Чингиз Абдуллаев - Пройти чистилище
Он даже не подозревал, что его «вели» одновременно сотрудники сразу обоих ведомств ФБР и ЦРУ. И Томас Кэвеноу, и Александр Эшби получали ежедневный доклад о каждом его продвижении, о маршрутах его поездок, обо всех его встречах и знакомствах. Уже сознавая, что за ним следят, он испытывал почти садистское удовольствие, встречаясь ежедневно с массой людей и понимая, какие колоссальные средства и силы тратят спецслужбы на проверку личности каждого общающегося с ним человека.
Прилетев в Хьюстон, он сразу отправился в дом семьи Саймингтон. Несмотря на развод с его дочерью, сам мистер Саймингтон по-прежнему сохранял уважительное отношение к отцу своего внука и даже не разорвал деловые контракты с компаниями своего зятя. Бизнес есть бизнес, любил говорить мистер Саймингтон, к нему не должны примешиваться личные чувства и политика.
Два дня Кемаль провел с сыном и два дня следившие за ним офицеры следовали за ним по пятам, ожидая от него то ли похищения собственного сына, то ли иного непонятного эксцесса. Но все прошло нормально. Однажды даже состоялся семейный обед, — если можно таковой назвать «семейным», когда разведенные супруги и их сын находились в ресторане под пристальным наблюдением по крайней мере пяти посторонних наблюдателей.
И, наконец, на третий день Кемаль сделал то, ради чего он, собственно, и приехал в Хьюстон. На своем автомобиле он отправился в Бейтаун. Это было невероятно, невозможно. Такого не могло быть. Ни один, даже очень плохо подготовленный агент, а тем более многолетний агент-нелегал никогда, ни при каких обстоятельствах не мог, не должен был приезжать на могилу другого агента, застрелившегося в результате своего провала. Такое посещение кладбища было не только важнейшим свидетельством против другого агента, но и должно было вызвать повышенный интерес любой спецслужбы мира. Не понимать подобного мог только абсолютно далекий от разведки человек. Но Кемаль ехал в Бейтаун.
Когда Кэвеноу доложили, что агент «Вакх» едет в Бейтаун, он не поверил. Он просто не имел права верить в такую глупость профессионального разведчика. Когда об этом доложили Александру Эшби, он прикусил губу, подумав, что они имеют дело либо с гением, либо с дилетантом. Но когда через час Кемаль Аслан, раздобыв букетик цветов, отправился на скромную могилу Тома Лоренсберга, Эшби было уже не до определений качеств агента. Он позвонил Кэвеноу.
— Вы знаете, что происходит в Бейтауне?
— Знаю, — мрачно ответил Кэвеноу, — он поехал на могилу своего связного, возложить цветы. Я всегда был против того, чтобы советского агента хоронили бы на обычным городском кладбище. Вот видите, что из этого вышло?
— Но почему он туда поехал? — изумился Эшби, — Он ведь должен понимать, что мы обязательно возьмем под контроль место захоронения Лоренсберга.
— Может, он решил, что прошло слишком много времени, — нерешительно предположил Кэвеноу.
— Вы сами в это верите?
— Вообще-то нет.
— Он придумал какую-то новую игру. Мы должны понять, что это за игра. Ни один разведчик никогда бы так не поступил. Это такое явное доказательство своей причастности к делам Лоренсберга, что после этого нам остается только арестовать мистера Кемаля Аслана.
— Очень хорошо, — сразу отозвался Кэвеноу, — мы давно хотели его брать, но вы каждый раз придумывали тысячу причин. Теперь мы его возьмем.
— Черт возьми, — закричал Эшби, — вы ничего не хотите понимать, Кэвеноу. А если он сделал это специально, чтобы мы его арестовали.
— Это меня уже не касается, — разозлился Кэвеноу, — он сам приехал в Бейтаун. Сам пошел на могилу своего связного. Если мы его не арестуем и после этого, значит, мы самые настоящие идиоты. Слышите, Эшби, я не разрешу ему вернуться в Хьюстон. Мои люди получат приказ на задержание. В конце концов, нельзя позволить этому типу все время смеяться над нами.
Эшби раздраженно отключился. Может, он прав, подумал с Эшби. Если они сейчас его не арестуют, это будет означать только одно — они начали игру против русских и им выгодно держать на свободе мистера «Вакха». Но почему этот тип сам полез в петлю? Почему? Эшби чувствовал, как нарастает в нем раздражение от сознания собственного бессилия.
Кемаль, довольно быстро найдя могилу Тома, положил цветы и минут сорок стоял молча, словно отдавая дань уважения своему многолетнему другу и напарнику. В этот момент он меньше всего думал о той игре, которую начал по собственной инициативе и которая могла завершиться для него весьма плачевно. Он вспоминал годы, проведенные вместе с Томом в Америке, вспоминал его мужество и находчивость, его самоотверженность и терпение, пунктуальность и исполнительность. Только сейчас он мог признаться себе, что его единственным другом все это время был Том. С его гибелью словно что-то оборвалось в душе самого Кемаля, как будто порвалась ниточка, связывающая его с прежней жизнью, с ее радостным детством, с его матерью, со школьными друзьями, со всем, что было дорого и памятно.
И только когда начался дождь, он, словно опомнившись, последний раз поклонился могиле товарища, подлинного имени которого так и не узнал, и вернулся к своей машине.
С кладбища он сразу поехал к Патриции, бывшему секретарю Кемаля и целых два часа сидел у девушки, выслушивая ее горестный рассказ о последних минутах жизни ее бывшего шефа. Глубоко в душе она была убеждена, что Том покончил с собой из-за неразделенной любви именно к ней, ведь его последнее «прости» было особенно трогательным и волнующим. Для себя она уже сделала выбор, решив никогда не выходить замуж, оставаться верной памяти так нелепо погибшего Тома Лоренсберга.
Правда, при этом она как-то упускала из виду то обстоятельство, что желающих взять в жены эту великовозрастную девицу в Бейтауне вообще не находилось. Легко сохранить девственность, когда на нее никто не покушается. Легко быть высокоморальным человеком, будучи импотентом или кастратом. В этих случаях для сохранения своего целомудрия не приходится прикладывать те титанические силы, которые почти всегда оказываются безрезультатными. И старая дева Патриция могла легко давать обеты безбрачия и примерного поведения, не искушаемая никем в радиусе двадцати пяти миль.
Кемаль пил хороший кофе и слушал Патрицию. Он сознавал, что в это время уже решается вопрос о его задержании и терпеливо выжидал, надеясь, что их решение будет верным. Он, собственно, на это и рассчитывал.
Кэвеноу в этот момент разговаривал с Биллом Хьюбертом, находившимся в самом Бейтауне. Даже после разговора с Эшби, он все еще сомневался, все еще пытался убедить себя в правильности подобного решения. Хьюберт держал в руках телефонный аппарат и ждал приказа. Кэвеноу по-прежнему колебался. Именно в этот момент к снова позвонил Эшби.
— Мы проанализировали ситуацию, — коротко сказал он, — его нужно брать.
— Вы тоже? — опешил Кэвеноу.
— Он решил идти в открытую. Наверное у него есть какой-то план, не понятный нам всем. Нам всегда трудно бывает понять этих русских шпионов.
— Он турок, — напомнил Кэвеноу.
— Может, быть. Тогда скорее, болгарский турок, если, конечно, его легенда соответствует действительности. В любом случае, его нужно будет вести сюда в Вашингтон.
— Спасибо, Я думал, вы захотите забрать его к себе в Лэнгли.
— Во-первых, к нам нельзя, иначе его руководство поймет, что к этому делу подключены и мы. А во-вторых, он американский гражданин и довольно известный. У него обязательно будут адвокаты и боюсь, что не один. А мне не хотелось бы с самого начала подставляться. Ребятам в Бейтаун передайте, чтобы действовали очень аккуратно, без лишних осложнений. И сразу сообщите его адвокатам, если он захочет. В-третьих, не забывайте, он все-таки зять самого Саймингтона.
— Бывший зять, — уточнил Кэвеноу. — Не обольщайтесь. Мистер Саймингтон вступит в борьбу, как разъяренный лев. Его прямой наследник — Марк Саймингтон, сын Кемаля Аслана. Вы думаете, он так легко смирится с тем, что мальчик будет сыном врага американского народа? Будьте очень внимательны.
— Может, мне его вообще лучше не трогать? — зло спросил Кэвеноу.
— Берите его, — выдохнул Эшби, — он загнал нас в угол своим приездом. Теперь мы просто обязаны его арестовать.
Кэвеноу передал в Бейтаун Хьюберту:
— Задержите его. Учтите, что при аресте возможны любые неожиданности. Будьте осторожны и вежливы.
— Что? — удивился Хьюберт, не расслышав последнего слова.
— Вежливы, черт вас возьми! — заорал Кэвеноу.
Кемаль посмотрел на часы. Был уже пятый час вечера. Он тепло поблагодарил Патрицию за ее рассказ.
— Том был хорошим человеком и моим другом, — с чувством сказал он. Прости нас, старина Том, но даже твою смерть приходится использовать в интересах дела, — я сам узнал об этом случайно от вашей сестры Олимпии.
