Лев Овалов - Рассказы майора Пронина (Сборник)
— Я шпион, — сказал Анохин. — Отведите меня!
— Вы лучше идите домой, — сочувственно посоветовал милиционер. — Идите и проспитесь.
Анохин настаивал на своем. Им вдруг овладело упрямство. Он с трудом уговорил милиционера пойти с ним в отделение милиции. Там он раскрыл свой чемодан. Ну тут уж ему никого не пришлось уговаривать. Через полчаса его увезли на машине туда, куда он так настойчиво хотел попасть.
Он сидел в кабинете перед лейтенантом, которому было поручено вести дело, и рассказывал все о себе и о своих хозяевах, о Маракеше и Франкфурте…
— Ну что нам с вами делать? — сказал лейтенант после долгого разговора. — Арестовывать или отпускать…
Он оставил Анохина одного, ушел куда-то, по-видимому, советоваться.
— Вот вам записка в гостиницу, — сказал он вернувшись. — Идите, отдыхайте, а утром возвращайтесь, пропуск вам будет заказан.
— А если я убегу? — спросил Анохин.
— Ну куда вы от нас денетесь? — добродушно сказал лейтенант. — Вы сделали лучшее, что могли для себя придумать.
Это было слишком прозаично. Анохин ждал чего-то необыкновенного, он был даже разочарован.
Потом потянулись допросы, один другого скучнее и муторнее. Он рассказывал все, что знал, и все, о чем он рассказывал, до того ему омерзело, что он думал только о том, как бы поскорее ему от всего этого освободиться.
Изо дня в день подходил он к серому многоэтажному зданию, заходил в бюро пропусков, предъявлял дежурному коменданту свой фальшивый паспорт, получал пропуск, на лифте поднимался на пятый этаж, заходил в комнату № 427, здоровался со своим лейтенантом и начинал рассказывать… Несколько раз по пятницам вместе с лейтенантом он ездил в Тучкове Но штаб русских повстанцев молчал.
Наконец наступил момент, когда Анохин исчерпал всего себя.
— Что со мной сделают? — спросил он, он уже не сомневался в том, что его не расстреляют.
— Ничего, — сказал лейтенант. — Вас решили простить.
— Как это «простить»? — переспросил Анохин. — Как же это можно?
— А зачем вас казнить? — добродушно возразил лейтенант. — Живите, работайте, из вас еще выйдет что-нибудь путное.
Анохин растерялся.
Ох с каким наслаждением схватил бы он за глотку одного из своих «лекторов»…
— Так вот, все, Павел Тихонович, — сказал лейтенант. — Живите, работайте. Вот вам адреса. Получайте честные документы, поезжайте на завод, здесь он указан. Вы говорили, что хотите стать механиком. Вас примут там на работу. А что касается штаба повстанцев, то они, вероятно, сменили свои позывные и пароли после вашего исчезновения, а явку заморозили. В общем, все в порядке. Желаю успеха!
Лейтенант встал, вышел из-за стола и пожал Анохину руку — не с тем надменным и покровительственным видом, как делали это американские офицеры, когда отправляли его в Россию вредить, убивать и шпионить, а совершенно просто, по-приятельски, как свой своему, как честный человек честному человеку.
— Меня зовут Дмитрий Степанович Евдокимов, — сказал лейтенант. — Прошу не забывать. В случае чего, милости просим. Какая-нибудь заминка, недоразумение — прошу…
И все действительно произошло так, как сказал Евдокимов. В отделении милиции ему выдали паспорт, и для этого не пришлось никого ни убивать, ни обманывать. На заводе приняли на работу, дали комнату. В цехе ему понравилась Шура Лужникова, и хотя он все ей о себе рассказал, она не побоялась выйти за него замуж. В прошлом году он поступил на заочное отделение института…
И вот пришла расплата. Путь к честной жизни ему был заказан. Он не захотел изменять, убивать, предавать, и вот теперь его за это убьют. Шура овдовеет. Маша станет сиротой…
От своих прежних «хозяев» никуда не уйти. Они его предупреждали. И он сам видит, что никуда не уйти. Напрасно он воображал, что все плохое позади. Не пойти с повинной он не мог. Но жениться было не нужно. Не нужно было поступать в институт. Это все ни к чему. Если он не попал под машину, его застрелят. Если не застрелят, расправятся еще как-нибудь. У них везде свои люди. Где бы он ни был, его настигнут…
Всю ночь Анохин не сомкнул век. Только в Африке, в этой чертовой раскаленной, безвоздушной пустыне, он переживал такие мучительные ночи. Один, один со своей бесконечной тоской и без всякой надежды на будущее…
И вот опять он очутился один, в пустыне, наедине со своею тоской. Что он может сказать Шуре? Было преступлением с его стороны жениться на ней, да еще завести дочку. Не сегодня завтра его убьют. У Шуры не будет мужа. У Маши — отца. Что с ним сделают? Бросят под машину? Застрелят? Отравят?…
4. Комната № 427
— Ты не заболел? — спросила Шура утром мужа.
У него был такой несчастный вид.
— Нет, — сказал он.
Ему плохо удавалось скрыть тревогу, терзавшую его сердце.
— Ты сходи в поликлинику, — предложила Шура. — А то что я буду с вами двумя делать?
Машу уже несколько дней не носили в ясли: там был случай кори, и в яслях объявили карантин. Маша была здорова, но Шура очень боялась, что Машенька заболеет корью.
— Придется опять просить Наташу присмотреть за Машенькой, — сказала Шура. — Ты бы купил Наташе конфет…
При всех затруднительных обстоятельствах Анохины обращались за помощью к Наташе Сомовой, и не было еще случая, когда бы она их не выручала.
— Хорошо, — сказал Анохин. — Я схожу в поликлинику.
Машенькой они, конечно, нагрузили Наташу. Анохин и Шура вышли из дому вместе; она побежала на завод, он пошел в поликлинику.
— Ты скажи в цехе, — попросил он жену, — что я заболел…
На самом деле он отправился совсем в иную сторону.
Он подошел к знакомому зданию, вошел в бюро пропусков, спросил, как найти лейтенанта Евдокимова.
— Вы Анохин? — спросил из окошечка старшина.
— Да, — с некоторым удивлением сказал Анохин.
— Имя-отчество?
— Павел Тихонович.
— Правильно.
Старшина порылся в пачке готовых пропусков и протянул один из них Анохину.
— Как… — начал было Анохин.
— Пропуск вам заказан, — сказал старшина. — Получите. Вас ждут…
И вот в руках у Анохина опять, как и тогда, два года назад, пропуск в комнату № 427, он опять входит в знакомый кабинет.
Тот же желтый письменный стол, те же стулья, обитые коричневым дерматином, шкаф с книгами.
Евдокимов все такой же простой, симпатичный парень, он никак не изменился, также зачесаны назад гладкие русые волосы, также пытливо смотрят на вошедшего голубые глаза, только на погонах прибавилось по звездочке: он уже не просто лейтенант, а старший…
— Здравствуйте, Павел Тихонович, — приветствует он Анохина. — Рад вас видеть. Мы знали, что вы придете…
— Почему? — спросил Анохин. Евдокимов смущенно улыбнулся.
— Это не имеет существенного значения. Существенно то, что человек, толкнувший вас под машину, успел скрыться. Но мы его разыскиваем и, конечно, разыщем. В этом вы не сомневайтесь.
— Я не сомневаюсь, — машинально сказал Анохин. — Но меня удивляет… Даже, вернее сказать, я поражен тем, что…
Он осекся, будучи не в состоянии выразить всей полноты своего изумления осведомленностью Евдокимова. Но тут же другое чувство властно вытеснило все остальное. «Неужели все эти годы, — подумал он, — советская разведка следит за мной, не доверяет мне?»
— Раз вы решили стать честным человеком, наша обязанность оберегать ваш покой и вашу жизнь, как мы оберегаем покой и жизнь всех советских людей, — оказал Евдокимов, как бы прочитав мысли Анохина.
— Неужели все эти годы вы следили за мной?! — воскликнул Анохин с оттенком горечи.
— Не следили, а охраняли, — мягко поправил Евдокимов, — и знаем, что дней пять назад в одном из справочных бюро Москвы неизвестный гражданин узнавал ваш адрес. Нам стало ясно, что вас кто-то разыскивает, и мы усилили охрану.
— Хороша охрана! — воскликнул Анохин. — Вчера вечером после истории с машиной меня чуть не пристрелили дома.
Евдокимов изменился в лице.
— Не может быть! Ваш дом охраняется. Это вам, наверное, показалось! Вы ошибаетесь!
Анохин покачал головой:
— Ну то что меня пихнули под автомобиль, мне могло показаться. Но окно, окно… Камнем стекло так не пробьешь, я в этих делах разбираюсь.
Евдокимов задумчиво произнес:
— Нет, под машину вас действительно толкнули, и наш человек вас спас, а вот выстрел… Ну что ж, поедем…
— Куда? — спросил Анохин.
— К вам, — ответил Евдокимов. — Посмотрим на месте.
Они поехали к Анохину домой. Сомнений не было. Стекло действительно было пробито пулей.
— Где вы сидели? — спросил Евдокимов. — Покажите.
Анохин сел за стол так, как сидел накануне. Пуля пролетела возле самой головы Анохина и застряла в стене.
— Бесшумный пистолет новейшей конструкции… — сказал Евдокимов и задумался. — Но почему же все-таки убийца промазал? И почему наш человек ничего не заметил?
