Анатолий Чехов - Тропа Кайманова
Сейчас получалась иная картина. Кто-то словно опутал его невидимыми нитями и с помощью этих нитей заведомо определял его путь и действия в таком направлении, в каком было выгодно Флегонту.
Яков чувствовал, что приближается к гибельному пределу.
В чем состоял этот предел? Поведение своих смертельных врагов он просто не понимал.
Его, оглушенного и на какое-то время потерявшего сознание, безоружного, захваченного столь мастерски, можно было тысячу раз убить и, кстати говоря, получить немалые деньги от господина Фаратхана.
Ни Флегонт, ни Аббас-Кули этого не сделали. Больше того, принимали его как дорогого гостя, дали советскую военную форму, чтобы он мог переодеться. Действовала она на бандитов, как красная тряпка на разъяренного быка. Но Яков видел: без команды Флегонта или Аббаса-Кули его и пальцем никто не тронет.
Молчание затягивалось.
Яков, понял: собеседники молчат преднамеренно, разыгрывая искреннее возмущение черной неблагодарностью «дорогого гостя».
— Эх, Яша, Яша, — сдерживая притворную обиду, якобы поразившую его в самое сердце, наконец произнес Флегонт. — Мы тебя так принимаем!.. Ты умылся, переоделся, получил свой маузер, поел вместе с нами из одного блюда, отламывал от одной лепешки!.. Как ты мог произнести такие неблагодарные слова?
— И все-таки я хотел бы знать, что вам от меня надо?
— Наверное, то же, что и тебе от нас, — резонно заметил Флегонт.
Яков мысленно с ним согласился: хоть этот ответ вносил ясность. Он-то знал, что ему надо от Флегонта и Аббаса-Кули! Исполнись его желание — оба они уже стояли бы перед судом.
Яков не спрашивал, каким образом им удалось оказаться на свободе. Судьба каждого человека в военное время особенно переменчива, а если говорить о таких отпетых, как Флегонт и Аббас-Кули, то и тем более. Аббас-Кули, собственно, не арестовывался, оставался на свободе.
— Ладно, — вернул Яков разговор к изначальной точке, — давайте начистоту, зачем я вам понадобился?
— Какой торопливый... — недовольно заметил Флегонт. — Ну ладно... Так и быть, скажем... Ты нам, конечно, нужен, Яша, очень нужен... Только живой. Вот такой, как сейчас... У хорошего человека уж и кости истлеют, а имя живет... Если тебя убить, ты для своих станешь еще лучше. Будешь все равно как советский святой. Не только тропу, весь пограничный округ каймановским назовут. Люди, как к Мусе Пей Гамбару — святому камню, откуда Моисей на небо вознесся, — на твою могилу будут ходить...
Флегонт помолчал, словно проверяя, доходчиво ли говорит, затем продолжал:
— А нам советский святой не нужен. Нам нужно, чтобы твои дружки при одном твоем имени плевались. А все, кто хотя бы слышал о тебе, считали, что Ёшка продался врагам, немцам, эсэсовцам... Вот и я скажу, молодец, Яша, что не стал искать меня в ауле Карахар. Все-таки родной человек... Молодец, что не дознался, кто убил Айгуль, зарезал ее трехлетнюю дочку Эки-Киз. Скрыл это дело, от своих утаил... А теперь в гости к нам пришел, на явку. Помылся, переоделся, поел, сидишь с маузером на поясе, беседуешь с офицером войск СС, советуешься, наказ получаешь. Вот они, мои свидетели...
— Ну это у вас не выйдет, — сразу успокоившись, сказал Кайманов.
— Выйдет, Яша, очень даже выйдет, — весело заверил его Флегонт. — Был ты как вывеска Советской власти в вашей вшивой республике. Замарай вывеску дерьмом, кто в магазин пойдет? Твои начальники теперь тебя лучше, чем мы, в лагеря упекут. Только там умирать ты будешь долго, а твое имя — сразу. Был Кара-Куш — чекист старший лейтенант Кайманов. Нет больше Кара-Куша. Вместо Черного Беркута — Черный Ворон получился.
Флегонт не мог удержать самодовольный смешок.
Так вот оно в чем дело?! Вот для чего весь сыр-бор городили! И шикарный прием, и эсэсовский мундир, и переодетые в немцев калтаманы! Вывеску Советской власти хотят замарать!.. А если взять сейчас и пойти на автоматный огонь? Чтоб сразу! И никаких разговоров!..
— Под пули ведь тоже нехорошо, — словно читая его мысли, проговорил Флегонт. — Сразу скажут: «Не выдержал Ёшка, испугался. Значит, виноват. Отец-то его, Григорий, покрепче был...» Вот так, дорогой. Думай не думай, а путь у тебя один, оставаться у нас. А то — в Сибирь, в штрафную, к стенке, да еще с позором на весь мир.
— Вот это уже толковый разговор, — развеселившись, сказал Яков. — Ну что ж, посижу, подумаю. Может, и правда, стоит переметнуться.
— Подумай, Яша, подумай. Тебе очень хорошо надо подумать.
Кайманов прикинул, сколько времени понадобится Амангельды, чтобы напасть на след каравана, которым вывезли его из аула. В том, что Амангельды разберется в следах, он не сомневался. Не исключено, что Ичана отбили и тот скажет, в каком направлении шел караван. Но едва ли отряд Рыжакова подойдет раньше, чем через два-три дня. Значит, помощь можно ждать только из аула силами, какие мобилизует капитан Диденко. А это в лучшем случае милицейский взвод да, может быть, взвод местного гарнизона. Маловато... Кроме того, стокилометровый марш по пустыне, хоть и во второй половине ноября, вконец измотает лошадей Рыжакова. Им ни за что не угнаться за отдохнувшими, сытыми, пляшущими от нетерпения ахалтекинцами бандитов. А если и догонят, и отобьют, с чем возвращаться к своим, что говорить?
Положение создалось непростое. Враги сделали свой главный ход и пока что выиграли. Действительно, было о чем подумать...
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ПРОИГРАННЫЙ ВЫИГРЫШ
Флегонт жестом подозвал прислуживавшего им бандита с темными, сросшимися на переносице бровями. Взглянув на него, Кайманов вспомнил, где он его когда-то видел.
В памяти возникло Дауганское шоссе, сотрясавшее воздух гулом идущих по нему грузовиков, протекающий неподалеку от дороги арык, ближе к сопкам — цепочка кяризов — сухих колодцев, соединенных подземной галереей, по дну которой течет собирающаяся в кяризах грунтовая вода.
Вдоль кяризов, выставив у каждого колодца по два солдата, расхаживает Ястребилов в ожидании полковника Артамонова и старшего лейтенанта Кайманова.
Именно в этом районе исчезла, словно провалилась сквозь землю, группа поджигателей, запаливших на иранской территории склад с награбленным гитлеровцами добром, чтобы он не достался советским частям, перешедшим границу.
Яков хорошо помнил, как он, проверив арык, в котором и зеленый мох, и нити водорослей не были потревожены, — а это означало, что банда здесь не проходила, — снял с себя гимнастерку, чтобы не запачкать, взял две гранаты, сунул за пояс пистолет, обвязал вокруг груди веревку, направился к одному из колодцев, в нем, как он знал, осыпалась земля и образовалась ниша, в которой можно было укрыться, и спрыгнул вниз.
«Ёшка, ты?» — послышался вопрошающий голос. «Да, я! Не выйдете — брошу гранату». «Не надо бросать, сейчас выйдем», — заверил Кайманова тот же голос.
Мимо Якова тогда прошли и поднялись наверх восемь бандитов, темнолицых, худых, в высоких бараньих шапках, с ярко блестевшими в полутьме белками глаз. Последним шел тот, что прислуживал теперь Флегонту, — глава группы.
— Тангры-Берды, — представил Флегонт, хотя Яков помнил его имя.
Кайманову показалось, что Флегонт нарочно пригласил Тангры-Берды разделить с ними трапезу, чтобы напомнить Якову стычку с поджигателями склада.
— Тангры-Берды покажет, где отдохнуть после утомительной дороги, — сказал Флегонт. — Мы тоже, если не возражаешь, отдохнем, пока подойдут ваши. Время еще есть.
Тангры-Берды отвел Якова в одно из подземных сооружений, сохранившихся у основания крепостных стен.
— Надо будет — позовешь, — сказал он, оставив Якова у ложа из брошенной на песок кошмы, знакомого паласа и солдатской телогрейки в изголовье. Что ж, постель первоклассная.
Страж, приставленный к Якову, уселся неподалеку на кусок обвалившейся глинобитной стены. Обхватив руками цевье карабина, он принялся лениво ковырять в зубах расщепленной веточкой саксаула.
Решив, что ничего не сможет изменить в своем положении и что остается только ждать, как будут развиваться события, и соответственно действовать, Яков лег на спину, заложил руки под голову и уставился в глинобитный потолок.
Бежать, даже удачно вскочив на одну из лошадей, не имело никакого смысла: с крепостного вала его и за полкилометра снимут залповым огнем. В банде наверняка есть и пулеметы. Кроме того, вокруг лагеря выставлено охранение, на которое, вздумай он покинуть крепостные стены, тут же нарвется.
Оставалось ждать... Чего? Что может измениться в его положении? Что последует за первым действием спектакля? Да и будет ли второе?
...Проснулся Яков, когда уже стемнело.
На небе горели лучистые звезды, которые он видел в проеме арочного входа в подземелье. Заметно похолодало.
По приглушенным шумам Яков понял, что лагерь не спит. По крайней мере, большая часть бандитов гомонила, доносились отдельные голоса, шорох шагов.
