Роберт Ладлэм - Ультиматум Борна (пер. П. В. Рубцов)
– Почему, черт подери, я не могу звонить из отеля? – рявкнул Борн. – Прошлой ночью я звонил тебе из своего номера!
– Вот именно прошлой ночью, а не сегодня.
– Что-нибудь новое о Мо?
– Пока ничего определенного, но, возможно, они допустили ошибку. Надеюсь, нам удастся нащупать ниточку, ведущую к военному врачу.
– Надо расколоть его!
– Было бы неплохо. Я отстегну свою железную ногу и буду молотить его по морде, пока он не начнет говорить... Разумеется, если мы на правильном пути.
– Но не из-за этого же ты мне названивал всю ночь?
– Конечно нет. Вчера в течение пяти часов я разговаривал с Питером Холландом. После того как мы с тобой поговорили, я встретился с ним. Его реакция не была для меня неожиданной, хотя были некоторые весьма важные нюансы.
– На тему «Медузы»?
– Да! Он требует, чтобы ты немедленно вернулся: ты – единственный, кто знает что-то доподлинно. Таков был его приказ.
– Черта с два! Он не может мне приказывать и вообще что-либо требовать от меня.
– Но он может перекрыть тебе кислород, и тогда я тебе ничем не смогу помочь. Тебе может срочно что-то понадобиться, а он не отреагирует.
– Но есть Бернардин... «Все, что вам понадобится» – вот его слова.
– Бернардин далеко не всемогущ. Так же, как и я, он может тряхнуть старых должников, но без доступа ко всем рычагам он может дать сбой.
– А Холланд в курсе, что я фиксирую все, что мне известно: заявления, которые мне пришлось выслушать, ответы на мои вопросы?
– Уже пишешь?
– Напишу.
– Этим его не возьмешь: он хочет поговорить с тобой лично, потому что не может задавать вопросы листкам бумаги.
– Я слишком близко подобрался к Шакалу! Я не полечу в Америку. А Холланд – безмозглый сукин сын!
– Думаю, он все понимает, – сказал Конклин. – Ему известно, что тебе приходится преодолевать, но после семи часов прошлого вечера он захлопнул дверь перед разумными доводами.
– Но почему?
– Да потому... Возле своего дома был застрелен Армбрустер. Говорят о попытке ограбления в Джорджтауне, что не соответствует истинному положению дел.
– О Боже!
– И еще кое-что ты должен узнать. Во-первых, мы решили предать огласке «самоубийство» Суэйна.
– Скажи, ради Бога, зачем?
– Чтобы тот, кто его убил, понял, что он сорвался с крючка. Но для нас более важно посмотреть, кто всплывет через неделю-другую.
– Во время похорон, что ли?
– Нет, похороны пройдут по-семейному: ни гостей, ни речей.
– Тогда кто же всплывет и где?
– В поместье... Так или иначе... Мы консультировались с адвокатом Суэйна (совершенно официально, разумеется), и он подтвердил все то, о чем тебе говорила женушка Суэйна: владение завещано какому-то фонду.
– И какому же? – спросил Борн.
– Ты о нем вряд ли что-нибудь слышал. Фонд был образован втихую несколько лет назад близкими друзьями нашего достопочтенного генерала; у него такое трогательное название: «Приют для солдат, матросов и морских пехотинцев», и совет директоров имеется.
– "Медузовцы"?
– Конечно, или подставные лица. Поживем – увидим.
– Алекс, а что с именами, которые я сообщил тебе, – теми, которые я узнал от Фланнагана? И что с номерными знаками?
– С этим не так просто... – загадочно ответил Конклин.
– А в чем суть?
– Возьмем хотя бы имена. Все они какие-то отбросы общества, ничем не связанные с элитой из Джорджтауна. Об этих типах можно прочитать в «Нэшнл инкуайерер», но отнюдь не в «Вашингтон пост».
– Но номерные знаки, встречи! Из этого можно хоть что-то выжать?
– Еще более мудрено, – сказал Конклин. – Как же, разживешься на этом... Каждый из этих номерных знаков зарегистрирован в какой-нибудь компании по прокату шикарных автомобилей. Ты сам понимаешь, что все это липа, даже если нам известна фамилия того, кто брал автомобиль в определенный день.
– Но там еще и кладбище!
– Ну и где оно и какой площади? Ведь там целых двадцать восемь акров...
– Надо искать!
– И этим показать, что мы что-то знаем?
– Ты прав. Вы неплохо ведете игру... Алекс, скажи Холланду, что ты не можешь меня найти.
– Надеюсь, ты шутишь.
– Вовсе нет. Здесь есть консьерж, который мог бы меня прикрыть. Назови Холланду номер телефона, имя, под которым я зарегистрировался, и пусть он позвонит сам или поручит кому-нибудь из посольства найти меня. Консьерж поклянется, что со вчерашнего дня он меня не видел. Это подтвердят и на коммутаторе. Мне нужно еще несколько дней...
– Холланд все равно перекроет тебе кислород...
– Вряд ли. Если будет думать, что я вернусь, как только ты меня найдешь. Я просто хочу, чтобы он продолжал искать Мо и не упоминал мое имя в связи с Парижем. Плохо это или хорошо, не должно быть ни Уэбба, ни Симона, ни Борна!
– Ладно, попытаюсь.
– Что еще ты собирался мне сообщить? У меня много дел.
– Вот еще что. Кэссет летит в Брюссель. Он собирается прищучить Тигартена – потерять его мы не имеем права, а к тебе это не будет иметь отношения.
– О'кей.
В переулке возле кафе в Андерлехте, что в трех милях к югу от Брюсселя, остановился «седан», на капоте которого были прикреплены флажки четырехзвездного генерала. Генерал Джеймс Тигартен, верховный главнокомандующий войск НАТО в Европе, выбрался из машины на тротуар, освещенный ярким послеполуденным солнцем; на его мундире блеснули пять рядов орденских ленточек. Он помог выйти из машины женщине-майору, которая, смущенно улыбнувшись, поблагодарила его. Галантно, но вместе с тем с властностью высокопоставленного военного Тигартен взял ее под руку; они направились к нескольким столикам под зонтиками; цветник огораживал площадку перед кафе. Генерал и его спутница подошли к ажурной арке, украшенной розами и служившей входом в кафе. За исключением одного столика в дальнем конце площадки, все места были заняты; гул обеденной беседы сопровождался позвякиванием бутылок, звоном бокалов и стуком ножей и вилок. Генерал привык к тому, что его появление обычно привлекает внимание, вызывает доброжелательные взгляды, а порой и легкие рукоплескания, он благосклонно улыбнулся всем и никому в частности и проводил свою даму к столику с табличкой: «Reserve»[72].
Хозяин кафе буквально пролетел меж столиков, торопясь поприветствовать столь важного гостя; за ним устремились два официанта, похожие на встревоженных цапель. В то время когда генерал обсуждал меню с хозяином кафе, к столику подошел мальчик лет пяти-шести. Приложив ладошку ко лбу, он засмеялся и отдал честь генералу. Тигартен, встав по стойке смирно, отсалютовал мальчугану.
– Vous etes un soldat distingue, mon camarade[73], – с пафосом произнес генерал; слова его эхом разнеслись по всему кафе, а широкая улыбка вызвала симпатию собравшихся. Ребенок убежал, и обед возобновился.
Незаметно пролетел час. Неожиданно к столику подошел шофер генерала – пожилой сержант, выражение лица которого свидетельствовало о его крайней взволнованности. Он сообщил, что на имя генерала получена срочная телефонограмма. Шофер набрался смелости принять ее. Он протянул Тигартену листок.
Лицо генерала побледнело, его глаза сузились, и в них промелькнул страх. Вынув из кармана пачку бельгийских франков, он положил на стол несколько крупных купюр и сказал своей спутнице:
– Идемте... – Повернувшись к шоферу, он приказал: – Заводи машину!
– В чем дело? – спросила женщина.
– Сообщение из Лондона: Армбрустер и Десоул убиты.
– Боже мой! Как же так?!
– Как бы это ни объяснили, все равно это будет ложь.
– Как же быть?
– Не знаю. Знаю одно: надо выбираться отсюда. Идемте!
Генерал и его спутница быстро прошли сквозь ажурную арку, пересекли широкий тротуар и сели в автомобиль. С обеих сторон капота водитель успел снять красные с золотом флажки, указывавшие на высокое звание его начальника, верховного главнокомандующего войск НАТО в Европе. Машина рванула вперед, но успела проехать меньше пятидесяти ярдов.
Мощный взрыв взметнул машину в воздух: тихая улочка в Андерлехте была обезображена битым стеклом и кусками искореженного металла, частями изуродованных тел и кровавыми лужами.
* * *– Мсье! – экзальтированно воскликнул официант, когда команды полиции, пожарных и «Скорой помощи», прибыв на место происшествия, занялись своим мрачным делом.
– Что еще? – откликнулся совершенно разбитый хозяин кафе, не пришедший в себя после жестокого допроса, которому его подвергли полицейские и журналисты. – Я разорен. О нас будут говорить как о «Cafe de la Mort» – кафе смерти.
– Мсье, взгляните!! – Официант указал на столик, за которым не так давно сидели генерал и его дама.
– Полиция его уже осмотрела, – пробормотал хозяин.
– Нет, мсье. Сейчас!!
На поверхности столика красной губной помадой было выведено:
«ДЖЕЙСОН БОРН».
Глава 20
Мари смотрела «Новости» по телевизору – передача шла из Майами через спутник. Когда оператор наездом камеры крупно показал поверхность столика в кафе Андерлехта в Бельгии и красную надпись на ней, она, не веря своим глазам, крикнула:
