Лев Овалов - Рассказы майора Пронина (Сборник)
Евдокимов изменился в лице.
— Не может быть! Ваш дом охраняется. Это вам, наверное, показалось! Вы ошибаетесь!
Анохин покачал головой:
— Ну то что меня пихнули под автомобиль, мне могло показаться. Но окно, окно… Камнем стекло так не пробьешь, я в этих делах разбираюсь.
Евдокимов задумчиво произнес:
— Нет, под машину вас действительно толкнули, и наш человек вас спас, а вот выстрел… Ну что ж, поедем…
— Куда? — спросил Анохин.
— К вам, — ответил Евдокимов. — Посмотрим на месте.
Они поехали к Анохину домой. Сомнений не было. Стекло действительно было пробито пулей.
— Где вы сидели? — спросил Евдокимов. — Покажите.
Анохин сел за стол так, как сидел накануне. Пуля пролетела возле самой головы Анохина и застряла в стене.
— Бесшумный пистолет новейшей конструкции… — сказал Евдокимов и задумался. — Но почему же все-таки убийца промазал? И почему наш человек ничего не заметил?
Он еще подумал.
— Если вас решили убить, не могли же это поручить какому-нибудь новичку?
Он походил по комнате, мысленно прикидывая, как все это могло произойти.
— Знаете что? — предложил он Анохину. — Задерните занавеску так, как она была задернута вчера, зажгите свет, а сами сядьте за стол. Я попробую заглянуть в комнату с улицы.
Анохин послушно все исполнил.
Евдокимов вышел на улицу, подошел к окну: между занавеской и косяком окна был просвет пальцев в пять, но Анохин был еле виден, его отражение яснее виделось в зеркале платяного шкафа…
Евдокимов мысленно прицелился и вдруг — впрочем, тоже мысленно — ахнул и побежал обратно в квартиру.
— Все понятно! — сказал он Анохину. — Стрелял первоклассный стрелок. Но, во-первых, он очень торопился, чувствуя слежку, и, вероятнее всего, стрелял на ходу, а во-вторых, он вас не видел, а видел только ваше отражение в зеркале и при помощи зеркала корректировал свой прицел. Вы действительно родились в рубашке. Редкий стрелок возьмется стрелять по такой мишени, да еще через стекла. Уклонение в два-три сантиметра тут более чем вероятно…
Анохин побледнел.
— Ну, значит, мне крышка, — пробормотал он. — Мне от них не уйти!
— Вздор! — возразил Евдокимов. — Если у них ничего не получилось вчера, теперь и подавно не получится.
Евдокимов подошел к Анохину и протянул ему руку.
— Неужели выдумаете, что мы с ними не справимся?
Анохин пожал протянутую ему руку.
— Спасибо, — сказал он. — Но вы их не знаете!
— Знаю-знаю, — утешил его Евдокимов. — Знаю и приму меры!
Хотя на самом деле он еще ничего-ничего не знал.
— Продолжайте жить как ни в чем не бывало, — сказал он Анохину. — Сегодня я пришлю к вам врача, он оформит ваше отсутствие на заводе, а все остальное я беру на себя.
Он брал на себя очень большую ответственность, но не взять ее он не мог. Анохин глубоко вздохнул.
— Эх если бы вы знали, как мне опять нехорошо!…
— Ничего, — утешил его Евдокимов. — Держите себя в руках и не подавайте вида, что вы чем-то встревожены. Будьте осторожны: береженого, как говорится, бог бережет. Поэтому берегитесь сами, а уж функции бога мы возьмем на себя.
5. Ночные посетители
— Да вы садитесь, Дмитрий Степанович, — благодушно сказал генерал, выслушав доклад Евдокимова. — В ногах правды нет. Подумаем, посоветуемся. В таком деле требуется взвесить все очень обстоятельно…
Когда генерал приглашал садиться, это значило, что начиналась разработка оперативного плана.
— Итак, — сказал генерал, — имеется раскаявшийся шпион и нераскаявшиеся хозяева. Они о нем вспомнили. Два года не вспоминали — и вдруг вспомнили. Ну, это понятно. Во-первых, два месяца назад в печати появилось интервью Анохина, почему он явился с повинной. Это интервью не могло понравиться его прежним хозяевам. Так что он сам напомнил о себе. Во-вторых, примеру Анохина последовали еще несколько агентов. Их прежним хозяевам это тоже вряд ли нравится. В-третьих, интервью Анохина может побудить и других последовать его примеру. Следовательно…
Генерал остановился.
Евдокимов вежливо молчал.
— Почему вы молчите? — вдруг спросил генерал Евдокимова. — Что «следовательно»?
— Следовательно, есть прямой расчет убить Анохина, — ответил Евдокимов. — Пусть даже в Москве чувствуют карающую руку господина…»
— Не будем называть этого господина, — прервал генерал Евдокимова. — Но удержать его руку мы обязаны.
Генерал вопросительно посмотрел на Евдокимова. Чем-то он напоминал Евдокимову старого, умного и снисходительного учителя.
— Не так ли? — спросил генерал.
Евдокимов вежливо наклонил голову:
— Так.
Генерал внезапно отвлекся:
— Ну а теперь поинтересуйтесь этим…
Он полез в стол, достал кожаную папку, извлек оттуда какую-то бумажку, протянул Евдокимову.
— Вот, поинтересуйтесь! Шифровка. Две недели назад неопознанный самолет ночью пересек нашу южную границу. В квадрате «К-43» он задержался и исчез. Что он там делал, неизвестно. Пока не обнаружено ничего.
Евдокимов просмотрел шифровку, там было сказало не больше того, что сказал генерал.
— Не угодно ли? — спросил генерал. — Задачка!
Он провел над губой пальцем, точно разглаживал усы, хотя никаких усов у него не было.
— Да, ночные посетители! — вздохнул генерал. — Надоело!… — Он не договорил и еще покопался в папке. — А вот еще донесение. Около двух недель назад из Бад-Висзее исчез один из лучших инструкторов американской разведывательной школы, известный под кличкою Виктор.
Генерал поцокал губами:
— Еще одна задачка!
Он достал еще какую-то бумажку:
— А это справка. Настоящее имя этого Виктора — Семен Семенович Жадов, уроженец города Армавира, 24 февраля 1944 года военным трибуналом Первого Украинского фронта заочно приговорен к смертной казни за организацию массовых расстрелов украинского населения.
Генерал вскинул на Евдокимова серые, выцветшие от времени глаза:
— Понятно?
Евдокимов не знал, что ему должно было быть понятно.
— Простите, — почтительно сказал Евдокимов. — Вы думаете…
— Я ничего не думаю, — прервал его генерал. — Я перебираю факты.
Евдокимов замолчал.
— Ну а что думаете вы? — спросил генерал. — Говорите.
— Я думаю, что его забросили к нам, — сказал Евдокимов. — А вы, товарищ генерал?
— А я не знаю, — сказал генерал. — Может, забросили, а может, нет. Фактов еще недостаточно.
— Можем ли мы быть уверены, что во всех этих случаях действует одна и та же разведка? — спросил Евдокимов.
— Можем, — ответил генерал. — В этом можем.
— Значит, надо искать Жадова? — спросил Евдокимов.
— Надо, — сказал генерал.
— Но ведь точных данных, что он заброшен, у нас нет, — сказал Евдокимов.
— Все равно надо.
— Слушаюсь, — сказал Евдокимов.
— С чего думаете начать? — спросил генерал.
— С танцев, — ответил Евдокимов.
— Вы имеете в виду Эджвуда? — спросил генерал.
— Так точно. Попробую начать с него.
— А что, опять выкидывает какие-нибудь штучки? — спросил генерал.
— Так точно, — сказал Евдокимов. — Все то же.
— Розы? — спросил генерал.
— Так точно, — подтвердил Евдокимов.
— Ну действуйте, — сказал генерал. — И помните: за жизнь Анохина отвечаете вы, его смерть нужна им и очень может навредить нам.
— Разрешите идти? — спросил Евдокимов.
— Да, идите, — сказал генерал и протянул лейтенанту руку.
Это было знаком большого расположения. Он задержал руку Евдокимова в своей и поощрительно похлопал слегка по ней другою рукой.
— Ну действуйте, — повторил он еще раз, отпуская Евдокимова. — Ни пуха вам, ни пера!
Не было ничего удивительного в том, что генерал сразу угадал намерение Евдокимова заняться Эджвудом.
Эджвудом и кем-то еще…
Что касается Эджвуда, если он кому и мог понадобиться, его искать не приходилось: этот жил у всех на виду.
Эджвуд появился в Москве года два назад в качестве сотрудника одного из иностранных учреждений. Он занял большую квартиру, хотя семьи у него не было. По-видимому, он был состоятельным человеком, потому что вместе с ним в квартире поселились три его лакея — три лакея, своей выправкой похожие на солдат.
Роберт Джон Эджвуд, или Роберт Д.Эджвуд, как значилось на медной дощечке на дверях его квартиры, или просто капитан Эджвуд, как называл он себя, когда представлялся новым знакомым…
Капитан… Один черт знал, к какому роду войск принадлежал этот капитан Эджвуд!
То, что он не имел никакого отношения к морскому флоту, не вызывало сомнений. Но не имел он отношения и к кавалерии, и к артиллерии, и к пехоте. Не имел ничего общего и с авиацией. Не был ни танкистом, ни связистом, ни сапером. Капитан-то он был капитан, но род войск, к которому принадлежал этот капитан, был весьма и весьма неясен. Во всяком случае, в Москве он обнаружил свои способности только в области фотографии.
