Лен Дейтон - Мозг стоимостью в миллиард долларов
— Мой отец был профсоюзный деятель; он смотрел на этот изуродованный мост и говорил мне: «Помни, что эти бомбы делали советские рабочие на советских заводах, в стране Ленина». Всю жизнь он посвятил профсоюзному движению. В 1944 году умер от разрыва сердца.
Она резко опередила меня, и я увидел, как мелькнул носовой платок, который она прижала к глазам. Я последовал за ней, когда она спустилась на замерзшую поверхность воды и пошла по льду. Еще несколько фигурок спешили к западному берегу, спрямляя путь через бухту. Перед нами старуха тащила санки с покупками. Двигался я осторожно, не доверяя крепости выглаженного жесткими зимними ветрами льда. Я поравнялся с Сигне, и она с благодарностью взяла меня под руку.
— Вам нравится шампанское? — спросила она.
— Вы предлагаете выпить?
— Нет, просто интересуюсь. Три месяца назад я в первый раз пила его. Оно мне очень понравилось. Можно считать, это мой любимый напиток.
— Очень приятно, — сказал я.
— А вы любите виски?
— Виски я очень люблю.
— Мне вообще нравится алкоголь. Наверно, я когда-нибудь стану пьяницей. — Она подхватила горсть снега, скатала его в комок и с силой запустила метров на сто по льду. — Снег вам нравится? А лед?
— Только в виски и в шампанском.
— Вы кладете лед в шампанское? Я считала, что это неправильно.
— Я пошутил, — объяснил я.
— Так я и знала.
Мы пересекли замерзшую бухту, и я поднялся по склону берега. Сигне осталась стоять на льду, хлопая ресницами.
— В чем дело?
— Думаю, что я не справлюсь, — слукавила она. — Вы мне поможете?
— Перестаньте дурачиться. Вы же здоровая девица.
— Ну ладно, — весело согласилась она и вскарабкалась ко мне.
Город почти не изменил свой облик, когда мы оказались на северной стороне Лонг-бридж. Не было заметно тех драматических перемен, свойственных Лондону к югу от Темзы, или Стамбулу за мостом Галаты; правда, с северной стороны Лонг-бридж Хельсинки стал чуть мрачнее, навстречу нам шли люди, одетые несколько небрежнее, и грузовики попадались тут чаще, чем легковые автомашины. Сигне привела меня в квартал многоквартирных домов недалеко от Хельсингкату. В фойе она нажала кнопку домофона, чтобы дать знать о нашем появлении, но открыла дверь ключом. Лишь сравнительно небольшая часть домов в Хельсинки отличается современным изысканным блеском, который ассоциируется с финским дизайном; чаще всего они напоминают обветшавшие гостиницы викторианских времен. Этот квартал не представлял собой исключения, но внутри здания было тепло, и под ногами лежали мягкие ковры. Квартира, в которой мы оказались, находилась на шестом этаже. По стенам висели литографии, на вращающемся столике лежали художественные журналы. Основную комнату, светлую и достаточно большую, украшало несколько образцов прекрасной финской мебели — и тут еще оставалось место, чтобы свободно танцевать румбу.
Ее ритмы отбивал лысеющий шатен, невысокий и плотный. Вскинутой рукой он дирижировал в такт музыке, а в другой держал высокий бокал. Казалось, занятие всецело поглотило его, и, встречая нас на пороге, он сделал еще несколько па прежде, чем поднять на нас взгляд и сказать:
— Так и есть, старый сукин сын Лими. Я знал, что это ты.
Легким движением он привлек к себе Сигне, и они стали вальсировать, при этом Сигне стояла на его ступнях, и, танцуя, он держал ее на весу, управляя ее конечностями, словно она была тряпичной куколкой. Танец кончился, и он снова повторил:
— Я так и знал, что это ты. — Я промолчал, а он допил содержимое бокала и обратился к Сигне: — Ах, мой милый лютик, значит, ты была готова снять штанишки ради этого гнусного типа?
(Как и многие другие термины современного шпионского лексикона, это выражение пришло из немецкого языка: «die Hosen herunterlassen» — снять брюки. В нем заключен намек, что ты агент и пытаешься завербовать кого-то в свою организацию. Более давний термин звучит, как «момент истины».)
Харви Ньюбегин всегда отличался изысканностью в одежде; серый фланелевый костюм, неизменный платочек в нагрудном кармане, золотые часы и благодушная улыбка. Я знал его с давних пор. До перехода в государственный департамент, он четыре года служил в министерстве обороны США. Как-то раз я попытался привлечь его к работе на нас, но Доулиш отказался санкционировать мой замысел. Под этими сонно полуприкрытыми веками скрывались живые умные глаза. И, наливая нам выпить, он все время посматривал на меня. Музыка из радиоприемника по-прежнему отбивала стремительный ритм. Харви разлил виски по трем стаканам, в два из них бросил лед и подлил содовой, после чего подошел к нам с Сигне. На полпути он опять поддался стихии тайца и остаток пути проделал в ритме румбы.
— Не дурачься, — остановила его Сигне. — Он такой заводной, — добавила она для меня.
Харви, протянув ей стакан с виски, выпустил его до того, как она успела взять, но другой рукой подхватил в полете и вернул ей, не пролив ни капли.
— Он такой сумасшедший, — с восхищением повторила Сигне.
Она стряхнула с волос капельки растаявшего снега. Сегодня ее прическа стала короче, а волосы обрели еще более золотистый цвет.
Когда мы все расселись, Харви обратился к Сигне:
— Разреши мне кое-что сказать тебе, куколка. Этот тип — та еще штучка: он работает на одно из самых хитрых подразделений британской разведки. И далеко не та размазня, какой старается выглядеть. — Харви повернулся ко мне: — У тебя были какие-то дела с этим типом Каарной?
— Ну, видишь ли...
— О'кей, о'кей, о'кей, ты не обязан мне ничего рассказывать. Каарна мертв.
— Мертв?
— Мертв как труп. Это есть в газете. Ты нашел его мертвым. И ты все знал, приятель.
— Даю слово, что ничего подобного, — искренне солгал я.
С минуту мы просто смотрели друг на друга, а затем Харви продолжил:
— Ну, поскольку он в любом случае перешел в верхнюю лигу, мы тут ничего не можем поделать. Но Сигне вчера навалилась на тебя потому, что мы спешно нуждаемся в человеке, который будет обеспечивать доставку отсюда в Лондон и обратно. Можешь ты взять на себя дополнительную работу для янки? Оплата приличная.
— Запрошу контору, — заявил я.
— Запросишь контору, — с отвращением повторил Харви. Он побарабанил носком туфли по ковру. — Ты крупная личность, и у тебя есть свои мозги. Почему ты должен кого-то запрашивать?
— Потому что ваша умная организация может проболтаться, вот почему.
— Видит Бог, никто ни слова. — Харви провел ребром ладони по горлу. — Наш отдел немногочислен, и в нем нет ни одной щелки. Никаких накладок — гарантировано. Деньги на бочку. Да и какого рода дела ты вершишь для своей лондонской конторы?
— Работа по принципу свободного найма, — объяснил я ему. — За каждое задание получаю гонорар; занят, так сказать, неполный рабочий день. — Я сделал паузу. — Мог бы взять на себя и дополнительные обязанности, если оплата будет того стоить и если вы совершенно уверены, что Лондон ничего не узнает от ваших же людей. — Ответ был далек от правды, но тем не менее годился.
— Тебе понравится сотрудничать с нами, — пообещал Харви, — а мы будем счастливы заполучить тебя.
— Значит, договорились, — кивнул я. — Объясните мои обязанности, как говорят в наших кругах.
— Ничего особенного. Будешь курсировать с материалами между Хельсинки и Лондоном. И лишь изредка прихватишь кое-что, о чем не сможешь сообщить в декларации...
— Так, и что это?
— Драгоценности. Мы должны иметь дело с человеком, который не исчезнет вместе с ними. Тебе будет оплачиваться авиационный билет в первом классе. Гостиница и все прочие расходы. Путевые издержки и гонорар за каждую поездку. И, говоря как профессионал с профессионалом, замечу, что мы предлагаем хорошую сделку.
Сигне еще раз налила нам, и когда она направлялась на кухню, Харви с удовольствием шлепнул ее по попке.
— Настоящий сельский жирок! — воскликнул он. — Как я ценю его!
Сигне оттолкнула руку Харви, фыркнула и вышла, зазывно покачивая бедрами.
Харви пододвинул кресло поближе ко мне.
— Обычно у нас принято ничего не рассказывать нашим агентам об организации как таковой, но, поскольку мы давние коллеги, сделаю для тебя исключение. Она представляет собой частную разведывательную организацию, которую финансирует некий старик по фамилии Мидуинтер. Он выходец из семьи старых техасцев, в жилах которых немало немецкой крови. На самом деле семья прибыла из какого-то балтийского государства — Латвии или Литвы, — которым ныне владеют русские. И старик Мидуинтер мечтает освободить эти земли. Я думаю, что он хочет объявить себя их королем или кем-то в этом роде.
— Потрясающе, — фыркнул я. — Давно уже не работал с мегаломаньяком.
— Черт возьми, может, я преувеличиваю, но он мыслит предельно упрощенно. Такое часто бывает у выдающихся личностей. Ему нравится слышать, что все тамошние бедолаги только и ждут, чтобы поднять восстание...
