Треваньян - Санкция Айгер
Он пошевелил рукой и услышал звонкий треск – своим движением он сломал кромку льда на рукаве. Он сжимал и разжимал кулаки, вжимал пальцы ног в подошвы ботинок, выгоняя из конечностей застоявшуюся кровь. Онемение перешло в электрическое покалывание, потом в пульсирующую боль, но эти ощущения не были ему неприятны, поскольку служили доказательством, что он еще не умер. Темнота уже изрядно рассеялась, и в нескольких футах от себя он сумел разглядеть неподвижную и согнутую спину Карла. Он не тратил умственных усилий на размышления о том, как Карл себя чувствует – все его внимание сосредоточилось на возвращающемся ощущении жизни в себе самом. Прямо под ним раздался звук.
– Андерль? – Джонатан еле шевелил обложенным языком в пересохшем рту.
Андерль пошевелился – в порядке эксперимента, словно желая проверить, все ли работает. От движения его ледяная броня треснула и со звоном посещалась вниз по склону.
– Вчера была буря, – сказал он хрипло и весело. – Заметили, я полагаю?
С наступлением рассвета поднялся ветер, упрямый, сухой и очень холодный. Андерль покосился на свой ручной альтиметр.
– Мы на сорок метров ниже, чем вчера, – небрежно объявил он. Джонатан кивнул. Это значит, что давление намного выше нормы. Они находились в сильном, холодном антициклоне, который мог продлиться сколь угодно долго. Он увидел, как Андерль осторожно движется по своему выступу к Жан-Полю, который еще не пошевелился. Немного погодя Андерль занялся приготовлением чая на спиртовке, которую он для равновесия прислонил к ноге Жан-Поля.
Джонатан осмотрелся. Тепло фена растопило снег на поверхности, а с выдвижением холодного фронта поверхность снова обледенела. Снег был покрыт дюймовым слоем льда, скользкого и колкого, но недостаточно крепкого, чтобы выдержать вес человека. Скалы оделись кольчугой замерзшей талой воды, и на них стало не за что зацепиться. С другой стороны эта кольчуга была слишком тонка и не могла выдержать ледовый крюк. Начинался день, и Джонатан мог уже объективно оценить состояние стены. Оно было наихудшим из всех возможных.
Зашевелился Карл. Он не спал, но, подобно Джонатану и Андерлю, пребывал в защитном полуобморочном состоянии. С трудом выйдя из него, он четко и профессионально выполнил все действия, связанные с проверкой крючьев, на которых держались он сам и Джонатан, потом проделал комплекс изометрических упражнений для восстановления кровообращения в руках и ногах, после чего приступил к несложной, но требующей больших усилий работе по извлечению из рюкзака пищи – замерзшего шоколада и сухого мяса. За все это время он не произнес ни слова. Пережитое им за ночь потрясло его и сбило всю спесь. Он больше не был руководителем.
Андерль обвязался веревкой, которая не давала ему выпасть из ниши, и выпрямился, чтобы передать Джонатану чашку теплого чая.
– Жан-Поль...
Джонатан выпил все одним жадным глотком.
– Что с ним? – Он передал металлическую чашку вниз и облизнул то место, где губа его прилипла к чашке, и отодралось немного кожи.
– Он умер. – Андерль налил чашку и предложил Карлу. – Наверное, отошел во время бури, – спокойно добавил он.
Карл принял чашку и держал ее в ладонях, глядя на бесформенный, скованный льдом комок, который раньше был Жан-Полем.
– Пей! – приказал Джонатан, но Карл не пошевельнулся. Он часто и неглубоко дышал ртом над чашкой, и пар его дыхания смешивался с паром, поднимавшимся от чашки.
– Откуда ты знаешь, что он умер? – спросил Карл неестественно громким монотонным голосом.
– Я посмотрел на него, – ответил Андерль, набивая котелок осколками льда.
– Ты увидел, что он умер! А потом принялся готовить чай!
Андерль пожал плечами. Он не удосужился посмотреть наверх – не отрываться же от дела.
– Пей чай, – повторил Джонатан. – Или давай сюда, я выпью, пока не остыло.
Карл смерил его взглядом, исполненным отвращения, но чай выпил.
– У него было сотрясение мозга, – сказал Андерль. – Бури он уже не смог пережить. Внутренний человек был слаб и не сумел спасти внешнего человека от смерти.
Весь следующий час они поглощали столько пищи, сколько в них могло влезть, делали изометрическую гимнастику, борясь с холодом, и утоляли неутолимую жажду бесчисленными чашками чая и бульона. Напиться вдосталь было попросту невозможно, но настал момент, когда надо было двигаться дальше, и Андерль допил последнюю порцию растопленного льда и положил котелок и складную плитку к себе в рюкзак.
Когда Джонатан изложил свои предложения насчет дальнейших действий, Карл не возражал и не сопротивлялся смене руководителя. Он утратил желание принимать решения. Его взгляд вновь и вновь застывал на мертвеце, лежащем внизу. Смерть в его альпинистский опыт не входила.
Джонатан в нескольких словах описал ситуацию. И скала, и снег были покрыты ледяной коркой что полностью исключало дальнейший подъем. Холодный антициклон, вымораживающий из них душу, мог продлиться несколько дней, а то и недель. Оставаться там, где они находятся, было нельзя. Им нужно возвращаться.
Возвращение по маршруту Карла исключалось. Там все обледенело. Джонатан предложил попробовать спуститься до места, расположенного прямо над окошком Айгервандской станции. Тогда появлялся шанс, что оттуда им удастся спуститься на веревке к окошку, несмотря на нависающий утес. Бен, наблюдая за ними снизу, поймет их намерения, и будет ждать с помощниками у окошка.
Говоря все это, Джонатан по лицу Андерля увидел, что тот не очень верит в их шанс спуститься на веревке до окошка станции. Но Андерль не возражал, хотя бы ради сохранения морального состояния – он понимал, что им надо двигаться. Они не имели права оставаться на месте – это означало бы просто замерзнуть на стоянке, как случилось много лет назад с Зейдльмайером и Мерингером менее чем в сотне метров выше.
Джонатан расставил альпинистов в связке. Сам он пойдет впереди и будет медленно вырубать большие ступени-“лоханки” в обледенелом снегу. Карл пойдет вторым. На отдельной второй веревке между ними будет подвешено тело Жан-Поля. Таким образом, Карл сможет страховать Джонатана без дополнительной нагрузки, а потом, когда оба они окажутся на надежной опоре, они смогут при помощи разных маневров спустить тело. Джонатан будет протягивать его по насту, а Карл – удерживать от падения. Как самый сильный в группе, Андерль пойдет последним в связке и будет постоянно искать надежную опору на тот случай, если кто-то впереди поскользнется, и придется удерживать всех троих.
Хотя опасность спуска многократно умножалась оттого, что им приходилось брать с собой Жан-Поля, никому и в голову не пришло бросить его. Это был закон гор – забирать своих мертвых с собой. И никому не хотелось доставить Айгерским Пташкам удовольствие, оставив на склоне жуткий сувенир, созерцание которого многие недели будет приятно щекотать нервы стервятникам, собравшимся у телескопов, пока спасательный отряд не сможет спустить его вниз.
Когда они упаковались и завязали Жан-Поля в спальный мешок, который будет чем-то вроде брезентовых саней, Карл без особой страсти ворчал на злую судьбу, помешавшую им покорить вершину. Андерль же ничего против отхода не имел – с таким состоянием наста было одинаково трудно двигаться в любом направлении, а для австрийца весь смысл альпинизма и сводился к преодолению трудностей.
Глядя на то, как оба его спутника собираются, Джонатан понял, что ему нечего опасаться объекта, кто бы он ни был. Если они хотят спуститься вниз живыми, им придется действовать сообща, собрав воедино все свои навыки и силу до последней капельки. Все дело разрешится в долине – если они до нее доберутся. Вообще, все, связанное с заданием по линии СС, приобретало очертания какой-то мрачной, фантастической оперетты, в свете не менее мрачной осязаемой реальности горы.
Спуск был мучительно медленным. Замерзшая корка снега была такова, что при одном шаге кошки просто не вбивались – до того был тверд наст, – зато при следующем нога проламывала корку и проваливалась в мягкий снег, выводя из равновесия. Снежное поле налипло на пятидесятиградусный склон, и Джонатану приходилось сильно отклоняться вперед и вниз с края каждой “лоханки”, чтобы вырубить следующую. Он не мог ограничиться пижонскими ступеньками для кошек, которые вырубались двумя умелыми ударами крест-накрест. Ему приходилось вырубать огромные “лоханки”, достаточно большие, чтобы дать ему удержаться, когда он выдвигался вперед для рубки очередной ступени, – и чтобы у Андерля на каждом шагу была опора для страховки сверху.
Такой порядок действий был сложным и требовал больших затрат энергии. Страхуемый сверху Карлом, Джонатан в одиночку продвигался вниз на длину веревки. Карла, в свою очередь, страховал Андерль. Потом Джонатан вырубал широкую ступень, вжавшись в которую ногами, он осторожно подтягивал тело Жан-Поля к себе. Одновременно Карл потихоньку выдавал веревку с Жан-Полем, постоянно борясь с тенденцией груза вырваться из захвата и слететь со скалы вниз, увлекая их всех за собой. Когда брезентовый сверток доходил до Джонатана, он закреплял его, насколько мог, вбивая в ледяную корку ледоруб Жан-Поля в качестве подпорки. Затем к нему спускался Карл, который передвигался по уже готовым ступеням значительно быстрей Джонатана. Самой опасной была третья фаза. Андерль должен был приблизиться к ним на полверевки, где ему предстояло закрепиться на одной из опор понадежней и страховать остальных при очередном повторении цикла. Андерль шел, по существу, без страховки, не считая той “психологической веревки”, которая свободно болталась между ним и Карлом. Любой неверный шаг мог сбить его товарищей со ступени, и даже если бы линия его падения миновала их, у них было бы очень мало шансов устоять при рывке от падения на две веревки. Андерль понимал всю ответственность своих действий и двигался с величайшей осторожностью, хотя он постоянно весело окликал их – то шутливо прохаживался насчет их темпов, то насчет погоды, то еще какой-то ерунды, какая только приходила ему в голову.
