Данил Корецкий - Эмблема с секрктом
– Вставай, пойдем завтракать! – Я протянул руку, поднял Марину, и мы пошли завтракать. А ближе к обеду мне на службу по закрытой связи позвонил Юрий Яковлевич.
– Поздравляю, – сказал он. – Догадываешься с чем?
– Догадываюсь, – сказал я. – Слышал. И даже смотрел в новостях.
– Мне тут каждый час приходят данные с детекторов на “полосе контроля”. Помнишь операцию “Сеть”?
– Конечно, помню. Двадцать одна тысяча пятьсот семьдесят семь датчиков. Закрываю глаза – и они все передо мной. Кружатся.
– Кружатся даже? – удивился Юрий Яковлевич. – Так вот, все затихло. Ни одного всплеска, даже малейшего. Если так пойдет, на следующей неделе – пробные испытания. Опять в Баренцевом.
– Надеюсь, мое присутствие там не обязательно?
Юрий Яковлевич усмехнулся.
– Тебя позовут позже, Петрович. Если все накроется – то снова работать. А если все закончилось – то получать награду.
– А как супостаты?
– Думаю, очень расстроены. Но виду не подают. Не могут же они признаться, что нелегально запустили невидимый и вредоносный аппарат? Это же самих себя высечь!
– Да, красивая комбинация, – сказал я. – А кто ее придумал?
– Что придумал? – не понял Юрий Яковлевич. – А-а, ты про это… Бах-тарарах… Не знаю. Да это и не важно. Главное, что проблема решилась и все довольны.
– Я доволен. Вы довольны. А вот где-то далеко отсюда, за океаном, кто-то сейчас на стену лезет. Или пьет с горя.
– Пить вредно, – сказал Юрий Яковлевич назидательно. – Но это их проблемы.
Что ж, тоже правильно…»
*
Окрестности Вашингтона. Спецобъект ФБР
28 октября 2011 г.
Агенты Циммер и Браун выглядели нашкодившими щенками. Их обычная уверенность испарилась, и они старательно отводили глаза. Видно, чувствовали, что окончательно сели в лужу.
Техник обошелся без рукопожатий, молча опустился в кресло, достал из папки бумаги и разложил перед собой.
– Надеюсь, писатель в порядке? – поинтересовался он.
– Что ему сделается, – буркнул Браун. – Он лучше нас живет. Ест изысканные блюда, пьет дорогие вина. Валяется вон, телевизор смотрит. Как на курорте…
Техник покосился на монитор камеры наблюдения. Зигфрид Майер возлежал на диване в гостиной с телевизионным пультом в руке. Он был безукоризненно выбрит, аккуратно причесан, с повязанным на шее шелковым платком. На пленника он походил мало. Технику даже почудился пряный аромат «Hugo Boss Baldessarini».
– Курорт – это хорошо, – сказал он. – Может быть, удастся избежать международного скандала…
Циммер посмотрел на Брауна. Потом на Техника.
– То есть… Он чист?
– Насчет чистоты не знаю, я не гигиенист. Во всяком случае, писатель Зигфрид Майер – это писатель Зигфрид Майер, а не кто-то другой. Он внесен в домовую книгу, в налоговый реестр, зарегистрирован в 12-м районном отделении полиции Берлина, поскольку сдает квартиру под охрану на время своего отсутствия. Да, в Берлине он бывает не так уж и часто, это единственный подозрительный момент…
Браун что-то пробормотал. Техник вопросительно посмотрел на него, но тот махнул рукой: не важно.
– …А когда бывает, то всегда здоровается со своими соседями. Они его помнят. Он лечит зубы в клинике на углу Курфюрстендамм и Уландштрассе. Стрижется в салоне братьев Лех на Тиргартенштрассе. Закупается продуктами в «Микс Маркте» на той же улице. Продавщицы его тоже очень хорошо помнят, а одна из них, как я полагаю, даже знакома с ним достаточно близко. Теперь что касается его профессиональной деятельности. Зигфрид Майер является действительным членом научного общества «Универсум», что в городке Мюльхаузен-Штадт. К науке данное общество никакого отношения не имеет, скорее это клуб уфологов-любителей, страдающих графоманией. Но, согласно протоколам общества, мистер Майер числится там архивариусом и примерно раз в полгода выступает с докладом.
Циммер покраснел и закашлялся. Техник подождал, пока он успокоится, затем продолжил:
– Та же ситуация и с Всемирной академией высшего сознания в Бангкоке. Почетный академик, обладатель титула «Познавший третью ступень бытия». Кстати, по случаю присвоения этого звания дал обед для академиков в ресторане отеля «Ройял Орхид Шератон», где произнес прочувствованную речь… Здесь все есть! – Техник подвинул к ним стопку бумаг на столе. – Можете ознакомиться на досуге.
Браун уставился в бумаги. Циммер набрал в грудь воздуха и медленно выдохнул.
– Вот задница! – сказал он. – И все это время мы, как идиоты…
Он махнул рукой.
Техник посмотрел на часы.
– Думаю, выяснить, кто есть кто, вы сможете и позже, – сказал он. – А сейчас в наших общих интересах избавиться от этого типа как можно скорее. Чем быстрее он покинет США, тем целей будут ваши задницы.
Агент Циммер задумался, потом кивнул.
– Пожалуй. Вот скотина! Как он нас подставил! А мы каждый день возили ему жратву…
– Действительно, неблагодарный тип, – сочувственно согласился Алекс. – Я собираюсь прямо сейчас отвезти его в аэропорт.
– Будем обязаны, – мрачно произнес Браун. – Я уже поработал официантом и таксистом быть не хочу.
– У вас есть ровно пять минут, чтобы проститься с мистером Майером и озвучить какие-то положенные в таких случаях протоколом фразы, – сказал Техник.
– Извиняться, что ли? – сказал Браун. – Перед этим, черт его дери…
– Это вам решать. И желательно побыстрее.
*
Машина мчалась на северо-запад, в сторону аэропорта Даллеса. Стрелка спидометра застыла в районе восемьдесят миль. Мы молчали. Алекс смотрел на дорогу, лишь изредка отрывая взгляд от лобового стекла, чтобы переключить радиостанцию или поправить громкость приемника. Почти на всех станциях передавали франкоязычную музыку – рок, хип-хоп, шансон…
– Такое впечатление, будто вас сегодня завоевали французы, – сказал я.
– И сегодня, и вчера, – сказал Алекс. – И всю неделю. Дни культуры Франции в США. Большая французская вечеринка. К счастью, она уже заканчивается.
– Что ж, вино у них неплохое, не спорю, – сказал я. – И кухня. А с культурой… – Я покачал головой. – Кроме Глюка и Дебюсси – ни одного приличного композитора.
– То ли дело вы, немцы! – усмехнулся Алекс.
– А что? Немцы – великая нация! – сказал я. – Брамс, Бетховен, Вагнер…
– Шнитке, – сказал Алекс.
Я посмотрел на него. Шнитке – потомок поволжских немцев, но в общем-то российский композитор. Русский. И это общеизвестно. Я понял намек и промолчал. Алекс тоже не стал продолжать тему. Через какое-то время он выключил радио и прибавил скорость.
На Массачусетс-авеню выстроилась пробка. Пропускали длинную процессию, состоящую из девушек, одетых в короткие сине-красно-белые юбки. Они размахивали французскими флагами, играли на саксофонах, махали блестящими жезлами и распевали «Марсельезу».
– Да, кроме вина и кухни еще есть французские женщины! – вспомнил я. – Посмотри, у них даже трусики в сине-красно-белую полоску!
– Они тут всю неделю ходят, – сказал Алекс, поглядывая на часы. – В трусиках и без трусиков. Вчера на Шестой улице был Большой карнавал бикини. Позавчера – «Мулен Руж» в парке «Гарфилд»…
– А я все это время просидел у вас под замком!
– Да, это возмутительно, – согласился Алекс. – В качестве компенсации я отправлю тебя парижским рейсом – это ближайший. И им летит часть французской делегации – библиотекари и музейщики.
Минут через десять процессия прошла. Алекс полез в бардачок, достал оттуда «мигалку», поставил на крышу. Включил сирену. Пофафакал сигналом для самых непонятливых. Машины впереди стали послушно сползать на правую полосу, и вскоре перед нами образовался свободный ряд.
Алекс утопил педаль газа и, подмигнув, сказал мне:
– Ну что, Зигги, какой немец не любит быстрой езды?
Я опять понял намек и опять промолчал. Не время и не место сейчас состязаться в остроумии: в машине тоже могут быть «жучки».
Мы неслись со скоростью сто двадцать миль в час и успели вовремя. Алекс заехал прямо на летное поле и остановился в ста метрах от огромного горбатого «Боинга-747» на который уже шла посадка. Мы вышли из машины.
– В Ницце мы хорошо провели время, – сказал Алекс.
Невидимая стена отчуждения между нами исчезла. Он вновь превратился в замечательного простецкого парня, моего курортного приятеля.
– Очень хорошо, – уточнил я.
– Там не было забот.
– И вранья.
– Нет, вранье было, но в малых дозах.
