О. Пинто - Охотник за шпионами
— Вату?
Теперь настала его очередь удивляться. Взгляд бельгийского офицера выдал его подозрение, что один из нас внезапно сошел с ума и что этим человеком был не он. Тем не менее он выполнил приказ и покорно засунул руку в соседнее отделение саквояжа. Через несколько секунд он вытащил кусок ваты величиной около восьми квадратных сантиметров. И это решило судьбу немецкого шпиона.
IIЯ приказал бельгийскому офицеру передать дело Тиммерманса мне и переключиться на другую работу. Присев на минуту, я стал размышлять о немецкой скрупулезности, которая подвела Тиммерманса. Тот, кто инструктировал его перед поездкой в Англию, учел каждую мелочь и тем самым выдал новичка английской контрразведке. Этот инструктор, как мы узнали позже, жил в Лиссабоне в хорошо известном пансионе «Тетя Сили». Он снабдил Тиммерманса тремя необходимыми вещами для невидимого письма: пирамидоновым порошком, который растворяют в смеси воды и спирта, апельсиновыми палочками — пишущим средством и ватой — для обертки кончиков палочек, чтобы таким образом избежать предательских царапин на бумаге. Беда Тиммерманса состояла в том, что он мог приобрести все эти вещи или некоторые из них в любой аптеке Англии, и никто никогда не спросил бы его, зачем он это делает. Теперь же, поскольку его наставник оказался слишком скрупулезным человеком, он должен был ответить мне на некоторые вопросы.
IIIЯ знал, однако, что одно дело убедиться в виновности человека, а другое — заставить его признать себя виновным. Нужны такие доказательства, которые можно предъявить в суде. Петлю уже накинули на шею Тиммерманса, но еще не затянули.
Вернувшись в свой кабинет, я вызвал секретаршу и попросил ее напечатать перечень всех вещей Тиммерманса, не пропуская ни одной, какой бы незначительной она ни казалась. Вскоре список лежал у меня на столе. В числе вещей, принадлежавших Тиммермансу, были и три самые важные: конверт с пудрой, связка палочек из апельсинового дерева и кусок ваты.
Я послал за Тиммермансом, чтобы он подтвердил, что эти вещи принадлежат ему. Мне вспоминается происшедший со мной случай — а они довольно часты в нашей практике, — когда виновный на суде под присягой показал, что представленные вещественные доказательства ему подложили следователи. Поскольку обвинение не могло доказать обратного, судья поддержал подсудимого, и его оправдали. Это послужило мне хорошим уроком.
Тиммерманс вошел в комнату слегка покачиваясь. Я пригласил его сесть. Он смотрел мне прямо в глаза и застенчиво улыбался. Я тоже улыбнулся и протянул ему открытый портсигар. Он взял сигарету и, глубоко затянувшись, откинулся на спинку кресла.
— Ну, Тиммерманс, — обратился к нему я по-фламандски, — вам повезло. Никаких осложнений. Мы навели справки о вас и нашли, что все в порядке.
Он улыбнулся.
— Мне известно, что вы хотите поступить в свободный бельгийский торговый флот и принять участие в борьбе с нацистами, — продолжал я.
— Это верно, сэр.
На его губах снова появилась улыбка.
— Рад слышать это. Бельгийскому торговому флоту нужны такие люди, как вы, — сказал я, продолжая просматривать документы. — Ну что же, нет необходимости задерживать вас. Все в порядке, скоро вы увидитесь с земляками. Я попрошу офицера, ведающего иммиграционными делами, сразу же оформить ваши документы. Если вы управитесь с делами, то сегодня же вечером можете сесть на поезд, который идет в Бриксгам. Как вы на это смотрите?
— Это было бы прекрасно, сэр. Большое спасибо.
Он широко улыбнулся.
— Одно только… — добавил я. — Пустая формальность. Вот ваши личные вещи, — я показал на стол, где они были разложены, — и вот их перечень. Проверьте, пожалуйста, по этому списку, все ли вещи целы, и, если найдете, что все в порядке, распишитесь в их получении. Затем вы можете забрать их и ехать.
Он взял список и, быстро пробежав его глазами, сказал:
— Все в порядке, сэр.
Я достал из кармана авторучку и протянул ее ему через весь стол. В комнате стояла мертвая тишина, слышно было только, как поскрипывало перо, когда Тиммерманс подписывал свой смертный приговор.
Он встал и отодвинул стул.
— Это все, сэр? — спросил он.
— Не совсем.
Я открыл саквояж Тиммерманса и, внимательно наблюдая за ним, стал медленно доставать порошок, апельсиновые палочки и вату. Все это я положил на стопку чистой бумаги. Улыбка моментально исчезла с его губ, лицо стало мертвенно бледным, веко задергалось.
— Прежде чем уйти, вы, может быть, все-таки объясните, почему эти вещи оказались в вашем саквояже? Ведь они ваши? Вы полминуты назад подписали этот документ. Не так ли?
Он судорожно проглотил слюну и посмотрел на документ, на котором стояла его подпись, так, как будто измерял расстояние между нами, ища возможность вырвать у меня этот проклятый лист бумаги. Вдруг он успокоился, и жалкая улыбка скривила его губы.
— Конечно, сэр. На какой-то момент вы озадачили меня, но сейчас я все вспомнил. Когда я сидел в барселонской тюрьме, вам, наверно, говорили об этом, со мной в камере находился один испанский коммунист. Однажды рано утром его должны были увести куда-то. Когда в коридоре раздались шаги, он отдал мне эти вещи, сказав, что если их найдут у него, его расстреляют. Он попросил меня хранить их до его возвращения.
Пожав плечами, он продолжал:
— Но он так и не вернулся. Я положил эти вещи в саквояж и совершенно забыл о них. Честное слово.
Его находчивость восхитила меня. Оставался только один путь заставить Тиммерманса признаться. Я решил испробовать его. Как человек, умеющий оценить хорошую шутку, я начал улыбаться. Мои плечи стали вздрагивать от сдерживаемого смеха. Откинув голову, я так захохотал, что лицо у меня покраснело, а на глазах выступили слезы. Казалось никогда в жизни я так не смеялся, как над этой нехитрой шуткой.
Тиммерманс сидел неподвижно, стиснув зубы. Вены на его лбу вздулись, а суставы сжатых в кулаки пальцев побелели. Он начал дрожать, а я тем временем продолжал истерически хохотать. Наконец Тиммерманс не выдержал. Он схватился за голову, вскочил и, крича и ругаясь, стал просить меня прекратить этот сумасшедший смех.
— Я расскажу вам все, — закричал он, — но ради бога перестаньте смеяться!
Я предупредил Тиммерманса, что все сказанное им будет записано и что он не сможет отказаться от своих слов. Через два часа его признание, напечатанное на машинке и подписанное им, лежало передо мной.
Тиммерманс — жертва немецкой скрупулезности — был повешен в Вандсвортской тюрьме 7 июля 1942 года.
Глава 4.
МНИМЫЕ БЕЖЕНЦЫ
Все началось в Сохо, в этом необычном районе, расположенном северо-восточнее Пикадилли Серкус[3], который славится своими кабаками и отъявленными преступниками. Однажды поздно вечером двое полицейских, патрулировавших в этом районе, задержали трех странно выглядевших мужчин, которые просили милостыню. Как это было принято в военное время, полицейские потребовали у них документы. Таковых они не имели. Попрошайки могли говорить только по-французски, полицейские же — только по-английски. С подчеркнутой вежливостью, свойственной англичанам, находящимся на государственной службе, полицейские предложили им следовать за ними в полицейский участок на улице Кэннон Роу. Они «повиновались без каких-либо возражений».
Полицейский инспектор немного говорил по-французски и кое-как допросил этих людей. То, что он понял из разговора с ними, взволновало его.
Стояла ранняя весна 1941 года, и хотя операция «Морской лев» — план Гитлера, предусматривавший вторжение в Англию годом раньше, — не состоялась, опасность еще не миновала. За время короткой передышки на побережье Англии была создана мощная система обороны. На отлогих песчаных берегах появились проволочные заграждения, а все побережье ощетинилось дотами и дзотами. Были заминированы все вероятные места высадки. На дорогах, по которым могли проходить танки, виднелись железобетонные заграждения и всевозможные противотанковые препятствия. Генерал Монтгомери, которому в недалеком будущем предстояло одержать ряд крупных побед и который уже прославился своими незаурядными личными качествами и спартанскими методами боевой подготовки войск, командовал 12-м корпусом на юго-востоке Англии, где, как ожидалось, немецкие, войска должны были нанести первый удар. По всему побережью Англии войска днем и ночью находились в состоянии полной боевой готовности. Патрули и дозоры на берегу и в море зорко всматривались в даль, ожидая появления противника.
Нет ничего удивительного в том, что полицейского инспектора взволновал рассказ этих трех мужчин. Всего лишь несколько дней назад они на лодке бежали из Франции и днем, не замеченные патрулями, высадились на юго-восточном побережье Англии. Затем на попутных машинах, миновав несколько запретных зон, они добрались до Лондона. Никто не задерживал их на контрольных постах, и никто не проверял у них документы.
