Лен Дейтон - Мозг стоимостью в миллиард долларов
Гарриман, высокий и мускулистый, с крупными неровными зубами, смахивал скорее на вышибалу, чем на подполковника спецотдела военной разведки. Его черные волосы плотно облегали костистый череп. Загрубевшую кожу лица испещряли морщины. Для профессионального офицера он был достаточно умен. Я прикинул, что человека, ради которого мы снялись с места, предстоит отправить за решетку, потому что Гарриман обладал правом, предоставленным ему министерством внутренних дел, выписывать ордера на арест, не утруждаясь излишними формальностями.
Выпить они отказались, так что я облачился в дождевик и мы направились к докам.
— Молодой Чико, — повторил Доулиш, — неплохо сработал на месте.
— Да? — откликнулся я.
Посмотрев друг на друга, мы с Гарриманом поморщились. Рация в машине подала голос:
— О'кей. Переключайтесь на шестой канал и поддерживайте связь с «Темзой-5».
Бернард с переднего сиденья спросил:
— "Темза-5", вы меня слышите? — И полицейский катер ответил, что слышит нас четко и ясно. Мы сообщили, что тоже слышим четко и ясно, после чего Бернард попросил их уточнить свое местоположение, и они сказали:
— Тауэр-бридж, со стороны Пикл-Херринг-стрит.
— "Темза-5", — скомандовал Бернард, — подходите к полицейскому участку в Уоппинге, возьмете на борт пассажиров.
— Нам не встретилось ни одного человека в маленькой шлюпке, — продолжала «Темза-5», — кто отвечал бы описанию, что вы нам дали, но на обратном пути к пристани Лавендер мы глянем еще раз.
— Вы кончили переговоры? — спросила диспетчерская уверенным голосом, а потом добавила: — Вижу, вы еще разговариваете с «Темзой-5».
На что Доулиш сказал:
— Чем вы там занимаетесь, ребята, в карты играете? — Он улыбался. — Этот тип миновал Финчли-роуд, — невозмутимо продолжил Доулиш, — и Чико следовал за ним по пятам. Затем примерно в половине седьмого он завернул в «Проспект Уитби», где его Чико и закупорил, так что мы сможем взглянуть на него.
— С какой стати нам всем туда являться? Я думал, вы собираетесь просто перекрыть район.
Доулиш одарил меня намеком на улыбку.
— Бернард — дежурный офицер. Гарриман отвечает за порядок на реке. Так что у нас есть все основания быть на месте.
— А у меня были все основания оставаться дома, — проворчал я, — но ведь никто не захотел меня выслушать.
Когда мы пересекали Тауэр-бридж, я увидел полицейский катер, который, буравя серую зыбь, шел вниз по реке. Мы миновали лондонский Тауэр, по улице с односторонним движением обогнули Монетный двор, после чего свернули на Томас-Мор-стрит; окаймленная двадцатифутовыми стенами, она бесконечно поворачивала и извивалась. Мы все не могли добраться до конца улицы, и казалось, что стены становятся все выше и выше, как в последних кадрах «Кабинета доктора Калигари». Вдоль Уоппинга тянулись пирсы и краны, грязные и молчаливые. В свете фар поблескивали зеленые глаза бродячих кошек и мокрые камни мостовой. «Вулзли» встряхнуло на узких мостках у въезда в доки, и он проехал под низкими закопченными навесными переходами. Сразу же за изгородью внезапно открылось обширное пространство темной воды и пассажирский лайнер, в желтых сверкающих иллюминаторах которого были видны снующие официанты в белых смокингах, — словно на воду спустили отель «Хилтон», который вот-вот отбуксируют в море. Мы высадили Бернарда возле участка в Уоппинге, где его уже ждали двое полицейских в плащах и болотных сапогах.
Чико стоял у паба. «Проспект Уитби» представлял собой первостатейный аттракцион для туристов, и летом они кишели здесь, как портовые крысы. Но сейчас стояла зима, окна и витрины запотели, а холод заставил плотно закрывать дверь заведения. Мы вывалились из машины как кейстоунские копы. Чико был возбужден, и влажные пряди волос падали ему на мокрый розовый лоб. — Здравствуйте, сэр.
Он по очереди поздоровался с каждым из нас, провел нашу троицу в паб и, словно шестиклассник, удостоенный посещения старших, кинулся к стойке покупать нам выпивку. Чико испытывал такой восторг, что называл бармена сэром.
«Проспект» был забит искусно сделанными безделушками и каминными принадлежностями, на которых посетители — и это главное — оставляли свои визитные карточки, театральные билеты, программки... Бумажки, нанизанные на рога, украшали все стены — так что порой ты чувствовал себя тут, как жук в корзине для мусора. Я прошел мимо стойки прямо на балкон, с которого открывался вид на лондонскую заводь Темзы ниже моста. Вода отливала тяжелым маслянистым цветом. Набережная была тиха и пустынна. Я слышал, как Доулиш удерживал Чико от желания незамедлительно спуститься в погреб за его любимым сортом шерри. Чтобы покончить с его мучительными стараниями доставить нам удовольствие, Гарриман заказал: «Четыре больших горького», и бармен, как и все мы, наконец испытал облегчение. Все вслед за мной вышли на балкон. Когда мы сгрудились в тесный круг друидов и в стаканах ритуально заклубилась пена, Чико сообщил:
— Он перебрался на тот берег.
Я ничего не сказал; Гарриман тоже промолчал; наконец подал голос Доулиш:
— Расскажите, как вы это выяснили.
— Как гласит инструкция, я проследовал... — начал Чико.
— Просто объясните, — прервал его Доулиш.
— Я видел, как он зашел внутрь, проследовал за ним до этого балкона, но к тому времени он спустился по железной лестничке вниз, где его ждала лодка с веслами, и стал грести к тому берегу. Я позвонил в контору и предложил, чтобы они подняли речную полицию. Мой информатор сказал, что он направлялся к большому серому судну у пристани Лавендер. Я выяснил, что корабль польский.
Доулиш и Гарриман посмотрели на меня, но у меня не было никакого желания делать из себя идиота, так что я в свою очередь уставился на Чико, удивившись, почему он носит галстук с лисьими мордами.
Теперь Доулиш и Гарриман рассматривали покачивающееся на воде польское судно; Доулиш заявил, что они оставляют Чико на меня, и в машине отправились наносить визит руководству полиции Лондонского порта.
Чико извлек огромный кожаный портсигар.
— Вы не против, если я позволю себе закурить? — осведомился он.
— Только если вы не будете рассказывать о восхитительном нежном кларете, который открыли для себя прошлым вечером.
— Не буду, сэр, — согласился Чико.
Небо рдело багровым цветом, как вытащенный на берег корпус корабля, крытый суриком; оно простиралось над необъятным лесом кранов. От набережной Лавендер шел густой запах мазута, по которому лоцманы, как они говорят, ориентируются в тумане.
— Вы не верите мне? — спросил Чико.
— Дело не во мне, — отозвался я. — Старик явился, дабы продемонстрировать, как делать нашу работу, так пусть он ею и занимается.
Мы пили пиво, наблюдая, как мимо нас медленно струится вода. Из-за поворота вывернулся полицейский катер и направился в сторону Ротерхита. Я увидел, как на корме Бернард, Доулиш и Гарриман беседуют с полицейским, подчеркнуто стараясь не обращать внимания на польское судно.
— Что вы об этом думаете? — спросил Чико.
— Давайте разберемся во всем медленно и основательно, — начал я. — Итак, вы проследовали за этим человеком досюда. Как вы добирались?
— Каждый из нас в своем такси.
— И вы заметили его у входа в паб?
— Да.
— Как далеко вы находились от него?
— Я попросил своего водителя дать той машине возможность повернуть, после чего расплатился и попросил шофера подождать. Я был на месте через минуту после него.
— Целую минуту?
— Да, самое малое, — согласился Чико.
— И вы проследовали за ним через весь паб до самого балкона?
— Ну, в пабе я его не видел, так что, скорее всего, он миновал его и вышел прямо на балкон.
— И к какому же выводу вы пришли?
— Я сомневался, пока не поговорил с очевидцем, который стоял на балконе.
— И он рассказал?..
— Он рассказал, что человек спустился по лесенке вниз и отплыл.
— Изложите мне его рассказ дословно.
— Это он и сказал.
— Что вы его спрашивали? — устало осведомился я.
— Я спросил его, спускался ли тут человек, и он ответил: «Да, вот он, пересекает реку. Вон там».
— Но вы сами его не видели?
— Нет, я не смог его рассмотреть.
— Отправляйтесь и разыщите того шутника, который его видел.
— Есть, сэр, — козырнул Чико.
Он вернулся с пузатым мужиком в коричневой джинсовой куртке и такого же цвета плоской шапке. На розовом мясистом лице выделялись крупный нос и толстые губы. У него был хриплый громкий голос, свойственный людям, которые привыкли владеть вниманием небольшой компании. Я прикинул, что он, должно быть, букмекер или его подручный, а учитывая джинсовую куртку, к которой не пристает лошадиная шерсть, — скорее всего, на скачках. Свидетель протянул массивную лапу и с преувеличенным дружелюбием потряс мне руку.
— Повторите для меня то, что вы рассказывали ему, — попросил я.
