Кен Фоллетт - Трое
Он снова сел и стал ждать. Его клонило ко сну. Перейдя в соседний номер, он заказал кофе.
Утром позвонил Коэн сказать, что первый помощник просто обыскался по всем барам, борделям и забегаловкам Антверпена в поисках своего механика.
В половине первого Коэн позвонил снова. Капитан, связался с ним сообщить, что погрузка закончена, но он остался без главного механика.
– Капитан, – ответил ему Коэн, – считайте, что сегодня вам крупно повезло.
Через два часа Коэн сообщил, что видел, как Дитер Кох поднимался по трапу «Копарелли» с рюкзаком за плечами.
Как только Дикштейн увидел, что Сарн проявляет желание проснуться, он подбавил очередную порцию газа. Последней дозой он снабдил его в шесть вечера, когда, уплатив по счету за два номера, покинул отель.
Когда Сарн наконец пришел в себя, он увидел, что женщина, с которой он был в постели, исчезла, даже не попрощавшись. Кроме того, он обнаружил, что жутко, просто чудовищно проголодался.
Приводя утром себя в порядок, он выяснил, что проспал не ночь, как ему казалось, а две ночи и день, который их разделял.
Где-то в подсознании у него гнездилась настойчивая мысль, что он забыл что-то важное, но он так никогда и не узнал, что случилось с ним в течение тех суток, которые выпали у него из памяти.
А тем временем, в воскресенье 17 ноября 1968 года, «Копарелли» вышел в рейс.
Глава четырнадцатая
Вот что она должна сделать – позвонить в израильское посольство и оставить послание для Ната Дикштейна.
Эта мысль пришла Сузи в голову через час после того, как она пообещала отцу, что поможет Хассану. У нее всегда была наготове дорожная сумка, и она сразу же схватилась за телефон в своей спальне, чтобы узнать в справочном номер посольства. Но вошел отец и спросил, кому она звонит. Она ответила, что в аэропорт, услышав в ответ, что он уже обо всем позаботился.
Затем она постоянно искала возможность тайным образом позвонить, но никак не удавалось. Хассан не оставлял ее ни на минуту. Они отправились в аэропорт, сели на самолет, в аэропорту Кеннеди пересели на другой рейс, добрались до Буффало и поехали прямиком в дом к Кортоне.
Во время путешествия она молча проклинала Хассана. Он постоянно, с хвастливым видом, многозначительно намекал о своей работе на федаинов; масляно улыбаясь, клал ей руку на колено; он давал понять, что они с Эйлой были больше, чем друзья, и что он хотел бы быть больше, чем другом, для Сузи. Она втолковывала ему, что Палестина не будет свободной, пока не обретут свободу ее женщины, и что арабские мужчины должны, наконец, понять разницу между мужественностью и свинством. Это, наконец, заставило его заткнуться.
Некоторые хлопоты им доставили поиски адреса Кортоне – Сузи надеялась, что у них ничего не получится – но, в конце концов, они нашли водителя такси, который знал этот дом. Сузи вылезла из машины, а Хассан остался ждать ее в полумиле внизу по дороге.
Дом был огромен и окружен высокой стеной, с охраной у ворот. Сузи сказала, что она хочет видеть Кортоне и что она друг Ната Дикштейна.
Она немало передумала относительно того, что ей говорить Кортоне: сказать ли ему всю правду или только часть ее? Предположим, он знает или может выяснить, где находится Дикштейн, но чего ради он будет ей говорить об этом? Она может сказать, что Дикштейну угрожает опасность, она должна разыскать его и предупредить. Почему Кортоне должен ей поверить? Она может, конечно, пококетничать с ним – она знала, как вести себя с мужчинами в его возрасте – но это не устранит его подозрительности.
Она хотела изложить Кортоне картину во всей полноте: она ищет Ната, чтобы предупредить его, но в то же время ее используют его враги, чтобы выйти на него, что в полумиле внизу по дороге в такси ее поджидает Хассан. Но в таком случае он уж точно ей ничего не скажет.
Ей было очень трудно думать о сложившейся ситуации: так много в ней было лжи и двойных обманов. И она ужасно хотела увидеть Натаниеля воочию и поговорить с ним.
Она так и не решила, что ей говорить, когда охранник распахнул перед ней ворота, а потом проводил по гравийной дорожке вплоть до дома. Это было прекрасное место, но красота его была слишком изобильна, словно декоратор лез из кожи вон, стараясь удовлетворить непритязательные вкусы хозяина, привыкшего к дешёвке. Слуга провел ее наверх, сказав, что мистер Кортоне вкушает второй завтрак в свой спальне.
Когда она вошла, Кортоне сидел за маленьким столиком, поглощая яйцо всмятку с гарниром. Он был толст и почти лыс. Сузи не помнила его в Оксфорде, но, должно быть, в то время он выглядел совершенно по-другому.
Бросив на нее взгляд, он вскочил с выражением ужаса на лице и вскрикнул: «Вы должны быть куда старше!», после чего, поперхнувшись, натужно закашлялся.
Слуга было сразу же схватил Сузи сзади, больно сжав ей руки, а потом, кинувшись к Кортоне, стал колотить его по спине.
– Что вы с собой сделали? – выдавил он. – Что вы с собой сделали, ради Бога?
Как ни странно, эта фарсовая сцена помогла ей успокоиться и придти в себя. Вряд ли ее испугает мужчина, которого она сама смогла так перепугать. С уверенным и раскованным видом она села за столик и налила себе кофе. Когда Кортоне перестал кашлять, она спокойно заявила:
– То была моя мать.
– Боже мой, – выдавил Кортоне. Оправившись, наконец, он отослал слугу и сел. – Вы так похожи на нее, что, черт побери, напугали меня до полусмерти. – Он закатил глаза, вспоминая. – Вам было года четыре или пять в… м-м-м… году 1947-м?
– Совершенно верно.
– Черт, а я ведь помню, у вас еще была ленточка в волосах. А теперь вы с Натом в одном и том же деле.
– Значит, он здесь.
Сердце у нее подпрыгнуло от радости.
– Может быть, – сказал Кортоне. Его дружелюбие тут же исчезло. Она поняла, что манипулировать им будет непросто.
– Я хотела бы узнать, где он.
– А я хотел бы узнать, кто послал вас сюда.
– Никто меня не посылал. – Сузи собралась с мыслями, приложив все усилия, чтобы не выдать свое напряжение. – Я предположила, что он должен обратиться к вам за помощью… в том проекте, над которым он сейчас работает. Дело в том, что арабы знают о нем, и они убьют его, а я должна предупредить его… Пожалуйста, если вы знаете, где он, прошу вас, помогите.
Она едва удерживала слезы, но Кортоне оставался недвижим.
– Помочь вам куда как просто. Поверить вам куда сложнее. – Он снял обертку с сигары и раскурил ее, чтобы потянуть время. Сузи наблюдала за ним с нетерпением. – Понимаете ли, были времена, когда стоило только мне увидеть то, что хотелось, как я хватал это и тащил к себе. Теперь это не так просто. Теперь я познакомился со всеми сложностями. Мне приходится делать выбор, и далеко не всегда он отвечает моим желаниям. И я не уверен, так ли обстоят дела на самом деле или мне только кажется. – Повернувшись, он внимательно посмотрел на нее. – Я обязан Дикштейну жизнью. А теперь мне представился шанс спасти его жизнь, если вы говорите правду. Это долг чести. Я обязан уплатить его сам лично. Так что я должен делать?
Сузи затаила дыхание.
– Нат обитает сейчас в старом разрушенном доме на берегу Средиземного моря. Сущие развалины, там никто не жил годами, так что теперь там нет телефона. Я мог бы послать ему телеграмму, но не уверен, что она дойдет до него, и, как говорил, я должен это сделать лично.
Он пыхнул сигарой.
– Я мог бы сказать вам, где его найти, но вы можете передать информацию не в те руки. Я не могу позволить себе такой риск.
– Так что теперь? – сдавленным голосом спросила Сузи. – Мы должны помочь ему!
– Знаю, – невозмутимо сказал Кортоне. – Так что я сам туда отправлюсь.
– О! – Сузи была поражена: такую возможность она не могла себе представить.
– Так что же с вами делать? – продолжил он. – Я не собираюсь сообщать направление моей поездки, но за вами могут быть люди, которые проследят меня. Нужно, чтобы отныне вы держались рядом со мной. Давайте говорить откровенно – не исключено, что вы можете играть на обе стороны. Так что я беру вас с собой.
Она не сводила с него глаз. Напряжение стремительно покидало ее, и она обмякла в кресле.
– О, благодарю вас, – произнесла она. И только тут позволила себе заплакать.
Летели они первым классом, которым Кортоне всегда предпочитал пользоваться. После обеда Сузи, оставив его, направилась в туалет. Сквозь щель занавески она глянула на салон экономического класса, питая тщетные надежды, но была разочарована: Хассан смотрел на нее поверх ряда кресел.
Заглянув на маленькую кухоньку, она конфиденциально переговорила со старшим стюардом. У нее возникла некая проблема, сказала она. Она хотела бы переговорить со своим приятелем, но ее не отпускает от себя итальянский папаша, который вообще хотел бы, чтобы она до двадцати одного года носила пояс невинности. Может ли он из аэропорта позвонить в израильское консульство в Риме и оставить послание для Ната Дикштейна? Просто передать, что, мол, Хассан все мне рассказал и мы с ним направляемся к тебе. Она дала ему деньги для телефонного звонка, которых было значительно больше, чем требовалось, но они сыграли роль своеобразной взятки. Он записал текст и обещал все сделать.
