Виктор Михайлов - Слоник из яшмы. По замкнутому кругу
Босой, в одних трусах, подхожу к двери и поворачиваю ключ. Входит… кто бы вы думали? Женя Лунев! Откуда же он знает этот условный стук?
Понимая мой молчаливый вопрос, Лунев торопливо говорит:
— Капитан Гаев, когда я отправлял его в Верхнеславянск, рассказал об условном стуке.
Лунев улыбается так искренне, так просто, что нет сил выругать его за раннее вторжение. Он словно читает мои мысли, потому что вдруг говорит:
— Я бы не решился так рано, но… Федор Степанович, нашелся слоник из яшмы!
— Да ну! Вот хорошо! Садитесь, Женя, сюда. — Я пододвинул ему кресло, а сам стал одеваться. — Расскажите подробно.
— По вашему поручению я и еще один сотрудник беседовали со всеми следователями — ничего. Вдруг один говорит, что ему, кажется, Игорь Трапезников что-то рассказывал о таком слонике из яшмы. Но Трапезникова нет, он поехал в тюрьму на допрос подследственного. Забежал в управление, взял машину, поехал в тюрьму. На полпути встречаю милицейскую «Волгу», смотрю — точно, капитан Трапезников! Показываю ему рисунок. — «Видели такой?» — «Видел, — отвечает. — В рабочем поселке Верх-Исетского завода есть такая Люба Цветаева, знатный токарь. Вот у нее на комоде возле зеркала в форме сердца стоит этот слоник из яшмы, подаренный ей непутевым Вадькой». Рассказываю ему, что к чему, а он ни в какую. Говорит: «Засыпаю на ходу. Завтра в восемь часов утра буду как штык в управлении».
Лунев показал мне циферблат часов. Было семь тридцать.
— Вы на машине? — спросил я.
— На «газике» с Машковым! — улыбаясь, ответил он. Лунев взял фотографию Ксении и уважительно сказал: — Жена.
Спрятав фотографию в бумажник, я достал снимок Якуничева.
— Евгений Корнеевич, вот фотография. На обороте надпись, так вы ее не читайте. Не для нас с вами она писана. Смотрите, я слово дал. Закажите копию, в личном деле старая карточка оказалась, пусть сделают при вас и сейчас же заберите оригинал.
— Ясно.
Капитан Трапезников не заставил себя ждать: ровно в восемь раздался стук в дверь. Лунев взглянул на часы и, улыбаясь, сказал:
— Вот чертяка! Небось время выжидал под дверью!
В кабинет вошел человек баскетбольного роста, в хорошо пригнанной и опрятной форме. Стриженный бобриком, в очках, сильно увеличивающих глаза.
— Капитан милиции, старший следователь Трапезников! — представился он.
— Прошу садиться.
— Разрешите курить?
— Курите. Как ваше имя, отчество?
— Игорь Емельянович. — Он вынул из пачки «беломорину», закурил.
— Вы обещали нам подробно рассказать, где и при каких обстоятельствах вам повстречался слоник из серой яшмы.
— Подробно?
— Насколько возможно, — сказал я.
— Восемнадцатого мая ко мне в кабинет вошла женщина лет двадцати пяти. Рыжеватые волосы заплетены в косы и уложены короной вокруг головы. Темные глаза, яркие губы — словом, интересная женщина. Спрашивает: «Вы капитан Трапезников?» — «Да». — «Сдружилась я с одним человеком, поверила ему. Хочу, чтобы он со мной на одном заводе работал. Фрезеровщик пятого разряда. Золотые руки. Не берут. У него две судимости. Пусть, говорят, милиция за него поручится…» — «А кто вас ко мне направил?» — спрашиваю. «Он сам меня к вам послал, говорит, вы его крестный». — «Где он сейчас?» — «У вас в приемной». Подхожу к двери, открываю, сидит в скромной позе мой «крестник» Вадька Тарасов по кличке «Фикса». Я действительно год назад вел следствие по делу Тарасова о краже бумажника. «Заходи!» — говорю. Зашел он в кабинет, сел. Поговорили по душам. Клянется. Говорит, что любит эту женщину и хочет работать, честно. Завязал навсегда! И знаете, я поверил. Поехал на завод, договорился с отделом кадров. К парторгу ходил. Взяли. Прошел месяц. Звоню начальнику цеха. Говорит, что отличный работник. Норму выполняет на сто. Не пьет. Дисциплинирован. Словом, спасибо. Я не отступаю, дней через двадцать звоню опять. Все хорошо, норму выполняет на сто. Простите, я отвлекусь, — сказал Трапезников и, прикурив погасшую папиросу, сделал несколько торопливых затяжек. — В ближайшее воскресенье, — продолжал он, — выпало мне дежурство. Сижу, решаю в «Огоньке» кроссворд. Вдруг вводит дежурный милиционер «Фиксу» и пострадавшую, эдакую фифу на таких каблуках, — он показал размер каблуков, — рассказывает, как было дело. Зашла она в комиссионный сдать английский вязаный костюм. Ей предложили мало. Она вышла из магазина, и ее нагнал этот бандит. «Разрешите, говорит, посмотреть костюм, он подойдет жене». Фифа эта вошла с ним в ворота, он выхватил у нее сумку и бежал через проходной двор. «Гражданин капитан, — поднимается «Фикса», — можно сказать вам два слова, только с глазу на глаз?» Отвел я его в изолятор, сели на нары. «Можете мне верить, я завязал накрепко, — говорит он, — на всю жизнь! А получилось так. Встретился старый дружок, говорит: «Зайдем в комиссионный, мне нужно сдать шмотки». Почему не зайти, думаю, зашли. Впереди перед нами стоит эта гражданочка, разворачивает свой товар. А я смотрю и в этом шикарном костюме Любашу вижу. И я не понимаю, как все это случилось!.. Я же запросто мог купить этот костюм! Я вчера получил получку, и Люба свои отдала, говорит: «Ты хозяин!» Вернулись мы в дежурку. Написал я протокол и спрашиваю гражданку: «Вы не оставили костюм на комиссию потому, что его недостаточно оценили? Сколько, вы считаете, он стоит?» — «Сто пятьдесят», — говорит. Обращаюсь к Вадиму: «Есть у тебя сто пятьдесят?» Он полез в карман, вынул деньги, посчитал — сто сорок. Я их пересчитал, незаметно подложил десятку, передал деньги женщине: «Считайте, говорю, что костюм вы продали выгодно, он таких денег не стоит. Что касается этого человека, его фамилия Тарасов, то за попытку кражи он понесет наказание». Поехал я с Вадимом к Любе. При мне вручил он ей подарок. Здесь в этой комнате на комоде увидел я слоника из яшмы. Он стоит рядом с зеркалом. Я спросил Любу, откуда эта вещь. Она ответила, что подарил ей Вадим на счастье. Я взглянул на Вадима. Он, словно оправдываясь, сказал, что купил на рынке с рук. Тут я предупредил Любу, что за Тарасовым есть долг, надо парню отбыть дополнительный срок… Она онемела от горя, закусила губу до крови. Вадим подошел ко мне, в глаза не смотрит, притронулся к рукаву и говорит: «Оставьте нас вдвоем на полчаса. Вы не думайте, не сбегу. Во дворе у нас есть лавочка, так вы там посидите». И что вы думаете, я вышел из комнаты и сорок минут сидел на скамейке. Со двора я его прямо отвез в уголовный розыск, оформил возбуждение уголовного дела. Два раза ездил в тюрьму, оба раза заходил к Любе за передачей. Слоник стоит все там же, на комоде. Он серый, с левой стороны зеленоватый, бивни из кости желтоватые, глаза гранатовые.
— Как его полностью? — спросил я.
Капитан меня понял.
— Вадим Нефедович Тарасов. Родился в 1939 году на Брянщине. В сорок втором году прибыл в Свердловск с эшелоном эвакуированных детей. Родители, надо полагать, погибли.
— Вы считаете, что Тарасову можно доверять?
— Смотря что.
— А если действовать через Любу?
— Тогда можно. Очень он ее любит и ребенка…
— Какого ребенка?
— Был у нее первый… Ну, ошиблась она… Родилась девочка Маринка. Полтора года. К Вадиму привязалась девчонка так, что не оттащишь…
— Мне бы хотелось, Игорь Емельянович, съездить с вами к Любе, а затем к Тарасову.
— Что ж, можно. Только я человек служивый, договоритесь с начальством.
— С точки зрения дисциплины, Игорь Емельянович, вы позволили себе много, но с человеческой позиции все правильно. Закон писан для людей и во имя людей. Это у нас, к сожалению, до сих пор не все понимают. Быть может, пройдет не так уж много времени, и Вадим Тарасов станет уважаемым человеком в городе. Это будет ваша заслуга.
— Скажите, товарищ майор, вот вы хотите поехать к Любе Цветаевой, а не могли бы вы разъяснить мне вашу задачу?
Я посвятил капитана Трапезникова в свой план и договорился, что в шесть часов заеду за ним в уголовный розыск.
Ждать звонка из Верхнеславянска остался Лунев.
Ровно в шесть я подъехал на «газике» к уголовному розыску. Капитан сел в машину и дал адрес Машкову.
— Как думаете, капитан, мы застанем ее дома? — спросил я.
— Сегодня Люба оставит ребенка в яслях и с полшестого будет дома.
— Почему она оставит ребенка? Вы что, предупредили ее?
— Да. В обеденный перерыв я ездил на завод.
— Почему? — Я был удивлен.
— Считал, что имею на это моральное право. Кроме того, она должна была знать, что ребенка не следует брать домой.
Я внимательно посмотрел на Трапезникова: конечно, он был прав.
Люба нас встретила в новом английском костюме, причесанная, надушенная. Где-то она раздобыла фрукты и купила несколько банок сгущенного молока.
Заметив мой взгляд, она сказала.
— Вадим очень любит сгущенку, прямо так, на хлеб.
![Юрий Мишаткин - Особо опасны при задержании [Приключенческие повести]](/uploads/posts/books/133581/133581.jpg)
