Клавдий Дербенев - Неизвестные лица. Ошибочный адрес. Недоступная тайна
Выяснено, что за несколько дней до убийства Моршанский по нескольку раз в день заходил в канцелярию музея и справлялся, не вызывали ли его к телефону. Очередной отпуск у него был назначен на 15 сентября. Накануне убийства он явился к директору музея и потребовал предоставить ему отпуск немедленно, что и было сделано».
Ермолин отложил справку, еще раз посмотрел записи в блокноте, но добавить что-либо не мог. Он поставил под написанным свою подпись.
— Если меня будут спрашивать, я у машинистки, — сказал капитан, собирая со стола бумаги.
Ершов молча продолжал перебирать документы. Сколько он проделал работы! В некоторые моменты он ощущал нечто похожее на отупение, но все же продолжал и продолжал упорное исследование и был далек от той грани, за которой начинает рождаться равнодушие. Нет, нет и нет! Все равно он пойдет дальше и будет искать до тех пор, пока чувство уверенности в том, что проделано все необходимое, не станет непоколебимым.
Ему вспомнились строки стихов Роберта Бернса:
В досаде я зубы сжимаю порой,
Но жизнь — это битва, а ты, брат, герой…
И он прошептал эти слова несколько раз подряд.
Стихи всегда поднимали дух Ершова, воодушевляли его. Ему всего только двадцать четыре года. Окончив юридический факультет Ленинградского университета, Ершов изъявил желание работать в органах госбезопасности. Из Ленинграда пришлось поехать в неизвестный ему Лучанск. Незаметно прошел год, и он полюбил этот старинный и в то же время новый город. Ершов отчетливо представлял себе важность работы, которую выполнял, и вкладывал в нее весь пыл своего молодого сердца. Ему было понятно, что капитан, Ермолин, который и прожил на свете в полтора раза больше его, и у которого жизнь сложилась иначе, несколько скептически относился к его энтузиазму, считая, что его задора хватит только до первой серьезной неприятности…
Вернувшись в свой кабинет, Ермолин удивился перемене, происшедшей с Ершовым за те полчаса, пока он отсутствовал. Делая пометки на большой карте Лучанска, лейтенант что-то напевал.
— Вот что значит эрудиция, Ершов! Ты не мог мне тогда доказать свою правоту, и в принципе правильный твой замысел я не воспринял сразу. А вот ту же идею преподнес мне полковник, и я покорен!
— Так я только лейтенант и работаю без году неделю, — ответил Ершов.
— Это верно! А в общем, Ершов, наш полковник толковый человек. Голова у него светлая, и он не сухарь…
— Поживем — увидим.
— Так вот, товарищ Ершов, — официальным тоном начал Ермолин. — Есть указание заняться вам проверкой района Театральной площади, улиц Зорь и Максимова… Я возьму район автозавода…
— И вы тоже будете этим заниматься? — не скрывая своей радости, воскликнул Ершов.
— Я тоже буду…
Ершов крепко пожал руку старшего товарища.
Лене Марковой, чертежнице конструкторского бюро Лучанского номерного завода, двадцать один год. Недавно умер ее отец, работавший в фотографии «Турист», матери она лишилась еще раньше и теперь осталась совсем одна. Отец хотя и любил дочь, но внимательно следить за ее учебой не мог, и среднюю школу Лена закончила с посредственными отметками. Девушка лелеяла мечту стать киноактрисой. Но после окончания школы поступить на актерский факультет института кинематографии ей не удалось.
Однако неудача не изменила взглядов Лены. Она не пропускала ни одного фильма, появляющегося на экранах города, тратила деньги на покупку литературы о кино, коллекционировала фотографии кинозвезд.
Люди, которые знали о ее желании поступить учиться на актрису, советовали выбросить из головы все думы о кино и совершенствовать свои вокальные способности, так как Лена считалась самой лучшей исполнительницей лирических песен в коллективе художественной самодеятельности завода. Но девушка была непреклонной.
Красивая внешность Лены не давала покоя многим молодым людям. Однако к попыткам ухаживать за ней она относилась с полным равнодушием. Со стороны казалось, что некоторым расположением Лены пользуется лишь технический секретарь конструкторского бюро завода Серафим Чупырин. Их иногда видели вместе в столовой и в Доме культуры.
Чупырин, долговязый молодой человек с картинной внешностью, был легкомысленным существом. Лена понимала, что ее общение с ним в какой-то степени в глазах окружающих характеризует и ее, но тем не менее позволяла Чупырину бывать с ней.
Пылким словам Чупырина о любви к ней она не придавала значения. Но он был упорен. Узнав о желании Лены стать киноактрисой, Чупырин сочинил легенду о своем дядюшке, якобы работающем в Министерстве культуры, и о возможности с его помощью попасть в киностудию, минуя обучение в специальном институте. Чупырин сказал Лене под большим секретом, что также мечтает о работе актера кино, заверил девушку, что, как только устроится сам, поможет и ей осуществить заветную мечту. Чупырин был несколько начитан в части техники киносъемок, и Лена поддалась внушению лживого человека, верила ему. Чупырин пользовался этим и горделиво посматривал на молодых людей, которым хотелось, но не удавалось поближе познакомиться с Леной.
Но красота Лены Марковой привлекала к себе внимание не только молодых людей. В центре Лучанска, недалеко от драматического театра, есть газетный киоск Союзпечати. В киоске старик-продавец, среднего роста, юркий, как белка, с розовым лицом, коротко подстриженными усами и седой бородкой клинышком. У него светлые голубые глаза за стеклами очков в золоченой оправе, толстые губы часто расползаются в улыбке, открывая золотую челюсть. С покупателями он вежлив, с некоторыми почтительно раскланивается, сыплет трескучим говорком, приподнимая над седыми курчавыми волосами клетчатую кепочку. Старику перевалило за шестьдесят, но трудно поверить в это — так он подвижен и бодр. Звали его Евлампием Гавриловичем Бочкиным. Торговля у него шла хорошо, и в операционном зале почты на Доске показателей работы киоскеров Союзпечати его фамилия всегда была на первом месте.
Из окна комнаты Лены Марковой киоск был виден как на ладони. Бочкин давно обратил внимание на девушку, регулярно покупающую журнал «Искусство кино». Для него не составляло особого труда через некоторое время знать о Лене многое. Чтобы завоевать ее расположение, он стал доставать для нее новинки литературы, просматривал газеты, журналы и те, в которых были статьи о кино, откладывал. Первое время Лена была очень благодарна любезному старику за его внимание, но когда он стал все чаще и чаще упоминать о своей одинокой старости, денежных сбережениях, хорошо обставленном доме, девушка насторожилась. Несколько раз он заговаривал о том, чтобы она посетила его и посмотрела, как он живет. Все это было ей крайне неприятно. Она могла бы давно прекратить всякое общение с назойливым стариком, но одно обстоятельство удерживало Лену.
Все началось дня за три до смерти отца. До последнего часа он находился на ногах, часто подходил к окну и смотрел на улицу. Увидел и ее, разговаривающую с продавцом газет. А когда она вернулась домой, спросил, давно ли старик появился в этом киоске. Он пояснил, что до революции этот человек был важной персоной в Петербурге.
Лена знала, что отец в молодости жил и работал в столице, но не придала его словам значения и даже пыталась убедить его в том, что он просто ошибся. Мало ли похожих людей, да к тому же прошло столько лет. Но, видя, что отца крайне взволновало сделанное им открытие, пообещала выяснить, что представляет собой этот киоскер.
Через несколько дней после похорон, еще не совсем оправившись от пережитых волнений и горя, она подошла к киоску за газетами и журналом. Бочкин, видимо уже узнавший о смерти ее отца, в высокопарных выражениях стал высказывать ей сочувствие. Лена вспомнила о разговоре с отцом. Увидев разложенные для продажи открытки с видами Ленинграда, спросила Бочкина, жил ли он когда-нибудь в этом городе. От Лены не ускользнуло смущение, охватившее старика при неожиданном вопросе. А когда он затараторил, что прекрасный город Ленинград он, к великому своему сожалению и стыду, видел только в кино да на открытках, она еще больше насторожилась. Переменив тему разговора, Лена твердо решила выяснить истину. Вот почему девушка пока терпимо относилась ко всем намекам старика.
Она не знала, как приступить к выполнению поставленной задачи. Возникали различные варианты: и поговорить на заводе с кем-либо из коммунистов, и побеседовать с комсоргом, и сходить в управление госбезопасности, но ни на какой из этих шагов не решалась, чувствуя, что у нее нет главного: фактов. Она может сослаться только на предсмертные слова умершего и собственные подозрения.
Иногда, находясь у окна в своей комнате, из-за тюлевой занавески Лена наблюдала за киоском. Таким путем ей удалось изучить некоторые привычки старика. Было совершенно ясным, что он постоянно снимает кепку только перед покупателями, имеющими солидный вид: военными и людьми интеллигентного облика в хорошей одежде. К остальным старик относится с каким-то пренебрежением.
