Данил Корецкий - Расписной
– В каком смысле?!
– В прямом. Он обожает жареные пальцы. Особенно белых людей…
Лжекитаянка принесла жареную утку. Хрустящая золотистая корочка, рассыпающееся мясо, в круглой деревянной коробочке – рисовые лепешки, какие-то зеленые стебли, напоминающие молодой лук. Серж замолчал и принялся за новое блюдо: заворачивал в лепешку кусочек утки вместе со стеблями и приправой и ел, как в русских деревнях едят блины со сметаной. Волку это показалось сложным, и он ел утку отдельно, а лепешки отдельно. Было очень вкусно. Они еще выпили.
– Эту проблему можно решить только одним путем…
Серж сделал паузу, доедая утку. И давая возможность собеседнику задать вопрос. Но утка кончилась, а вопроса не последовало.
– …Сменив людоеда на нормального человека. Дружески настроенного к нашей стране.
– И к «Консорциуму», – уточнил Волк.
– Совершенно верно. И к «Консорциуму». Сейчас ведется подбор специалистов. На эту работу выделено три миллиона долларов.
– Сколько?!
– Три миллиона. А ведь когда-то мы уже сделали это. Причем совершенно бесплатно. А тот, кто сделал что-то однажды, может сделать это и второй раз. Что скажешь?
«Не соглашайся! – быстро сказал кот. – На фиг нам эти башли? А шкуру точно попортить могут!»
Владимир тщательно промокнул губы тонкой полотняной салфеткой.
– А ты участвуешь?
Серж отвел глаза.
– Только в координации и общем руководстве. У меня обеспечивающие функции.
– Я так и думал.
– Почему? Почему ты так и думал?
– Потому, что ты уже привык комфортно жить, вкусно есть, в общем, наслаждаться жизнью. После этого трудно идти под пули.
Волк ожидал, что Серж разозлится, но тот только усмехнулся:
– Пожалуй, ты прав. Но я уже устроен в этой жизни. А ты еще нет. И эта операция – ключ к такому же положению, как у меня. Ты будешь работать на «Консорциум» и иметь все, что пожелаешь. Впрочем, твоя доля позволит тебе и не работать. Хотя, на мой взгляд, без работы человек закисает. Так что ты скажешь?
Серж смотрел внимательно, словно хотел проникнуть сквозь татуированную кожу и заглянуть Волку в душу. Пауза затягивалась.
– Я подумаю, – наконец сказал Волк.
Серж перевел дух. Похоже, он боялся услышать отказ.
– Конечно. Это вполне естественно. Что ты скажешь насчет зеленого чая?
– На это я без раздумья скажу «да», – усмехнулся Волк.
* * *– Баба как баба, – сказал Потапыч, рассматривая фотографии. Крупный план: Софья улыбается, жемчужные зубки гармонируют с жемчужным ожерельем. Софья в купальнике на морском берегу, маленькие ступни омывает прозрачная волна. Софья верхом на вороном жеребце, рука сжимает повод, можно заметить, что маникюр выглядит безукоризненно. Потапыч этих нюансов, конечно же, не ухватывал.
– И чего ее колоть, не пойму…
– Так надо!
– А-а-а… Небось это чья-то связь и на нее замыкается твоя легенда…
– Точно.
– Тогда другое дело! Как ее рисовать?
– В полный рост. И чтоб лицо было хорошо видно. Чтоб узнавалось.
– Да что я тебе, Айвазовский? – буркнул Потапыч. – И куда ее колоть? У тебя уже живого места нет. Может, на животе, под трусами?
«Вот точно, – захихикал черт. – Там ей самое место. Чтоб недалеко тянуться».
– Нет. Вот здесь, на левом боку, у сердца.
– Так ведь видно плохо будет! – Кольщик наложил на фотографию кальку и сосредоточенно начал копировать.
– Ничего. Кому надо, увидит. А говорить она научится?
– Чего?! Это как так – говорить?! – вскинулся Потапыч.
«Да научится, научится, – захихикал черт. – Всему научится. Я тут с ней рядом буду, я ее всему обучу».
Волк шлепнул себя по предплечью так, что покраснела кожа.
«А я при чем!» – возмущенно закричала русалка.
– Тихо сидите, а то кишки вырву, – злобно сказал Волк. – Я за базар отвечаю!
«И правда, не заводите хозяина, хуже будет», – опасливо сказал кот.
– Да это ты кому?! – Старик снова оторвался от своего занятия.
– Зверинцу своему. Черту, русалке. Болтают всякую херню!
Потапыч покачал головой:
– Ой, смотри, Петро! От такой работы крыша запросто может съехать. Отдохнуть бы тебе надо. На море съездить, на песочке поваляться.
«Дед по делу базарит, – обрадовался кот. – Лучше на море, чем под пули. А зачем ты эту кралю рисуешь?»
Волк не успел ему ответить.
– Ну, Петро, ляжь на бок и затихни, – Потапыч приготовил свою механическую бритву. – Начинаю…
Б-ж-ж-ж-ж… Б-ж-ж-ж… Б-ж-ж-ж-ж-ж…
Бритва переделана в татуировочную машинку: дергающийся шток приводит в движение три связанные между собой иглы с пропитанным тушью ватным фитильком посередине, они прокалывают кожу, впрыскивают в ранку очередную каплю красителя и строчат дальше по шаблону.
Б-ж-ж-ж-ж… Б-ж-ж-ж-ж… Б-ж-ж…
Иглы строчат по живому телу, и Волк приготовился к боли, но ее не было – только легкое щекотание, и все… Совсем не так, как в прошлый раз!
– Терпи, Петро, терпи, теперь немного… – привычно бубнит Потапыч.
Б-ж-ж-ж-ж… Б-ж-ж-ж-ж-ж…
– Гляди, как легко идет, – удивляется кольщик. – Как строчка по сапогу. Я ведь когда-то сапоги тачал. Ну, учеником был у сапожника…
Б-ж-ж-ж-ж… Б-ж-ж-ж… Б-ж-ж-ж…
Идея пришла в голову Волку тогда, когда он понял, что татуированные картинки составляют его единственную постоянную компанию и являются его основными друзьями на всю жизнь. Но он дружить с ними не хотел. И решил связать жизнь с Софьей. Хотя бы на своей коже.
Б-ж-ж-ж-ж… Б-ж-ж-ж… Б-ж-ж-ж…
– Ну, вот и все. В этот раз быстро. И как ловко вышло! Ты гля, у тебя так кожа задубела, что даже красной не стала… Ни кровинки, ни слезинки, ни воспаления…
– Да и не больно совсем, – удивился Волк. – В зеркало глянуть можно?
– А то! Гляди, конечно. Это ты так тушью пропитался, что тебе все нипочем…
Волк подошел к старинному трюмо, глянул в мутноватое стекло. Да, теперь у него на левом боку, у сердца, жила Софья. Настоящая Софья – и лицо, и фигура… Точь-в-точь как на фотографии.
«Хорошая бабенка, сдобная, – прокомментировал черт. – Как раз по мне».
– Лезвие есть? – спросил Волк.
Потапыч стоял сзади, ожидая одобрения.
– Бритовка-то? Конечно…
Кольщик протянул сточенный «Спутник». Волк прошел в облупленную ванную.
«Ну что, краля, стебаться будем? – не унимался черт. – Сегодня я тебя точно…»
Волк полоснул бритвой сверху вниз, распоров черта пополам. Из раны хлынула черная чертячья кровь. Потом пошла красная. Он зажал рану платком.
– Потапыч, йод есть? И бинт?
«Ну, что я вам говорил!» – мяукнул кот.
«Только меня не трогай, я молчала», – жалобно пропищала русалка.
– Чего с тобой такое? – спросил Потапыч.
– Да вот, порезался.
– Ничо себе! Как же у тебя так вышло? – Он обработал рану йодом и прижал тампон из бинта. – Держи вот так. Сейчас стрептоцид истолку, присыплю, он хорошо кровь останавливает.
– Слышь, Потапыч, а из него черная кровь шла!
– Из кого?!
– Ну из черта.
– Кончай глупить, Петро. Это из тебя кровь шла. Только у тебя под шкурой столько туши накопилось, что она вначале и вылетела! Вот тебе и черная!
Потапыч истолок таблетку стрептоцида, присыпал разрез.
– Ты знаешь, она и так остановилась. На тебе все как на собаке заживает.
– Это на черте зажило…
Кольщик нахмурился:
– Ладно, Петро, дело мы сделали, прощевай. А то моя старуха на жаре парится.
Волк достал деньги, но Потапыч сурово покачал головой:
– И не думай. Одно дело – бутылку выпить, другое – купи-продай! Я этим никогда не занимался. Не то что нынешние…
Распрощались они без особого тепла.
* * *– Ты что, смеешься? – Широко распахнутые глаза распахнулись еще больше, почти округлившись. – Это какая-то уродливая клякса! Где тут мое лицо, где моя фигура?! Как будто осел хвостом малевал…
– Странно, я вижу ее совсем по-другому…
Николай Павлович Чучканов уехал инспектировать войска, поэтому прямо от Потапыча Волк, купив ликер «Амаретто» и букет белых роз, отправился к Софье домой. Сейчас он крошил бутоны на гладкое Софьино тело, удовлетворенно раскинувшееся на измятом супружеском ложе генерала. Белые шелковистые лепестки сливались с белой шелковистой кожей, выделяясь только на морщинках распластанной груди и на розовых окружностях сосков.
– Значит, у тебя перед глазами стоит мой образ, – довольно засмеялась Софья. – Его-то ты и видишь… Как тебе китайская кухня?
– Сейчас я приготовлю одно из их блюд, – сказал Волк, облизывая пересохшие губы.
Взяв бутылку ликера, он принялся капать на лепестки. Коричневые капли то и дело попадали на кожу, постепенно усеивая все тело Софьи. Устрашающе рыча, Волк принялся слизывать их, одну за другой, когда попадался розовый лепесток, он проглатывал его, как настоящий оголодавший волк. Софья дергалась и смеялась.
– Ой, щекотно, щекотно, перестань! Ну, Володя…
Но, перекатываясь с боку на бок, она, случайно или нарочно, принимала соблазнительные позы, что только стимулировало Волка. В конце концов он вновь обрел силы и вступил в самый прекрасный бой из тех, которые ведутся на земле.
