Олег Горяйнов - Дежурный по континенту
Под перегородкой зашелестело, и холщовая сумка вернулась к своему хозяину без пистолета, но с конвертом. Сенобио Реституто взял конверт в карман, не распечатывая и не пересчитывая купюры. Он имел дело со старыми проверенными партнёрами. С самого пятьдесят второго года они ни разу его не кинули и не надули. Он бы голову на отсечение дал, что в конверте всё без обману, сколько обещано, столько и лежит.
Дверь соседней кабинки хлопнула. Послышались шаги. Старику полагалось скучать на очке ещё десять минут. Потом можно выйти – и домой, спрятать деньги. Но не все. Чуть-чуть от тех денег отщипнуть – и на Канделариа. Прямо с утра. Вечера не дожидаться. Вечером там старикам всё в пять раз дороже.
– Взял? – спросил Бурлак после того, как Иван плюхнулся на сиденье рядом с ним и захлопнул за собой дверцу.
– Взял, – сказал Иван. – Проверять, правда, там не решился.
– Мне-то что, – сказал Бурлак. – Хоть вовсе не проверяй. Тебе из неё стрелять, в случае чего, не мне ни хера.
Он завел мотор, и они поехали на восток.
– Можно по дороге остановиться где-нибудь в малонаселенной местности, – сказал Бурлак. – Проверить.
– Да ладно, – сказал Иван. – Будем надеяться, что стрелять ни в кого не придется.
– Гуманист, бля, – усмехнулся Бурлак. – Нет, не вышло из тебя разведчика, парень. И не выйдет. Экстернатура есть экстернатура. Ускоренные курсы по производству расходного материала…
Они вырвались из забитого транспортом центра, при этом Бурлак боком поцеловался с каким-то лупоглазым щекастым амиго, за что получил на свою кудлатую башку ведро проклятий, из которых и понял-то не более трети. После засаженной цветами Ицтапалапы движение автомобилей на шоссе стало более упорядоченным. В окно повеяло ветерком. Несмотря на рань, солнце уже пекло будь здоров.
Иван и Владимир Николаевич молчали. Всё было обговорено заранее – о чём ещё говорить. Бурлак думал о том, какая же сука этот Петров. Не пришёл на стрелку к театру Идальго, не принёс Бурлаку карту и аэрофотоснимок района. С картой они бы прокрались в долину ночью, через перевал, по тропе через джунгли. Бурлак бы постоял на стрёме, Ванёк бы сбегал пошуровал в подвале дома. Может, что из этого бы и получилось. А может, и нет. Но подлец Петров их надинамил. Поэтому приходится переть напролом. И хотя Бурлак перед Иваном демонстрировал уверенность в успешном исходе операции, сам он ни хера никакой уверенности не испытывал. О соотношении восемьдесят на двадцать уже и речи не шло. Дай бог пятьдесят на пятьдесят. А то и того меньше.
Вопрос: зачем же он участвовал?
Ответ: а деньги нужны. Деньги. В свободном мире, как верно отметил его сегодняшний напарник, бесплатного пива не бывает. Даже для отставных полковников.
Деньги?.. Полноте, усмехался про себя Владимир Николаевич, не привыкший себя обманывать. Неужели на этом континенте не существует более безопасных способов заработать деньги для отставного полковника военной разведки? Для пожилого спокойного господина, всю жизнь имевшего над собой крышу в виде дипломатического иммунитета?
Миллион таких способов существует.
И всё же он подписался на дурацкий подвиг. Он лезет черт знает в какую жопу и ничего, кроме боевого азарта, в глубинах своего почти не изношенного организма не чувствует.
И отнюдь не потому, что он поверил глупому мальчишке, что горние силы сегодня будут на их стороне.
А потому, что есть ещё порох в пороховницах.
А Ивана жёг маленький совсем вопросик не по существу. В другое время он и не стал бы его задавать, потому что это могло бы вылиться в длинную дискуссию, и всплыли бы снова подозрения Ивана, которые уже были категорически Бурлаком отвергнуты, и чёрт знает до чего бы они в конце концов договорились. А теперь времени у них на длительные дискуссии не оставалось, и, обозвав Ивана “расходным материалом”, Бурлак как бы его сам спровоцировал.
‑ Владимир Николаевич, ‑ сказал он.
‑ Ась?
‑ Вопрос разрешите?
‑ Валяй.
‑ Мы с Володей как-то разговорились – ну, когда в Таско сидели в наблюдении. Он мне знаете, какую фразу сказал?
‑ Какую?
‑ Что-то типа того, что правило «джентльмены чужих писем не читают» в разведке не работает.
‑ Ну не работает, и что?
‑ А вы сами что про это думаете?
‑ Про что?
‑ Про нравственный аспект, скажем так, нашей работы.
‑ А нет в ней никакого нравственного аспекта. Мы на войне, Ваня, а войну в белых перчатках не делают.
‑ Так ведь нет никакой войны?
‑ Война всегда есть. Не всегда про неё в газетах пишут.
‑ Но ведь неправильно это. Мы же сами лишаем себя возможности жить как люди. Володя сравнил нас со змеями, которых в нужный момент выпускают, а в остальное время как бы содержат в серпентарии, чтобы мы не расползались.
‑ Длинный язык у твоего Володи. Як у той змеи.
‑ Это всего лишь образ.
‑ Образ… Ты знаешь, что такое мужские игры?
‑ Это игры, в которые играют мужчины?
‑ Это игры, в которые играют мужчины, заранее условившись о степени ответственности за проигрыш. Добровольные игры. За редким исключением. Может, со стороны это всё и выглядит как серпентарий… На самом деле, всё игра, не более. Сидят игроки друг напротив друга и играют в свои игры. Сзади подходит солидный дядя, смотрит, как те играют, не уклоняются ли от ответственности за проигрыш… Говорит себе: смотри-ка, хорошо играет парень. Дай-ка он будет за меня играть. «Будешь за меня играть?» ‑ «Буду». – «Но если проиграешь, тебе башку оторвут. Согласен?» ‑ «Мой процент?» ‑ «Такой-то». ‑ «Согласен». И те игроки играют как играли, но уже не за себя, а за чужого дядю. У солидных дядей и ставки посолиднее. Какой-то процент от выигрыша достается самим игрокам, остальное – солидным дядям. Кто проиграл – башку отрывают. А куда деваться? Такие правила. И такая цепочка прослеживается сверху донизу. За каждым, кто садится играть, стоит кто-то более солидный и ставит на своего игрока. А за тем солидным – ещё более солидный, и ставит на просто солидного. А за ещё более солидным ‑ тоже кто-то стоит. И так до бесконечности. Когда меня на резидентуру ставили, таскали в Администрацию Президента. Сперва в один кабинет привели. Там поговорили. Потом хозяин этого кабинета повёл меня в другой кабинет. И стоял навытяжку перед хозяином второго кабинета. Потом хозяин второго кабинета повёл меня в третий кабинет и стоял навытяжку перед тем хозяином. И так далее. Так всё это устроено. И если ты играешь в эти игры всерьёз – будь готов к тому, что на каком-то этапе тебе башку оторвут. Потому что вечно выигрывать нельзя. А за спиной всегда кто-то есть, кто на тебя поставил.
‑ А если не готов?
‑ Тогда не играй в эти игры. Или играй, но лови момент, когда тебе соберутся башку оторвать, и смывайся, не доводи до крайности.
Бурлак помолчал немного и добавил:
‑ Что же касается нравственности, морали… Эти эфемерные предметы свойственны людям, обладающим религиозным типом мышления. То есть сознательно ставящим на пути своего мыслительного процесса ограничительные барьеры. Досюда думаю, дальше – ни-ни. Дальше ‑ Святое Писание читай. Там все ответы на все вопросы есть. Такие люди в эти игры играют всерьёз и до конца. От ответственности за проигрыш не уходят. Бесценные игроки. Самое главное – их размышления о нравственности и морали увести за ту планку, до которой они думают. Подсунуть им нужный катехизис и сказать: делай так и вопросов не задавай.
Дальше они ехали молча. Бурлак крутил баранку и думал: вот, на хер, какую речугу закатил торжественную. Хоть иди на старости лет лекции читать на тему «разведка и мораль». Тоже, значит, очко играет…
Так они ехали, и вскоре Иван сказал:
– Сто двадцать шестая отметка.
– Сползи, чтобы тебя видно не было, – приказал Бурлак, прибавив газу. – И наблюдай.
Через минуту они промчались мимо ответвления от шоссе, которое вело в горы и было перекрыто полосатым шлагбаумом. Возле шлагбаума топтался крупный экземпляр самца с ружьём за спиной. Экземпляр что-то жевал, периодически сплевывая на асфальт. Было жарко.
Бурлак проехал вперёд километра полтора и сполз на обочину. По шоссе проносились редкие грузовики, а так было довольно спокойно.
– Переодевайся, – сказал Бурлак и вышел из машины – по малой нужде.
Иван натянул грязные холщовые штаны и потрёпанную индейскую рубаху. Кроссовки снял, остался босиком. На ствол пистолета навернул глушитель и сунул оружие за пояс. Верещалку спрятал в карман штанов. Бурлак решил, что все должно быть провернуто примитивно просто и беспредельно нагло. Тогда есть шансы на успех. Всякие хитрости только навредят. Да и времени у них не было на всякие хитрости.
– Готов? – спросил Бурлак.
– Так точно.
– Лезь, покуда никого нет. Главное, не забудь, что после звонка у нас будет максимум две минуты, чтобы смыться. Не уложишься – извиняй. Уйду один.
Иван нырнул под днище рыдвана. Бурлак ещё раз огляделся и сел за руль. Снизу раздался условный стук. Владимир Николаевич резко развернулся и поехал назад, к полосатому шлагбауму.
