Станислав Гагарин - Три лица Януса
— Я уважаю коллег из американской разведки, — с усмешкой сказал Хорст, — но на этот раз они дали маху. Вернер — американский шпион? Что за чушь! А может быть, я русский шпион, а, господин оберст? У вас что? Надежный источник?
— Не совсем, — замялся фон Динклер. — Но кое-что есть… Ведь он учился в Соединенных Штатах… И мы кое-что получили. Нечто в этом духе.
— Спасибо за информацию, герр оберст, но она лжива от начала и до конца, — сказал Хорст. — Я тоже жил в Штатах и даже в России, а вы, господин оберст, насколько мне известно, восемь лет проработали в Англии… Не считать же вас на этом основании агентом «Интеллидженс Сервис»?! Простите, но Вернера фон Шлидена я знаю очень хорошо. Неужели вы думаете, что наша служба хуже проверяет людей, нежели вы? Кстати, именно нашей службе предписано осуществлять политический контроль за любым немцем, в том числе и за вашими сотрудниками. Это к слову… Да прежде чем сесть с этим гауптманом за стол в одной компании, я знал о нем всю подноготную. Понимаете, герр оберст, всю!
— Что ж, — сказал оберст, — может быть, это и не так. Но согласитесь, что предупредить вас я был обязан…
— А за это вам спасибо. Предупреждать друг друга — долг истинных наци.
4Шестьсот девяносто лет простоял Кенигсберг в устье реки Прегель. Шестьсот девяносто весен прошумело над кровлями его крыш. И самой безрадостной была весна сорок пятого года.
Основанный в 1255 году, после успешного похода богемского короля Оттокара, союзника Тевтонского ордена, против пруссов, Кенигсберг и назвали в честь Оттокара — Королевская гора. Он быстро сделался важным торговым городом, поскольку через устье Прегеля имел прямой выход в Балтийское море. Когда первая столица тевтонов — город Мариенбург — отошел в 1457 году к Польскому королевству, Кенигсберг стал резиденцией гохмейстера, предводителя псов-рыцарей, а затем столицей с 1525 по 1618 год прусских герцогов.
Здесь был основан университет, в котором читал лекции великий Кант, и здесь же выстроены три линии фортов, делавших город неприступным. Отсюда распространялась реформация, и этот город прусские юнкеры называли «пистолетом к виску России». В «Коллегиум Альбертиум» — кенигсбергском университете, открытом еще в 1544 году, преподавали профессора Якоби, Бессель, Бэр, Бурдах, Лер и Розенкранц. И отсюда же были родом палач и убийца гауляйтер Эрих Кох и рейхсмаршал Герман Геринг.
Советские войска стояли у стен Кенигсберга. После разгрома Хайльсбергской группировки маршал Василевский освободившиеся части и соединения, огромное количество боевой техники и артиллерии перебросил к столице Восточной Пруссии. Он выдвинул перед фронтом основную задачу готовиться к штурму.
Застыли в оцепенении испещренные осколками и снарядами Королевский замок и собор 1332 года с примыкающим к нему с северной стороны портиком из белого мрамора, с надгробием, под которым покоился прах великого философа. Ждали штурма здания биржи на берегу Прегеля дикие звери, сидевшие в клетках одного из лучших в Европе зоопарков, тысячи мирных жителей и тысячи солдат вермахта, головорезы из СС и русские военнопленные, подготовленные к последнему и решительному бою со своими тюремщиками подпольной боевой организацией «Свободная Родина».
Кенигсберг готовился к обороне. Его гарнизон превышал сто тридцать тысяч человек, не считая фольксштурмистов и мобилизованного на оборонительные работы населения.
Столетиями укреплялась прусская твердыня. Здесь каждый дом был превращен в крепость. Многочисленные форты и доты, пятьдесят километров противотанковых рвов, четыре ряда окопов с блиндажами в три и четыре наката, окутанные «спиралью Бруно» — колючей проволокой.
Артиллерия Кенигсберга состояла из ста двадцати четырех артиллерийских и минометных батарей, не считая тридцати пяти тяжелых минометов и сотни шестиствольных установок.
Пятнадцать пушек стреляли снарядами в тысячу килограммов на сорок километров.
Восемьсот шестьдесят два квартала в городе — и каждый из них связан друг с другом единой оборонительной системой.
Подвалы домов соединены переходами. Весь город пронизан системой подземных ходов. Под землей электростанции, лазареты, склады боеприпасов.
Помимо немецких частей, в состав гарнизона входили и два батальона предателей-власовцев и туркестанский легион.
Город лихорадочно готовился к обороне. 3-й Белорусский тщательно готовился к штурму.
Крейсляйтер Кенигсберга Эрнст Вагнер:
«Каждый дом — крепость обороны».
Комендант крепости Кенигсберга и командующий войсками генерал Отто фон Ляш:
«Истинными героями могут быть только мертвые».
Верховный Главнокомандующий Красной Армии:
«Наше дело правое — мы победим!»
5Когда Вернеру фон Шлидену передали, что его вызывают в гестапо, слышавшие это сослуживцы многозначительно переглянулись.
Вернеру недавно присвоили майорское звание и назначили временно исполняющим обязанности начальника отдела вооружения. Такой прыжок вверх, через должность заместителя, вызвал кривотолки и определенное чувство отчужденности к фон Шлидену у его коллег. Правда, внешне все выглядело весьма субординационно, пресловутый немецкий порядок соблюдался неукоснительно, но Вернер прекрасно понимал, что говорят о нем сослуживцы за спиной.
Вот и сейчас, не успела захлопнуться за ним дверь, как в отделе на все лады принялись обсуждать возможные причины вызова новоиспеченного майора в гестапо.
По городу Вернер фон Шлиден шел пешком, многие улицы были перекрыты баррикадами, колючей проволокой и рогатками. На машине его путь удлинился бы в несколько раз.
Вернер не знал, зачем его вызывают в гестапо, но днем раньше звонил Вильгельм Хорст и предупредил, что хочет его видеть у себя.
Майор Вернер фон Шлиден пересек площадь перед Северным вокзалом и вошел в узкий проулок, в глубине которого находилось здание главного отдела гестапо. Теперь дорогу сюда перекрыл полосатый шлагбаум, охраняемый четырьмя эсэсовцами, они стояли парами с каждой стороны.
Один из них проверил документы майора и лениво показал рукой, что тот может пройти по тротуару с левой стороны, где не было ограды.
В приемной Хорста Вернер уже не увидел той миловидной женщины в форме шарфюрера СС, кажется, ее звали Элен, вспомнил майор, которую он заметил прошлой осенью, во время первого визита к оберштурмбанфюреру.
Вместо нее за пишущей машинкой возвышался здоровенный парень с гривой рыжих, почти огненных волос, в черном мундире, который был ему явно тесен. Черная повязка пересекала его лицо, закрывала левый глаз.
Вернера никто не встречал ни у входа, ни в приемной. Рыжий циклоп не обращал на фон Шлидена ни малейшего внимания и стучал на машинке.
Майор в нерешительности остановился, хотел было обратиться к одноглазому секретарю, но в это время дверь из кабинета Хорста отворилась, и оттуда вышел оберштурмбанфюрер. Увидев Вернера, он, улыбаясь, приветствовал его, обнял за плечи и повел к себе.
— Вот что, майор, — сказал Хорст, когда они уселись поудобнее и закурили, — нам, или точнее, мне лично необходимо вот такое количество взрывчатки.
Он протянул фон Шлидену исписанный цифрами листок.
Вернер быстро пробежал его и откинулся на спинку кресла.
— Ого! — сказал он. — Куда так много? Ведь этого хватит, чтобы взорвать весь Кенигсберг…
— Не преувеличивайте, Вернер. И полегче с такими заявлениями. Так уж и весь Кенигсберг… И не задавайте лишних вопросов. Вы должны представить мне списки частей и отдельных складов, где мы возьмем эту взрывчатку. Разбросайте общее количество так, чтоб в частях ничего не заподозрили. Мое задание санкционировано высшим начальством и для вас абсолютно секретно.
— И я снова буду вас сопровождать?
— Нет, в этом необходимости нет, майор. Ваша задача сугубо техническая. С остальным мы справимся сами. Итак, помните — завтра…
— Будет исполнено, оберштурмбанфюрер! — ответил Вернер. — Этот листок я могу взять с собой?
— О да, только не потеряйте. Потом отдадите его лично мне. Так сказать, в собственные руки.
— Я могу идти? — сказал Вернер.
— Подождите, Вернер…
Хорст как-то странно взглянул на майора.
Уже поднявшийся было из кресла Вернер фон Шлиден внимательно посмотрел на оберштурмбанфюрера и снова сел.
— Где-то вы были неосторожны, Вернер, — сказал Хорст. — Должен сказать, что я нарушаю служебный долг, но вы мой друг, Вернер. В наше смутное время это, пожалуй, единственная ценность…
— Я не понимаю вас, Вилли. О какой моей неосторожности вы говорите?
— Не буду вас ни о чем спрашивать, Вернер. Вы делаете свое дело, я делаю свое. Но учтите: вами интересуется оберст фон Динклер.
