Роберт Ладлэм - Ультиматум Борна
— Завтра приходите около полудня. И трезвыми, понятно?
— Я буду старшим капралом легиона, так же, как когда-то! Форму надевать? — Моррис икнул.
— К дьяволу форму!
— Тогда я приду в костюме и галстуке. У меня правда есть и костюм и галстук!
— Не надо. Вы должны быть одеты так же, как сегодня... Но с ясной головой. Понятно?
— Ты говоришь ires americain, mon ami[93].
— Это точно.
— Вовсе нет, тебе просто показалось...
— Ничего мне не показалось. Я это чую за версту. Ты привираешь, да еще с запасом...
— Никакого запаса, Ральф. Значит, увидимся завтра! — Борн выскользнул из-за стола. Но вместо того, чтобы направиться к выходу, он протиснулся в дальний конец бара поближе к лысому бармену. У стойки все места были заняты. Борн проскользнул бочком между двумя посетителями, заказал бокал перно и взял салфетку, чтобы написать записку. На салфетке был выдавлен герб, поэтому писать на обороте было трудно, все же он сумел нацарапать по-французски: «Гнездо „дрозда“ стоит миллион франков. Цель: конфиденциальный деловой разговор. Если вас это интересует, приходите к старому заводу через полчаса. Чем вы рискуете? Дополнительно 5000 F, если вы придете один».
Борн сложил салфетку вместе со стофранковой купюрой и жестом подозвал бармена. Тот поправил очки, показывая всем своим видом, что такое поведение незнакомца — неслыханная дерзость. Опершись о стойку огромными, покрытыми татуировкой руками, он процедил сквозь зубы:
— В чем дело?
— Пара слов для вас, — сказал Хамелеон, не сводя глаз с бармена. — Я работаю в одиночку, и не исключено, что мое предложение заинтересует вас. — Борн ловко сунул в лапу бармену салфетку. Взглянув еще раз на изумленного бармена, Джейсон повернулся и пошел к выходу, подчеркнуто хромая.
Оказавшись снаружи, Борн побежал по переулку. Он полагал, что эпизод в баре занял у него минут десять. Бармен, вероятно, следил за ним, поэтому Джейсон намеренно не смотрел в сторону своих компаньонов, рассчитывая, что они по-прежнему за столом. «Коричневая рубашка» и «армейская куртка» были не в лучшей форме, и он мог только надеяться, что пятьсот франков каждому разбудят в них чувство ответственности и они выйдут в назначенное время. Борн рассчитывал в основном на Морриса-Рене, а не на молодого американца, который назвал себя Ральфом. Бывший капрал Иностранного легиона автоматически подчинялся приказам: он выполнял их как в стельку пьяный, так и совершенно трезвый. Джейсону могла понадобиться их помощь, если (вот именно: если) бармен из «Сердца солдата» откликнется на предложение, заинтригованный огромной суммой и разговором с ветераном, которого он в случае чего мог бы прихлопнуть одной левой.
Борн ждал, свет уличных фонарей таял в конце переулка: из дверей заведения выходило все меньше людей. Проходившие мимо даже взглядом не удостаивали калеку, подпиравшего кирпичную стену.
Привычка подчиняться сработала: «коричневая рубашка» выволок из бара «армейскую куртку» и, когда за ними закрылась дверь, похлопал американца по щекам, объясняя, что надо выполнять приказы, потому что они богаты, а будут еще богаче.
— Это лучше, чем быть застреленным в Анголе! — сказал легионер, достаточно громко, чтобы его мог расслышать Борн.
Джейсон остановил их в переулке и подтолкнул за угол кирпичного здания.
— Это я, — властно сказал он.
— Sacrebleu...[94]
— Что за черт...
— Тихо! Можете заработать еще по пять сотен на брата сегодня вечером... Если нет, то там найдется куча желающих... Только свистни.
— Мы же друзья! — запротестовал Моррис-Рене.
— А я врежу тебе по жопе, если ты будешь так напирать на на-а-с... Но мой приятель прав, мы же друзья... Это не какой-то комми, верно, Моррис?
— Taisez-voiis!
— Что означает: заткнись, — перевел Борн.
— Знаю. Слышал много раз...
— Так вот. Через несколько минут сюда может выйти бармен, он будет меня искать. А может, и не выйдет, я точно не знаю. Это огромный лысый громила в очках. Вы его видели?
Американец пожал плечами, а бельгиец, утвердительно кивнул, сказал, почти не разжимая губ:
— Это Сантос, он — espagno.
— Испанец?
— Или latino-americam[95]. Никто точно не знает.
Ильич Рамирес Санчес, подумал Джейсон. Карлос-Шакал. Уроженец Венесуэлы, террорист, с которым не смогли справиться даже Советы... Не исключено, что Сантос его земляк.
— Ты хорошо его знаешь?
Бельгиец пожал плечами.
— В «Сердце солдата» его власть безгранична. Нам говорили, что он разбивал ребятам головы, если они вели себя слишком плохо. Начинает он с того, что снимает очки, — это первый признак, что сейчас что-то произойдет. Видеть это тяжело даже солдатам, прошедшим огонь и воду... Если он выйдет, чтобы повидаться с тобой, я бы посоветовал тебе смыться...
— Он придет, может, он захочет повидаться со мной.
— На Сантоса это не похоже...
— Суть дела вам знать не обязательно. Но если он все-таки выйдет, я хочу, чтобы вы завязали с ним разговор. Понятно?
— Mais certainement[96]. Было несколько случаев, когда я спал у него наверху. Меня относил туда сам Сантос, когда в бар приходили уборщицы.
— Наверху?
— Он живет над кафе, на втором этаже. Говорят, он никогда не выходит на улицу. Даже на рынок не ходит — продукты доставляют сюда.
— Ясно. — Джейсон вынул деньги и выдал каждому еще по пятьсот франков. — Возвращайтесь в переулок и, если Сантос выйдет, остановите его и ведите себя так, словно вы слишком много выпили. Попросите у него денег взаймы, бутылку — что хотите.
Переглянувшись как конспираторы, Моррис и Ральф зажали купюры покрепче. Франсуа, этот сумасшедший ветеран, швырялся деньгами, словно сам их печатал! Их энтузиазм возрастал...
— И долго нам пасти этого индюка? — спросил американец с далекого Юга.
— Я уши отрежу с его лысой головы! — добавил бельгиец.
— Вы должны только задержать его, чтобы я успел понять, один он или нет, — сказал Борн.
— Заметано, парень.
— Мы заработаем не только франки, но и твое уважение. Можешь поверить слову капрала из Легиона.
— Я тронут. А теперь возвращайтесь. — Хмельная парочка, шатаясь, пошла по переулку, «армейская куртка» при этом успел с видом триумфатора похлопать «коричневую рубашку» по плечу. Джейсон вновь прислонился к кирпичной стене в нескольких дюймах от угла и стал ждать. Прошло шесть минут, и наконец раздались слова, которые он так хотел услышать.
— Сантос! Мой добрый и великий друг Сантос!
— Что ты здесь делаешь, Рене?
— Моего молодого американского друга тошнило, но теперь ему уже легче...
— Американца?!
— Давай я тебя с ним познакомлю, Сантос. Вскоре он станет настоящим воякой.
— Где-то затевается детский крестовый поход? — Бармен взглянул на Ральфа. — Удачи тебе, мальчик. Поиграй пока в песочнице.
— Ты чертовски быстро болтаешь по-французски, мистер. Но кое-что я понял: ты большая мамочка. А ведь я могу стать очень злым сукиным сыном!
Бармен рассмеялся и легко перешел на английский:
— Лучше бы тебе «злиться» в другом месте, мальчик. В «Сердце солдата» мы пускаем только «добрых» джентльменов... Ладно, мне пора.
— Сантос! — закричал Моррис-Рене. — Одолжи десять франков. Я оставил свой бумажник дома.
— Если у тебя и был когда-то бумажник, то оставил ты его еще в Северной Африке. Тебе известно мое правило: ни одного су никому из вас.
— Свои денежки я истратил на твою паршивую рыбу! Из-за нее и вырвало моего друга!
— Когда опять захочется поесть, катитесь в Париж и обедайте в «Рице»... Ах да! Вам действительно подали рыбу, но вы за нее не заплатили. — Бармен посмотрел в переулок. — Спокойной ночи, Рене. И ты тоже, малыш вояка. У меня дела.
Борн побежал к воротам старого завода. Сантос шел на встречу с ним. Один. Перейдя улицу и оказавшись в тени корпуса закрытого металлургического завода, Борн замер; слегка пошевелив рукой, он ощутил надежную сталь своего пистолета. С каждым шагом Сантоса Шакал становился все ближе и ближе! В переулке появилась огромная фигура, пересекла слабо освещенную улицу и приблизилась к ржавым воротам.
— Я пришел, мсье, — сказал Сантос.
— Благодарю вас.
— Не стоит. Насколько я помню, в вашей записке речь шла о пяти тысячах франков.
— Вот они. — Джейсон вынул из кармана деньги и протянул их владельцу «Сердца солдата».
— Благодарю вас, — усмехнулся Сантос, забирая купюры, и тут же рявкнул: — Взять его!
Ворота позади Борна распахнулись, оттуда выскочили двое, и, прежде чем Джейсон успел выхватить оружие, его ударили по голове чем-то тяжелым.
Глава 23
— Мы одни, — послышалось из противоположного конца темной комнаты, когда Борн очнулся. Голос принадлежал Сантосу, огромное тело которого едва умещалось в большом кресле; единственная слабая лампочка в торшере освещала его крупную плешивую голову. Джейсон повернул голову и почувствовал, что на макушке у него здоровенная шишка; он был втиснут в угол дивана. — Нет ни трещины, ни крови, только, как мне кажется, шишка, — проговорил человек Шакала.
