоханнес Зиммель - Пятый угол
Вера взглянула на Томаса:
— Могу я поговорить с ним пять минут наедине?
— Не возражаю, — сказал Томас. Вот это и было его ошибкой.
Он вышел и уселся в холле, не спуская глаз с двери своего кабинета. «Не дурак же я», — думал он. Спустя некоторое время, достаточное, чтобы выкурить сигарету, его вдруг бросило в жар, он понял, что все же оказался в дураках. Его кабинет находился на втором этаже. И решетки на окне не было. Он бросился обратно. Комната была пуста, окно открыто…
Десять минут спустя телексы по всей стране отстукивали:
«6 нояб 45 стоп — всем подразделениям военной полиции стоп — всем разведывательным отделам стоп — разыскать и немедленно арестовать…»
Французский военный патруль арестовал Пьера Валентина уже 7 ноября в зале ожидания вокзала в Нанси, когда он только что купил билет в Базель. Поиски княгини Веры оказались безрезультатными. Она исчезла.
Арестованный лейтенант был доставлен в военную тюрьму в Париже. От генерала Пьера Кенига, верховного главнокомандующего французскими войсками в Германии, Томас получил официальный запрос: собрать весь материал против Валентина. Эта грязная работа заняла у нашего друга все время до начала декабря. Были арестованы еще четыре француза.
Забегая вперед, скажем: лейтенант Валентин и его подельники предстали перед судом в Париже. 15 марта 1946 года их разжаловали и приговорили к большим срокам лишения свободы.
8
3 декабря Томаса Ливена вызвали в штаб-квартиру генерала Кенига, который сказал ему:
— От души благодарю вас за то, что вы помогли положить конец деятельности этих подлых субъектов. Мы не армия разбойников и бандитов. Мы хотим поддерживать порядок и справедливость в нашей зоне.
И если 3 декабря Томас был принят генералом Кенигом и обласкан им, то 7 декабря он получил письмо следующего содержания:
«Военное министерство
Французской Республики,
Париж, 5 декабря 1945 г.
Капитану Рене Клермону, ведомство по розыску военных преступников, Баден-Баден
В связи с предварительным расследованием против лейтенанта Пьера Валентина и других обвиняемых мы затребовали ваше дело из разведслужбы.
Из этих документов, устные пояснения к которым нам дал один высокопоставленный сотрудник разведки, следует, что вы во время войны были агентом германского абвера в Париже. Вы понимаете, что человек с вашим прошлым не может быть использован в нашей службе по розыску военных преступников. Полковник Морис Дебра, который в свое время принял вас в организацию, уже четыре месяца в ней не работает.
Настоящим вам предписывается до 15 декабря 1945 года освободить служебные помещения в Баден-Бадене и сдать руководству все дела, штемпеля и материалы, а также ваши военные документы и удостоверения. С этого момента вы уволены со службы. Дальнейшие указания последуют в ближайшее время».
Внизу — неразборчивая подпись. И под ней — на машинке: бригадный генерал.
Томас Ливен сидел за письменным столом и, напевая вполголоса, прочел письмо еще раз, снова замурлыкал и подумал: «Ну вот и приехали. С удручающей монотонностью все повторяется в моей жизни снова и снова. Проворачиваю сомнительное дело — и всем это нравится. Меня осыпают наградами, деньгами, поцелуями. Я — любимец патриотов, стоящих у власти. Но стоит начать вести себя как порядочный человек — бац, я снова в дерьме. "Высокопоставленный сотрудник" разведки предоставил военному министерству разъяснения к моему личному делу? Высокопоставленный сотрудник! Чувствуется рука полковника Симеона. Жив курилка и по-прежнему меня ненавидит…»
Томас поднялся. Механически принялся освобождать кабинет, его мысли витали где-то далеко. Когда он открывал ящик стола, ключ немного заело. Не очень сильно. Он не обратил внимания. Сперва не обратил. Рассеянно собрал бумаги, отыскал свои личные вещи. Достал из ящика, который немного заедало, поддельные паспорта. Пересчитал их. Все на месте. Нет, не все. Пересчитал еще — проклятье, одного не хватает. Испарина проступила на лбу Томаса Ливена, когда он обнаружил, какой именно из них пропал: прекрасный швейцарский паспорт на имя Ойгена Вельтерли. И еще кое-что отсутствовало: чековая книжка Швейцарского национального банка вместе с доверенностью на получение денег.
Томас со стоном опустился в кресло. Обрывки разговора молотом застучали в мозгу: «Так тебя зовут еще и Ойген Вельтерли? И много денег у тебя на счете? Нет такой подписи, которую я не могла бы скопировать»… Томас сорвал телефонную трубку, заказал срочный разговор с Цюрихом. Потянулось бесконечное ожидание. Разговор возможен только по военной связи? Ну и что? Теперь уже все равно. Наконец соединили. Он попросил к телефону сотрудника, обслуживавшего его счет. И обо всем догадался, едва услышал голос швейцарца, звучащий по-домашнему: «Да, господин Вельтерли, мы в курсе. Ваша супруга все урегулировала»…
Она раздобыла себе швейцарский паспорт. По моему примеру. Проклятая стерва.
— Когда… когда моя жена была у вас?
— Примерно четырнадцать дней назад… Мадам сказала, вы скоро снова приедете в Цюрих и распорядитесь, что делать со счетом…
— Что… делать… со счетом…
— На нем осталось еще двадцать франков.
О боже, боже!
— Все остальное она сняла?
— Ну да, конечно же. У мадам были ваш паспорт, ваша чековая книжка, банковская доверенность, в том числе и на сейф… Господин Вельтерли! Боже правый, что-нибудь не так? Не в порядке? Но нашей вины здесь нет, мадам предъявила все документы и полномочия, все с вашей подписью…
Томас положил трубку. Долгое время сидел неподвижно. Пропало все, что он имел, кроме 20 франков.
Час спустя человек, все еще называвшийся капитаном Клермоном, передал свой кабинет и все бумаги руководителю отдела. С обеда 7 декабря капитан Клермон исчез. Бесследно.
9
22 февраля 1946 года в рецепции роскошного парижского отеля «Крийон» на площади Конкорд двое мужчин спросили некоего мсье Озе. По сияющей улыбке портье можно было заключить, что мсье Озе был любимым постояльцем. Портье позвонил:
— Здесь двое господ хотят поговорить с вами — мсье Фабр и мсье барон Кутузов.
— Попросите господ подняться ко мне.
Один из посыльных проводил гостей на третий этаж. У Бастиана Фабра рыжий ежик на голове топорщился больше, чем всегда. Его спутник примерно сорока пяти лет, носивший фамилию знаменитого русского генерала, был широкоплеч, одет в обычный гражданский костюм. В салоне апартамента 213 мсье Озе в первоклассно сшитом костюме поспешил навстречу гостям.
Подождав, когда служащий уйдет, Бастиан кинулся на шею своему старому другу: «Как я рад нашей встрече!»
— А уж я-то как, Бастиан, а уж я-то как, — сказал Томас Ливен. Освободившись, он пожал руку русскому. — Рад познакомиться с вами, барон Кутузов. Хотя позволю себе с этой минуты называть вас не бароном, а товарищем комиссаром. Комиссар Кутузов.
— Но почему? — с тревогой во взгляде спросил русский.
— Минутку терпения. Все своим чередом. Мне нужно так много рассказать вам, друзья. Но сперва обедать, я заказал еду в номер. Через десять минут подадут. Среди прочего будет борщ, товарищ комиссар. Прошу вас, садитесь.
Томас Ливен держался настолько спокойно и уверенно, что захватывало дух, если принять во внимание, что французские военные власти разыскивали его в течение многих недель и здесь, в Париже, он находился, так сказать, в логове льва. Утешался он, однако, мыслью, что лев будет меньше всего искать жертву в своем логове.
Когда 7 декабря он спешно покидал Баден-Баден, некий специалист, в свое время подделывавший документы для абвера, изготовил Томасу безупречный французский паспорт на имя Мориса Озе. После этого Бастиану Фабру в Марсель было отправлено письмо, извещавшее, что он, Томас, — полный банкрот. Обратной почтой пришел ответ Бастиана: «Видишь, Пьер, как правильно, что мы тогда немного удержали из добычи Лессепа? Теперь можешь получить свое. Нашел здесь одного приятеля, сын русского барона. Зовут его Кутузов. Его старик был шофером такси в Париже. Помер. Теперь ездит молодой. На "понтиаке"…»
На это Бастиан получил от Томаса телеграмму: «ожидаю тебя и барона на машине 22 февраля отель крийон».
— Где ваш автомобиль? — поинтересовался Томас у гостей.
— Перед отелем.
— Это хорошо. Надо на него взглянуть. Ты, дорогой Бастиан, в ближайшее время сыграешь роль шофера. А товарища комиссара Кутузова мы посадим на заднее сиденье машины. Золотые монеты привез?
— Лежат в чемодане.
Появились три официанта с едой. Потом Томас, Бастиан и Кутузов сидели за столом, помешивая свежую сметану в борще. Русский аристократ-таксист удивлялся:
