Эрик Амблер - Маска Димитриоса
Латимер, как уже говорилось, обладал цепким умом. Если сформулировать точнее, он не обладал тем типом умственного вентилятора, который дарит своему удачливому владельцу простое решение — забыть. Латимер попытался выкинуть проблему из головы, но она вскоре вернулась и стала исподтишка терзать сознание. Возникло странное чувство, что он что-то потерял. Мысли уходили в сторону от текущих дел, и Латимер безучастно пялился в одну точку, пока неожиданно проблема снова не давала о себе знать. Бесполезно было рассуждать, что раз он сам создал проблему, то ему с ней и разбираться. Бесполезно было убеждать себя, что проблема пустячна и не стоит тратить на нее время. Проблема требовала решения. На второе утро пребывания в Смирне, раздраженно пожав плечами, Латимер пошел к владельцу отеля и попросил найти хорошего переводчика.
Федор Мышкин, лет шестидесяти, наполовину русский, оказался человеком с большим самомнением. Толстая отвисшая нижняя губа его при разговоре шлепалась и тряслась. У него был офис в районе порта, и зарабатывал он тем, что переводил: письменно — деловую документацию, а устно — переговоры между владельцами и казначеями иностранных грузовых судов, заплывавших в порт. Меньшевик, бежавший из Одессы в 1919 году, Мышкин предпочел не возвращаться в Россию, хотя, как язвительно заметил хозяин отеля, выступал в поддержку Советов. Латимера предостерегли, что с ним надо держать ухо востро, но дали очень хорошие профессиональные рекомендации. Лучшего переводчика найти было сложно.
Говорил Мышкин высоким хриплым голосом на довольно приличном английском, но пересыпал речь идиомами, которые никогда не приходились к месту.
— Если я могу вам помочь, просто дайте мне руку. Дешево отделаетесь.
— Мне бы хотелось, — стал объяснять Латимер, — поднять документы на одного грека, уехавшего отсюда в сентябре 1922 года.
У переводчика от удивления брови поползли вверх.
— Грек, уехавший в 1922 году? — Он усмехнулся. — Много таких было.
Плюнув на указательный палец, он провел им по горлу.
— Примерно так! Турки тогда отвратительно обходились с греками. Пускали им кровь!
— Тот человек, по имени Димитриос, выбрался отсюда на корабле с беженцами. Считают, что вместе с негром по имени Дхрис Мохаммед он убил ростовщика Шолема. Негра после военно-полевого суда повесили, а Димитриос сбежал. Хочется взглянуть на записи свидетельских показаний, полученных во время судебного процесса, признание негра и материалы расследования, касающиеся Димитриоса.
Мышкин в изумлении уставился на него:
— Димитриоса?
— Именно.
— 1922 год?
— Точно.
У Латимера забилось сердце.
— А что? Вы его знали?
Русский хотел что-то сказать, но, передумав, покачал головой:
— Нет. Просто такое распространенное имя… У вас есть разрешение на изучение полицейских архивов?
— Разрешения нет. Но я надеялся, что вы мне посоветуете, как его получить. Понимаю, ваша работа связана исключительно с переводами, но я был бы признателен за любую помощь.
Мышкин задумчиво прикусил нижнюю губу.
— Можно обратиться к британскому вице-консулу и получить разрешение через него…
Он оборвал себя на полуслове.
— А кстати, зачем вам эти документы? Не подумайте, что лезу не в свое дело, просто этот вопрос может задать полиция. Хотя, — медленно продолжил он, — если все в рамках закона, без нарушений и в порядке вещей, у меня есть приятель со связями, который мог бы это уладить, и недорого.
Латимер почувствовал, как краска заливает лицо.
— Уверяю вас, — он постарался, чтобы голос прозвучал буднично, — все в рамках закона. Я могу, конечно, пойти к консулу, но если вы уладите это дело, то избавите меня от хлопот.
— С удовольствием. Я сегодня же поговорю с приятелем. Вы же понимаете, полиция у нас чертовски жадная, и если я пойду к ним сам, это дорого обойдется. А мне нравится защищать интересы своих клиентов.
— Очень любезно с вашей стороны.
— Да пустяки. — Мышкин мечтательно посмотрел на Латимера. — Вы, британцы, мне очень нравитесь. Понимаете, как вести дела, и не торгуетесь. Не то что чертовы греки. Если говорят «оплата при заказе», то вы и расплачиваетесь сразу. Нужен задаток? Не проблема. Британцы играют по правилам. Между сторонами царит взаимное доверие. В таких условиях и работается на славу. Чувствуешь, что…
— Сколько? — перебил Латимер.
— Пятьсот пиастров… — нерешительно произнес переводчик, сделав печальные глаза. В этот момент он, похоже, не верил сам себе. Мастер своего дела, удачливый в работе, но ребенок в деловых вопросах.
Латимер на секунду задумался. Пятьсот пиастров — это меньше фунта. Довольно дешево. Потом он заметил сомнение в печальных глазах и решительно сказал:
— Двести пятьдесят.
Мышкин в отчаянии протянул руки. Ему нужно на что-то жить. К тому же это его друг. У него большие связи.
Согласившись на триста пиастров (включая пятьдесят пиастров для влиятельного друга) и заплатив сто пятьдесят вперед, Латимер ушел. Договорились, что на следующий день он позвонит, чтобы узнать о результатах переговоров. Направляясь обратно вдоль пристани, хотя и довольный заключенной сделкой, писатель чувствовал себя любопытным туристом. По правде говоря, он бы предпочел сам изучить документы и увидеть, как идет процесс перевода. Он бы тогда больше вжился в роль следователя. Конечно, оставался шанс, что Мышкин мог прикарманить сто пятьдесят легко доставшихся пиастров, но Латимер в это не верил. Он верил своим ощущениям, а русский, несмотря на не внушающую доверие внешность, произвел на него впечатление честного человека. К тому же сфабрикованными документами его не обманешь. Полковник Хаки достаточно рассказал ему о суде над Дхрисом Мохаммедом, и он бы сразу раскусил подобный обман. Единственное, друг Мышкина мог посчитать, что пятидесяти пиастров маловато.
На следующий день офис Мышкина оказался закрыт, и хотя Латимер прождал около часа на грязной деревянной лестничной площадке, переводчик так и не объявился. Второй визит, позднее в тот же день, тоже не принес результатов. Латимер пожал плечами. Пять шиллингов в пересчете с турецких пиастров не стоили того, чтобы тратить столько времени и сил. Однако его уверенность стала понемногу таять.
В прежнее состояние ее вернула записка, ждавшая писателя в отеле. На листке корявым почерком было нацарапано, что Мышкина вызвали переводить спор между румынским вторым помощником капитана и полицейским пристани по поводу смерти греческого портового грузчика, которого убили монтировкой. Мышкин беспокоился, что доставляет мистеру Латимеру неудобство, и хотел в качестве наказания выдернуть себе все ногти. Но самое главное — он сообщал, что его друг все уладил.
Следующим вечером перед ужином, когда Латимер пил аперитив, весь в мыле, прибыл переводчик. Мышкин шел, размахивая руками и закатывая глаза, а потом просто упал в кресло в изнеможении.
— Ну и денек! Такая жара!
— Перевод у вас?
Мышкин устало кивнул и закрыл глаза. С мучительным вздохом он залез во внутренний карман и вытащил скрепленную пачку документов. Как умирающий связной, передающий свою последнюю депешу, он сунул их в руки Латимера.
— Выпьете что-нибудь? — спросил писатель.
Русский моментально пришел в сознание, открыл глаза и огляделся.
— Если вы не против, я выпью абсента. Avec de la glace.[6]
Официант принял заказ, а Латимер откинулся на спинку, изучая приобретение.
Написанный от руки перевод занимал двенадцать больших листов бумаги. Латимер просмотрел первые две или три страницы. Без сомнения, это была не подделка. Он стал внимательно читать.
НАЦИОНАЛЬНОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО ТУРЦИИ
НЕЗАВИСИМЫЙ ТРИБУНАЛ
По приказу командующего гарнизоном города Измир, действуя в соответствии с постановлением, провозглашенным в Анкаре в восемнадцатый день шестого месяца 1922 года по новому летоисчислению.
Сводка улик, полученных для заместителя президента трибунала, майора бригады Зиа Хаки, шестого дня десятого месяца 1922 года по новому летоисчислению.
Еврей Закари подал жалобу на негра, Дхриса Мохаммеда, упаковщика инжира, в связи с убийством кузена Шолема.
На прошлой неделе патруль шестидесятого полка обнаружил тело ростовщика Шолема, еврея, обратившегося в мусульманство, с перерезанным горлом в комнате на улице без названия возле старой мечети. Хотя этот человек не был правоверным и не обладал хорошей репутацией, наша бдительная полиция начала следствие. Обнаружилась пропажа денег.
Спустя несколько дней истец Закари сообщил коменданту полиции, что человек по имени Дхрис сорил деньгами. Он удивился, так как знал, что Дхрис бедняк. Когда тот напился, стал хвастать, что еврей Шолем дал ему денег без процентов. И когда Закари узнал от родственников о смерти Шолема, он все вспомнил.
