Олег Горяйнов - Дежурный по континенту
– Готов? – спросил Бурлак.
– Так точно.
– Лезь, покуда никого нет. Главное, не забудь, что после звонка у нас будет максимум две минуты, чтобы смыться. Не уложишься – извиняй. Уйду один.
Иван нырнул под днище рыдвана. Бурлак ещё раз огляделся и сел за руль. Снизу раздался условный стук. Владимир Николаевич резко развернулся и поехал назад, к полосатому шлагбауму.
– Ты Касильдо? – спросил он человека с ружьём.
Тот помотал головой и кивком указал на сторожку.
– Позовёшь? – спросил Бурлак.
Не прекращая жевать, парень сделал жест, означающий: иди, мол, так, без доклада. Сегодня, дескать, можно.
Касильдо на этот раз, как сие ни странно, в карты сам с собой не играл. Он спал нервным сном всё на том же самом диванчике. На шум шагов Бурлака он открыл глаза и сел, настороженно глядя на незнакомого человека.
– Ты Касильдо?
– Ну я. А ты кто?
– Tu suerte. Твоя удача, парень.
– Радостно слышать, – оживился Касильдо. – Мне её в последнее время сильно не хватает.
– У меня груз, – сказал Бурлак. – Пара сотен килограммов. Мне надо переправить его через северную границу. Отведи меня к своему хефе. Получишь за посредничество столько, что за три года не скуришь. А качество – вот, проверь сам.
Бурлак протянул бригадиру мешочек. Касильдо со знанием дела понюхал сперва сам мешочек, потом развязал на мешочке тесёмку, сунул туда нос и понюхал, чем пахнет внутри.
– Запах знатный, – сказал он.
– Сверни себе косячок, – сказал Бурлак. – И попробуй потом мне сказать, что это не то, что доктор прописал.
Касильдо мигом свернул себе emboltura. После первой же затяжки глаза его чуть не вылезли из орбит.
– Мать твою! – только и смог он сказать.
Бурлак одобрительно усмехнулся. Касильдо затянулся ещё разок.
– Ты уж сам садись за руль, браток, – сказал он.
– Не вопрос, – весело сказал Бурлак.
Пока всё складывалось хорошо. Не надул его Петров. Да и понятно. Попробовал бы только.
– Стой здесь! – скомандовал Касильдо своему мрачному напарнику и нажал кнопку подъемника. – Я скоро вернусь.
Напарник сплюнул на асфальт, пожал плечами и отвернулся. Ему всё было по фигу.
Бурлак сел за руль, и джип медленно пополз в гору. Касильдо докурил косячок и мигом свернул себе второй.
– Ты бы не увлекался, – предостерёг его Бурлак. – Может, мы ещё с твоим хефе ни о чём не договоримся…
– Не боись, – ответил бригадир. – Договоришься. Он не фраер, мой хефе, он с понятием. В случае затруднений – я буду рядом, через стенку, составлю тебе протекцию.
Бурлак с сомнением покосился на своего собеседника. У того разве только из ушей дым не шёл. Морда расплылась в блаженной улыбке. Ты, пожалуй, составишь, подумал Бурлак.
– Ну, ты давай дальше один, – сказал Касильдо. – О чём там вы с хефе договоритесь – меня не касается. А мешочек-то оставь, оставь.
Он уже заметно покачивался из стороны в сторону. Неудивительно, что он в таком виде не хочет лезть своему хефе на глаза, подумал Бурлак. Он ведь как бы на службе…
На крыльцо выполз индеец в белом костюме. Касильдо пошептался с ним, пару раз стрельнув хитрым глазом в сторону Бурлака, и отошёл, поглаживая мешочек. Индеец нырнул в дом, черед минуту высунулся из дверей и пригласил гостя внутрь фазенды.
Бурлак вошёл в просторный вестибюль. Наверх вела пыльная мраморная лестница с золочёными перилами, но слуга провел его мимо, и, миновав анфиладу из четырех довольно запущенных помещений, они вышли в квадратный patio, где на краю высохшего бассейна в плетёном кресле покачивался плотный мужчина средних лет с жёсткой щёточкой седых усов под мясистым носом. В руке его дымилась сигара. Этой сигарой он указал Бурлаку на кожаный диванчик напротив себя.
Владимир Николаевич, оглядев обстановку, поразился запущенности, царившей в доме. Засохшее дерево непонятной ботанической принадлежности в растрескавшейся кадке, до боли напомнившее ему родную резидентуру, какие-то потёки на белых стенах, сам хозяин в домашних тапках со стоптанными задниками – не так живут на свете мультимиллионеры, не так.
Сигара, правда, была повышенной вонючести – стало быть, вполне дорогая и престижная. Это ладно. Но тапки положительно убивали.
Индеец вкатил стеклянный столик с напитками.
– Виски? – спросил дон Фелипе.
– Благодарю, – ответил Бурлак. – Почту за честь.
– Что-то в последнее время ко мне зачастили в гости norteamericanos, – сказал Ольварра, затянувшись сигарой. – С одним даже случилась неприятность. Ты слышал эту историю?
– Я? – удивился Бурлак. – Откуда?..
– Значит ты не из их компании…
– Да нет, я, вроде, сам по себе…
– Хорошо. Наливай себе и рассказывай, какие у тебя проблемы.
Иван ловко выбрался из-под пикапа и, присев на корточки за колесом, окинул взором окрестности. Ни души. Поправив пистолет за поясом, он, не вставая в полный рост, проковылял к двери – дверь оказалась там, где было обещано – в цоколе здания, приоткрыл её и ужом проскользнул внутрь.
Темнотища. Он провёл руками по сторонам. Справа и слева руки его наткнулись на каменные стены. Значит, коридор. Иван пошёл по коридору на ощупь. В кармане широких штанов болтался пальчиковый фонарик, но зажигать его было рановато.
От одежды воняло бензином. Хорошо, что нет собак, подумал Иван. То-то они бы подняли тут хай…
Шагов через двадцать он нащупал ногой ступеньки, ведущие вниз. Всё верно, подумал он. Дом-айсберг. Где-то здесь, в этих подземельях, они её и держат, сволочи. Но навряд ли глубоко. Не ниже первого яруса. Ниже первого яруса человек не выживает. Да и на первом ярусе… Ох, суки позорные. Ладно, мне бы только её отсюда вытащить. А там – если их сегодня не взорвут, как нам доблестная СВР пообещала – я не пожалею денег, чтобы их всех потом грохнуть. Что бы не говорил Владимир Николаевич про игры, в которые, там, все играют добровольно, заранее уславливаясь о степени ответственности за проигрыш… Всё это говно.
Впереди замерцал электрический свет.
Оставшийся в гордом одиночестве sicario по имени Хосермо всё бродил взад-вперёд вдоль шлагбаума и страдал. На той неделе ему стукнуло двадцать лет, а счастья в жизни не было ни на грош. Он-то думал, что поступает на работу в мафию, а теперь вот вместо того, чтобы гонять в кадиллаке по каменным джунглям и строчить из автомата по копам, ходи здесь под солнцем палящим, сторожи какую-то идиотскую никому не нужную дорогу, да вдобавок получай ни за что по морде от бригадира Касильдо, так его перетак. Определённо, жизнь не складывалась.
И тут с автострады вывернули сразу три сверкающих чёрным лаком «мерседеса». Они синхронно развернулись и подкатили под самый шлагбаум, перегородив дорогу в долину.
Из левой и правой машин вылезли человек десять мордоворотов, все как один в чёрных очках, и покрутили головами. Вслед за этим из средней тачки, кряхтя, но не выпуская изо рта сигары, выпростался средних лет толстяк в тёмном костюме. Он огляделся по сторонам, потом посмотрел на часы.
– Что-то они не спешат начать, – сказал он в пространство. – Уж не собираются ли они нас надуть?
– Еще двадцать три минуты, хефе, – почтительно отозвался один из мордоворотов.
– А, ну-ну, – сказал толстяк. – Подождём.
Тут взгляд его упал на Хосермо.
– А это кто? – удивился он. – Ты кто, сынок?
– Я Хосермо, – ответил sicario, встав во фрунт. – Сторожу шлагбаум.
Приехавшие дружно рассмеялись.
– Он из золота, что ли, что его надо сторожить? – воскликнул толстяк, вызвав ещё один взрыв смеха. – Ладно, Хосермо. Я – Ригоберто Бермудес, новый хозяин этой долины. Хочешь работать на меня, сынок? Мне на первых порах понадобится кто-нибудь, знающий здешнюю географию.
– Хочу! – просиял Хосермо.
– У тебя есть тёмные очки, сынок?
– Нету…
– Антонио, выдай ему из своих запасов!
Мордоворот нырнул в машину и вернулся с очками, которые сам нацепил на нос ошалевшему от счастья и недоумения Хосермо.
– Совсем другое дело! – сказал Бермудес, полюбовавшись новобранцем. – Ну ладно, ждём, ребята.
– Вот такие у меня проблемы, – изложил Бурлак.
– Мне бы такие проблемы, – хмыкнул Ольварра. – Ладно, сделаем. Поговорим о том, сколько это может стоить.
– Поговорим, – сказал Бурлак.
В патио вышла какая-то баба и приблизилась к ним. Бурлак, тут же отвернув лицо, привстал, вернее, слегка оторвал афедрон от кресла и плюхнулся обратно. Голова кружилась – то ли от виски, то ли от жары, то ли от нервного напряжения. На бабу он старался не смотреть. Здесь, в Маньяне, это не принято. Особенно в горной местности. Могут и по шее накостылять за интерес к чужим бабам.
– Тебе и твоему гостю сварить кофе? – спросила женщина хриплым голосом.
– Не надо, милая. Мы уже почти договорили, – бархатно сказал дон Фелипе.
Она в упор посмотрела на Бурлака. Тот тоже поднял глаза.
Это была она.
Твою мать, подумал Бурлак. Тебе. Тебе!!! Афедрон забил тревогу. Тут не надо быть, японский городовой, филологом-испанистом, чтобы понять, что означает это, блин горелый, тебе. А мы-то, два мудозвона!.. Ребята, надо на хер сматываться.
