Брайан Аберкромби - Хофманн
— Разрешите вас представить: Пьер Таннер — Клаудиа Бреннер.
Новые знакомые обменялись рукопожатиями. Весело улыбаясь, Клаудиа окинула оценивающим взглядом Пьера. Рост чуть ниже среднего, по крайней мере, ниже почти одинаковых ростом Винсента и Клаудии. Темные вьющиеся волосы, затемненные очки в роговой оправе. Белый летний костюм удачно контрастировал с загорелой, почти оливкового цвета кожей. Эта постоянная загорелость уроженцев юга Франции всегда придает им несколько восточный облик, напоминает что-то арабское. Прямой взгляд Клаудии вызвал у Пьера легкое замешательство и как-то неуверенно он спросил:
— Вы не узнаете меня, фрейлен Бреннер?
Теперь уже смешалась Клаудиа, ее лицо посерьезнело в короткой задумчивости и вдруг вспыхнуло румянцем.
— Мой Бог! С ума сойти! Пьер! Как же я вас не узнала сразу. Нет, вас обоих, да еще вместе, да еще здесь встретить — это просто фантастика. Тебя я обычно встречаю в Австралии, — она ткнула Винсента пальцем в грудь, — а тебя в Тунисе! Мы же с тобой на «ты», правда, Пьер!
Она подхватила под руки обоих несколько смущенных ее радостной непосредственностью мужчин и повлекла их наружу.
— Ну-ка, вперед! Где тут можно получить приличный кофе? Ты же здесь все знаешь, Винсент. Веди же!
Уже облегченно Винсент рассмеялся, вспомнив их последнюю встречу, ее всегдашнюю бесшабашность и бьющую ключом энергию.
— Я думаю, для кофе уже поздновато. И, кроме того, мы с Пьером собирались где-нибудь пообедать, а затем у нас билеты в «Театр герцога Йоркского». Я сейчас мигом позвоню насчет еще одного билета — если ты, конечно, не возражаешь.
— О’кей! Почему нет — у меня все равно на вечер никаких планов. А что там сегодня?
— «Странная интерлюдия» Юджина О’Нила. Это должен быть великолепный спектакль с Глендой Джексон!
— Но мы можем до этого где-нибудь выпить?
— Не только выпить, но и пообедать. Пьер вычитал где-то, что в «Уиллер и К‑о» подают отличную рыбу и прочие дары моря. Я, правда, никогда там не бывал — но можно рискнуть.
— Это далеко от театра?
— Рядом. Почти за углом.
— Хорошо. Пошли!
Пересиливая шквал аплодисментов после первого действия, Клаудиа улыбнулась Пьеру:
— Хороший спектакль… По крайней мере, позволяет забыть о посредственном обеде… Впрочем, обед был не таким уж плохим, вот только обслуживание… — добавила она, когда они вышли в фойе.
Пьер согласно кивнул головой.
— Действительно. Такого угрюмого официанта я давненько не встречал. И потом — какие-то американские темпы: не успел принести заказ, а уже счет на столе.
— Ты же сам туда хотел, Пьер. А официанта, видимо, разозлил мой вопрос насчет устриц. Решено — сходим в «Бентли», они сами разводят устриц в кадках!
— Если ты представишь мне своих друзей, Винсент, я приглашаю всех в «Бентли».
Все трое обернулись. Перед ними, улыбаясь, стоял Эдвард. При своей подтянутой, спортивной фигуре, в смокинге, он смотрелся гораздо авантажней Винсента. Винсент озадаченно уставился на брата.
— Встретить тебя в театре — сенсация… Ну что ж, разреши представить: это Клаудиа Бреннер, одаренная журналистка из Германии, это мой друг Пьер Таннер…
— О котором ты мне много рассказывал, — перебил его Эдвард, пожимая новым знакомым руки. — Надеюсь, спектакль вам нравится? Ты прав Винсент. Я так редко выбираюсь в театр, что никак не могу понять, о чем идет речь, — он коротко хохотнул. — Но играют превосходно!
Удивление Винсента все еще не проходило. Брат явно разыгрывал спектакль, но почему, черт побери?! И тут он обратил внимание на человека в толпе за спиной Эдварда, показавшегося ему знакомым. Кто же это? — припоминая, отвлекся он: если бы у меня была лучше память на лица…
— Ты что напряг свой лоб мыслителя, дорогой? Тебе не нравится спектакль?
Не обращая на брата внимания, Винсент, не сводя взгляда с заинтересовавшего его лица, стал пробираться к нему через толпу. Тот встретил его взгляд вопросительно поднятыми бровями.
— Боже мой, Ханнес! Вот так неожиданность! Ты тоже в Лондоне. У меня сегодня день встреч со старыми знакомыми!
Он весело хлопнул Хофманна по плечу. Эдвард, подошедший сзади, положил ему руку на плечо.
— Я иду в зал, Винсент. А поскольку ты нас так неожиданно бросил, я напоминаю о своем приглашении на завтрашний день.
— О, извини! Разреши тебе представить. Это господин Хофманн, профессор Лейпцигского университета, биолог. А это мой брат Эдвард, коммерсант. — Винсент несколько напряженно рассмеялся. — Мы познакомились с профессором лет шесть назад во время отпуска в Бретани — я там был с Жанетт. У нас завязался разговор о живописи, я много тогда почерпнул у Ханнеса. Он подарил мне небольшую акварель, помнишь, она висит у нас в библиотеке?
— Занятие живописью — хорошее хобби, профессор Хофманн, это так успокаивает.
Эдвард поклонился и тронул Винсента за плечо.
— До завтра, дружок. — С этими словами он повернулся и ушел в толпу.
Между тем Пьер и Клаудиа тоже подошли, и Винсент представил их профессору. Почему-то разговор не клеился, и все облегченно встрепенулись, услышав звонок, приглашающий зрителей в зал.
Даже грохот аплодисментов не смог отвлечь Хофманна от мучительных размышлений — как же его «охраннику» удалось так быстро выбраться из отеля? Но все эти размышления беспредметны — был факт: ему не удалось попасть на вокзал «Виктория», потому что при выходе из гостиницы он обнаружил этого кэгэбэшного архаровца. Нужно было оторваться от него, но незаметно. Он не должен заметить, что от него стараются избавиться преднамеренно. В запасе у Хофманна было еще четыре дня: сегодня вторник, а в воскресенье у него рейс на Москву. Появилось непредвиденное обстоятельство — его узнал этот англичанин. Но никаких последствий эта встреча не должна иметь — больше попадаться ему на глаза нельзя. Что-то операция день ото дня становится все сложнее, подумал он, вставая с кресла и пробираясь к выходу из театра. На улице все еще было тепло. Нигде не задерживаясь, Хофманн отправился в гостиницу.
* * *— После обеда я хотел бы поговорить с тобой об этом твоем приятеле из Лейпцига, — шепнул Эдвард брату на ухо. Он поставил свой недопитый «Скрюдрайвер» на столик. Все поднялись. В затемненном баре «Бентли» было уютно и малолюдно — они пришли обедать пораньше, до основного наплыва посетителей. Винсент с любопытством посмотрел на бокал, поставленный братом на стол.
— Слушай, Эдвард! У тебя всегда есть чему поучиться. Ради Бога — что это ты пил?
— О! Это «Клондайк» — кальвадос, сухой французский вермут и «Ангостура». Еще добавляется лед, одна маслина и кусочек лимонной цедры. Они это делают здесь отлично. Попробуй!
Винсент улыбнулся. Пьер и Клаудиа допили свой фруктовый сок, и все направились за метрдотелем по узкой лестнице в верхний зал. В зале были заняты еще только три столика. Метрдотель провел их к столу у окна. Еще только рассаживались, как появился седовласый приветливый официант со своим не менее солидным напарником. Подали меню: Эдвард лишь мельком пробежал его.
— Рекомендую в качестве закуски устриц. Потом омары или дуврский морской язык — лучше, чем здесь, вам нигде не приготовят!
Он откинулся в кресле и стал рассеянно смотреть в окно, предоставив своим сотрапезникам муки выбора. Винсент бывал несколько раз в «Бентли». И хотя не считался, как Эдвард, завсегдатаем, имел представление о первоклассной кухне этого ресторана и на все лады расхваливал друзьям и знакомым ее достоинства.
— Я себе позволю еще один аперитив — «Мартини бьянко», — объявил он улыбаясь.
Эдвард приподнял бровь и покачал головой.
— А я не буду, спасибо. А что ты будешь есть?
— Шотландские летние устрицы, а потом — омар «Термидор», а ты?
— Как обычно — полдюжины устриц, а потом морской язык по-гречески. А вы? — он обратился к Пьеру и Клаудии. Эти двое были больше заняты друг другом, чем изучением меню, и почти без колебаний объявили, что Клаудиа последует примеру Эдварда, а Пьер присоединяется к Винсенту, но без аперитива. Пока брат развлекал молодых людей легким необязательным разговором, Винсент наслаждался своим «Мартини» со льдом. Солнечные лучи окутали его обволакивающим теплом, он слегка разомлел и расслабился. Он даже ненадолго забыл о постоянно мучивших его в последнее время ночных кошмарах. Вот и прошедшая ночь была не лучше. Ему приснился его дом, он его сразу узнал во сне. В дверь позвонили. Когда он спустился по лестнице вниз и открыл ее, на пороге стоял Ханнес Хофманн. Но не тот, которого он видел днем, а сильно изменившийся, усталый, старик лет семидесяти. Винсент пригласил его войти: и пока они поднимались по лестнице, он обратил внимание, что дом тоже вдруг страшно изменился: все обветшало, всюду паутина, многолетняя пыль, будто в доме никто не жил и не прибирался. А на площадке второго этажа их ждала женщина — и Винсент, вглядевшись, понял, что это не Патриция, а Жанетт. Но не молодая темноволосая женщина, а сгорбленная, седая, изможденная старуха. Винсент оцепенел от ужаса и проснулся от собственного крика. Поглаживая его по голове успокаивающими касаниями, Патриция что-то трогательно говорила. Но Винсенту так и не удалось снова уснуть. Вот и сейчас опять все вспомнилось; он отогнал навязчивое видение и допил бокал.
