Владимир Прасолов - Северный ветер
Пока есть продукты и бензин, пока не растаял снег, надо выходить на побережье. Надо спасать свои жизни, роптали люди. Еще немного — и они останутся здесь навеки, только потому, что сдохнут с голода, не говоря уже об угрозе со стороны каких-то таинственных сил.
Никакие слова Гюнтера на них не действовали. Когда было принято окончательное решение об уходе, Гюнтер уходить отказался. Он решил остаться и в одиночку продолжить исследования. Он понимал опасность такого решения, но иначе поступить не мог.
— Я остаюсь с Вернером, я его не оставлю, — заявил он всем и вышел из палатки.
Он долго стоял у могилы, холодный ветер срывал слезы отчаяния с его щек.
Утром четверо членов группы ушли. Они уехали на снегоходе, предоставив в распоряжение Гюнтера все оборудование и часть запаса питания. День он просидел в палатке, слабо надеясь на то, что здравый смысл восторжествует и они вернутся. Этого не случилось, и не могло случиться. Уже через несколько часов пути снегоход вместе с нартами и всеми людьми ушел под воду, проломив тонкий лед соленого озера, по гладкой поверхности которого те решили проскочить. Карстовые известняковые теплые воды проточили и сделали рыхлым идеальный с поверхности лед. Это озеро поглотило бросивших Гюнтера соотечественников, наказав их за предательство быстро и безжалостно.
Вангол не ожидал, что все так удачно сложится. В военной комендатуре, правда, чтобы получить разрешение, пришлось «убедительно» объяснять важность выполняемого его группой спецзадания. После чего на станции осталось только ждать любой воинский эшелон. Эшелоны шли с интервалом три-четыре часа. Остановки были короткими, пропускали встречный — и вперед. Наконец дождались.
В штабном вагоне подошедшего эшелона, куда их направили, встреча была холодной. Начальник эшелона майор Вербицкий, внимательно прочитав командировочные документы, хмуро буркнул:
— Мест в вагоне для вас нет. Если не побрезгуете, то только с лошадьми в теплушке.
— Не побрезгуем, товарищ майор, — заверил Макушев.
— Хорошо. Оно с лошадками-то для вас покойней будет.
— А что так? — спросил было Арефьев, да вместо ответа услышал:
— Давайте, пока темно, во вторую теплушку и особо не кажитесь, жратвы вам часовые приносить будут. Авось доедете.
— Ничего не пойму, Вангол, почему это нам прятаться надо? — спросил Арефьев, устраивая себе топчан из мешков овса.
— Сам пока не пойму.
Прояснилось утром, когда поезд встал на несколько часов и из теплушек высыпал под осеннее солнышко солдатский «контингент».
— Да, эти навоюют… — только и сказал Макушев, поглядев в отдушину на галдящую по фене толпу.
— Уголовники! — прошелестел вполголоса Арефьев.
— Неужели они с оружием?
— Без оружия, пока, — услышали они голос майора Вербицкого. Он стоял около их теплушки с двумя солдатами.
Вангол приоткрыл дверь. Вербицкий поднялся в вагон.
— Как переночевали?
— Хорошо, товарищ майор, — ответил Вангол.
— Мы с начала августа в тайге, как там, на фронте, товарищ майор? — Арефьев задал этот вопрос настолько искренне, с такой надеждой, что майор несколько секунд молча смотрел на него. Потом, сдвинув с лавки конскую сбрую, сел, достал папиросу, прикурил, пустил клуб горького дыма и только тогда ответил:
— С августа? Плохо. Плохо на фронте. Ленинград с сентября в блокаде. Немец рвется к Москве, Вязьма, слышал, уже под немцем, вот такие дела…
Тишина долго висела в теплушке.
— Да, майор, не порадовал ты нас.
— А я вам вот еще что скажу. Видели, кто в эшелоне едет? Вот с ними придется столицу защищать. А они ножиком исподтишка могут, это я знаю, двоих из конвоя уже недосчитался, и концов нет. А вот как они против танков да пулеметов? В какую сторону стрелять начнут, если им винтовки дать? Если честно, не знаю. Но это ладно, как довезти эту сволоту до места? Тоже ума не приложу. Есть информация, что после Уральских гор, ближе к Волге, часть этих «добровольцев» свалить решила. А у меня и взвода солдат нет, всего два отделения, это на восемьсот-то зэка. Ни одного офицера. В общем, мужики, к вам обращаюсь за помощью. Вы, я вижу, народ стреляный. Выручайте.
— Сторожить их, что ли, товарищ майор? — влез в разговор с вопросом Арефьев.
Майор с недоумением посмотрел на Арефьева, потом перевел взгляд на Макушева. Степан, неодобрительно взглянув на Владимира, ответил:
— Да понятно, не усторожишь. Тут надо посмотреть. Не все же они шкуры. Кто-то воду мутит, выяснить — и к стенке. Остальные одумаются.
— На такую разработку времени нет. Здесь же не лагерь…
— А откуда стало известно про замысел этот?
— Да ниоткуда — здесь словечко, там намек. А в целом получается, все знают и чуть не в лицо конвоирам смеются. Обнаглели, суки. А за ж… никого не возьмешь. Вот так вот.
— Хорошо, товарищ майор, поможем, — уверенно сказал Вангол, выйдя из-за широкой спины Степана Макушева. — Только уговор есть один, ты нас об этом официальной бумагой, ну, обяжи, что ли, а то как это мы ни с того ни с сего под твое начало…
— Дак это, по законам военного времени, как старший по званию…
— Вот-вот, так и напиши… и еще, одежонку гражданскую мне добудь прям сейчас, сможешь?
Капитан посмотрел на Вангола:
— Зачем?
— Нет времени объяснять, задумка есть одна, к ним пойду. — Вангол кивнул в сторону галдящей толпы.
— Хорошо, штаны и телогрейка найдутся.
— Давай быстрее, капитан.
— Ты куды прешь, паря? Купе и плацкарту перепутал?
— Заткни хайло.
Вставший на пути Вангола зэк после короткого удара в солнечное сплетение, согнувшись пополам, медленно, придерживаемый Ванголом, беззвучно открывая и закрывая рот, осел на пол.
С полок спрыгнули двое крепких парней, у одного в руке блеснула заточка. Вангол успел заметить в глубине теплушки, на полатях у буржуйки, седоватого мужика, внимательно наблюдавшего за происходящим. Сделав обманное движение рукой, Вангол ударом ноги выбил заточку из руки парня, и та, волею случая, вошла глубоко в ногу второго нападавшего. Охнув, тот упал, в то время как первый крутился волчком, прижимая к себе перебитую Ванголом руку.
Сидевший у буржуйки спокойно встал, жестом остановив вскочивших на ноги зэков, вышел к Ванголу. Встал напротив, внимательно осмотрел Вангола с головы до пят, глянул на корчившихся зэков, ухмыльнувшись, спросил:
— Кто такой будешь?
— Вангол.
— Не слыхал про такого.
— А про Остапа Живоглота слыхал?
— Ну и что?
— Так вот я его уже пять ден как закопал.
— Поясни…
— Попали в засаду, мусора по следу шли, аж из Москвы. Раненого по тайге тащил, не сдюжил он, похоронил. Теперь назад в Москву пробираюсь. У станции в лесочке поджидал эшелон какой гражданский, да за двое суток ни одного не было, тут вы подкатили, думал, солдатня, а услышал родной говор. Вот и пришел.
Серые глаза седоватого зэка неотрывно следили за Ванголом. Вангол чувствовал, как каждое его движение и слово словно просвечивались этим человеком. Он ощущал это каким-то неведомым ему самому чувством.
— Ты кто? — еще раз спросил зэк.
— Ты спросил, я ответил.
— Ты не наш.
— Я и не говорил, что я ваш.
— Так чей ты?
— Я сам по себе.
— Так не бывает.
— Бывает, Филин, бывает.
Седоватый оглянулся, зэки ждали его команды, готовые броситься на Вангола. В его мозгу уже принятое решение вдруг зависло. Он повернулся к Ванголу спиной и пошел к своим полатям.
— Заходи, потолкуем.
Вангол шагнул следом. Проходя по вагону мимо расступавшихся перед ним уголовников, Вангол понимал: возможно, обратной дороги отсюда для него не будет. Но и не пойти он не мог.
— Присаживайся, Вангол, чай будешь?
— Благодарю, Филин, не откажусь от горячего.
— Чифиря?
— Нет, просто крепкого.
— Глебушка, сделай крепкого чаю гостю, — тихо сказал Филин.
За спиной Вангола шевельнулась занавеска, и угрюмого вида лысый зэк пошел за чаем.
— Значит, сам по себе? Интересно. А что ж тебя с Живоглотом свело?
— Личное. — Вангол сделал паузу, коротко, как бы испытующе, взглянул в глаза Филина. — Он мою жену зарезал.
— Ого? — удивился Филин, он не мог не поверить Ванголу, в его взгляде он увидел правду. — Ничё не пойму, ты ж сказал, что тащил его, раненого, что менты вас зацепили.
— Это его менты пасли и ранили, а я его пас, от ментов увел, да поквитаться не успел. Не от моей руки, падлюка, сдох.
Лысый поставил перед Ванголом кружку дымящего кипятка и початую пачку чая:
— Вари.
Седоватый кивнул лысому, тот присел на табурет, положив на стол крепкие, украшенные наколками руки.
— А насчет Живоглота байки давно ходят, что в бегах он, в Москве братве объявился, помощи просил дело важное провернуть. Людей дали — он и пропал с людьми. На войну списали пока, разбора не было. Так говоришь — закопал ты его?
