Анна Клодзиньская - Очная ставка
Я вытащил из портфеля газету:
— Смотрите, вот заметка. Пишут, что «тарелку» здесь видели все.
— На «тарелки» сейчас урожай, да и «Экспресс» обожает такие сенсации.
Кошалинские товарищи посмеивались, и я в их глазах отчетливо читал: «Наивный человек! А еще из Варшавы! Чего время теряет! Шел бы лучше в гостиницу и ложился спать!» Это правда, я страшно устал после бессонной ночи в поезде, но не хотел поддаваться. Если проигрывать, то по крайней мере сначала убедиться и точно проверить сигнал газеты на месте происшествия. Впрочем, я ничего не терял. Поезд в Варшаву отходил только в девять вечера, и впереди у меня был целый день.
До деревни Петрувэк добрался в полдень попутной машиной. Главная и единственная ее улица была пустынна. Наверно, все в поле. Остановился в центре деревни и зашел в каменный одноэтажный домик. Жил в нем Слава — мой бывший старшина в военные годы. Дома оказалась только какая-то старая женщина. Спросил у нее про Славу. Ответила, что в поле. Дорогу не спрашивал, бывал здесь несколько раз и даже помогал другу. Польза от меня была, наверно, небольшая. Зато я чувствовал себя прекрасно, физическая нагрузка после умственной работы являлась настоящим отдыхом.
Поле находилось возле леса. Ласкающий глаз пейзаж, запах хвои, тишина. Я вздохнул: а не поселиться ли в деревне, когда вконец измучает бурная городская жизнь? Тут же отогнал от себя эту мысль. Пока еще нужно думать о том, как обеспечить мирные условия для этой взлелеянной в мечтах, спокойной, свободной от забот жизни.
— Слава, дружище, как ты себя чувствуешь?
— Янек! Каким ветром тебя сюда занесло? Проездом, что ли?
— Ты угадал. Возвращаюсь из Колобжега. А у вас что нового слышно?
— Ничего, все без изменений. Живем, работаем. Правда, иногда кое-что случается. Слышал о нашей последней сенсации? У нас теперь фарфор на небе. «Тарелки» над нами летают.
— Где, когда? Ты что, смеешься надо мной?! — Я прикинулся изумленным. Трудно, но что делать — служебные обязанности вынуждают.
— Нет, не смеюсь. Ее видела мать Хенрыка. Знаешь, того капрала с первого отделения.
— Но это же чудо!.. Ты можешь устроить мне с ней встречу? Все это звучит как сказка. Что сказал бы на это старик Жюль Верн? Что бы он сделал?
— Прежде всего пригласил бы тебя на обед. Разреши, я сделаю то же самое. А потом посмотрим.
Мать Хенрыка оказалась сгорбленной, худенькой старушкой.
— Прошу вас, расскажите, что вы видели на небе? — задал я ей первый вопрос и встал, чтобы закрыть дверь перед Назойливой ребятней, пытавшейся пролезть в комнату.
— Это было так, — начала старушка с певучим виленским акцентом. — Болею я ревматизмом. Сами понимаете, старому человеку вообще не спится, особенно если что-то еще досаждает, а у меня в то время разболелось колено…
Пришлось вооружиться терпением и смириться с мыслью, что доведется выслушать историю с ревматизмом до конца.
— Поднялась с кровати рано утром, так как при движении нога меньше болит…
Я кивнул в знак согласия слушать дальнейший пересказ этой истории.
— Вышла во двор, было еще темно, тихо-тихо, и ни одной живой души…
— А ветер был?
— Ветер? Был, был, со стороны моря. Дул то сильнее, то слабее. Ну и вот э т о прилетело как бы с ветром, двигалось медленно, а потом все быстрей.
Приближалось самое интересное место рассказа. Старушка раскашлялась. Я предложил ей выйти на свежий воздух. Кроме того, мне хотелось, чтобы она показала, в каком направлении э т о летело.
— Вон там, — показала она с севера на юг. — А в этом месте поднялось выше.
— Где же пропало?
— Вон там, над лесом, пропало, как растаяло.
— Как оно выглядело?
— Шар, наполовину светящийся. — Старая женщина сделала круговое движение руками и замерла, наверно переживая это событие.
— А может, все это вам показалось?
Старушка возмутилась: нет, она видела наверняка, как э т о летело. Все, что могла, рассказала. Я задал ей еще несколько вопросов и простился.
У меня были при себе вырезки из газет о «летающих тарелках». Рассказанное совпадало с описанием. Но разговор со старушкой не принес разгадки. Во всяком случае, ясно, что «летающая тарелка» не была плодом ее воображения. Решил еще несколько дней посвятить поискам, а потом вернуться в Варшаву, чтобы подумать о дальнейших действиях.
«ПОМНИШЬ, БЫЛА ОСЕНЬ…»
Мне надоела эта песня. Звенела в ушах, жужжала, как назойливая муха. А когда-то была моей любимой мелодией. Но не сейчас. Проклинал ее с утра и наконец решил выключить магнитофон. Пленка, на которой Митула записал таинственный разговор с радиолюбителем-коротковолновиком из ФРГ, остановилась. В кабинете стало тихо. Здесь я чувствовал себя как в собственной квартире. Когда-то я разгадывал не одну загадку. Но сегодня у меня ничего не получалось. Злой на себя, решил позвать специалистов-шифровальщиков. Пришли двое и опять начали крутить эту надоевшую песню. Придерживали пленку, пускали медленно, ускоряли, и при всем этом делали таинственные лица. Длилось все это довольно долго, и наконец специалисты согласованно определили, что мелодия не зашифрована. Старший принес пластинку Славы Пшибыльской.
— У вас есть проигрыватель?
И чтобы совсем меня добить, включили одновременно проигрыватель и магнитофон. Разницы не было никакой. Мелодии звучали абсолютно синхронно.
— С какой целью вы задерживали и ускоряли обороты? — спросил я.
— Сейчас объясню, — сказал старший. — Гитлеровская разведка перед концом второй мировой войны имела агента в Ватикане. Агент был ценный, но патологически боялся провала. Для него была сконструирована радиостанция величиной со спичечную коробку. Ее вмонтировали в обыкновенный портфель. Когда агент хотел передать сведения, он подходил к любой розетке электросети, включал свою рацию, с момента загорания миниатюрной лампочки нажимал кнопку и в течение нескольких секунд передавал аппаратом быстродействия сведения, запись которых длилась всего две или три минуты. Таким способом исключалась возможность пеленгации союзниками.
— Хорошо. Понимаю вашу мысль, но я в чудеса не верю.
— Что же в этом удивительного и невероятного?
— Какая же должна быть приемная радиостанция и где находиться? Такой аппарат наверняка имел небольшой радиус действия?
— Приемная радиостанция тогда находилась на территории Южной Германии, занимала очень большое помещение, несколько комнат.
Шифровальщики вышли из кабинета, и я остался наедине со своими мыслями. Еще раз взглянул на полученную из гидрометцентра сводку погоды в ночь на 6 мая. На территории всей Польши было ясно, только в юго-восточной части страны пасмурно и в два часа ночи шел дождь.
Если бы таинственный коротковолновик находился в этом районе и пользовался познанскими позывными, то наша служба радиоконтроля должна была бы его немедленно нащупать, в этом я уверен. Но кто знает? В радиоконтроле ведь работают живые люди, и, конечно, они могли проворонить — хотя это и был бы исключительный случай, но с этим нужно считаться. С другой стороны, коротковолновик, подлаживающийся под радиостанцию Митулы, шел на риск, его могли быстро разоблачить, а он, естественно, этого не хотел. У меня голова раскалывалась от разных мыслей. Как все увязать?
Мой начальник в это утро был очень занят, проводил какое-то заседание. Секретарша должна была мне сообщить, когда он закончит. Может, шеф что-то подскажет… Решил идти в приемную и там дожидаться конца совещания, чтобы меня никто не опередил. Наконец двери открылись, и по составу участвующих в совещании я понял, что опять готовится ликвидация какой-то шпионской сети.
Начальник показался мне усталым. Конец недели, да еще сегодняшнее совещание… Наверно, долго меня не задержит.
В кабинете было полно дыма и пахло кофе. Начальник распахнул окно. Свежий весенний воздух ворвался в помещение.
— Рассказывай, что там было, — сказал он. — Твою телеграмму получил, службу радиоконтроля предупредил.
Я рассказал начальнику о Митуле и что привез с собой пленку.
— Какие выводы?
У меня они были подготовлены.
— Что особенно знаменательно, — начал я, — это детальная подготовка всей истории. Митуле дают совет остановить работу его передатчика. Имелось в виду, во-первых, прекратить действие его аппарата на какое-то время; во-вторых, не вызвать тревоги в случае, если бы он услышал и узнал свой голос.
Начальник кивнул в знак одобрения и готовности слушать дальше.
— О Митуле собрал сведения, он вне подозрений. Никогда не передает ночью, — сказал я.
— Этот немецкий коротковолновик фигурирует в международной книге радиолюбителей?
— Проверял. Не фигурирует. Это тоже имеет свое значение, ибо все порядочные коротковолновики зарегистрированы в ней.
