Чингиз Абдуллаев - Пройти чистилище
— Но люди старые, — возразил Гордиевский, — нет, мне решительно не нравится эта телеграмма.
— Мы проверяли и по своим каналам. И просили американцев. В Москве все чисто, — успокоил его Холдер, — иначе мы бы знали. Может, ваше столь быстрое назначение зависит и от самого Горбачева.
Гордиевский понимал, что имеет в виду Холдер. В конце прошлого года, еще не будучи Генеральным секретарем ЦК КПСС, Михаил Сергеевич Горбачев посетил Великобританию, где впервые встречался с Маргарет Тэтчер. Встреча, как известно, получилась историческая, и Тэтчер поверила в молодого, перспективного, трезво мыслящего Михаила Горбачева, отныне оказывая ему поддержку на всех этапах его руководства. Об этой встрече позднее будут написаны сотни книг, сняты кинофильмы, о ней будут рассказывать оба участника переговоров — Маргарет Тэтчер и Михаил Горбачев. Но ни советский лидер, ни премьер Великобритании, так никогда и не узнают, что документы для встречи Горбачева с Тэтчер готовил… Олег Гордиевский, заместитель резидента ПГУ КГБ по политической разведке в Лондоне. То есть, готовил даже не он, а английская секретная служба. Горбачев на переговорах с Тэтчер получил «шпаргалку» от разведки англичан и именно поэтому произвел на проницательную «железную леди» такое большое впечатление.
— Я не думаю, что такая телеграмма послана под диктовку самого Горбачева, — ответил Гирдиевский.
— Вы не хотите лететь в Москву? — понял Холдер.
— Я считаю, что мне пора переходить к вам вполне легально. И забрать свою семью. Если мы вернемся в Москву, их уже не выпустят.
Холдер задумался. Потом поинтересовался.
— Вы летите один или вместе с семьей?
— Пока один. Ведь это срочный вызов.
— Они бы вызвали вас вместе с семьей, если бы в чем-то подозревали, — предположил Холдер.
— Там сидят не дураки, — впервые за время разговора улыбнулся Гордиевский, — они бы такого никогда не сделали.
— Вы хотите остаться? — переспросил Холдер.
— Я не совсем уверен, — признался Гордиевский, — меня могут арестовать сразу, как только я сойду с самолета.
— Тогда оставайтесь, — решился Холдер, — вы можете уйти прямо сейчас?
— Это не выход, — Гордиевский был достаточно опытным разведчиком, — так нельзя поступать. А если это всего лишь мои собственные страхи? Что тогда?
— Я вас не понимаю, мистер Гордиевский, — вконец запутался Холдер, — вы все-таки хотите лететь?
— У меня нет другого выхода, — вздохнул Гордиевский, — пока кроме этой телеграммы нет ничего, что говорило бы об обратном. Я должен лететь.
— В таком случае, мы свяжемся с вами в Москве по обычному каналу, — успокоился Холдер, — если произойдет нечто неординарное, вы всегда сможете связаться с нашим представителем. Вы его знаете. Он будет ждать вашего звонка.
— Да, конечно, — хмуро ответил Гордиевский, — я вылетаю завтра.
Ни он, ни мистер Холдер даже не подозревали, что за их встречей внимательно следят сотрудники советской разведки. Они не могли слышать, о чем именно говорят эти двое, но фотографии мистера Холдера в разных ракурсах они сделали.
На следующий день утром, в воскресенье, 19 мая 1985 года по личному указанию Попова посольский «форд» «Гранада» отвез полковника в аэропорт.
Вскоре самолет, в котором сидел Гордиевский, приземлился в Москве. И, пока еще не утвержденный, новый резидент Олег Гордиевский ехал к себе домой, сам Крючков получил известие о его прибытии в Москву. На столе у него уже лежали фотографии Холдера. Он несколько минут рассматривал документы, внимательно читал донесение особой группы из Лондона. Закончив читать, все аккуратно сложил в одну папку, немного подумал, постучав пальцами по столу, поднял трубку прямого телефона самого Председателя КГБ СССР.
— Виктор Михайлович, — разрешите к вам зайти.
Получив разрешение, он положил трубку на рычаг телефона и, тяжело вздохнув, с ненавистью посмотрел на лежавшую перед ним папку.
— Сукин сын, — громко сказал он.
Глава 32
Наблюдения он почти не чувствовал. Даже удивлялся, неужели его связной ошибся и в Центре просто решили перестраховаться? Или его «консервация» имела еще какое-то непонятное ему предназначение? Но иногда ему казалось, что он все-таки замечает повышенный интерес к своей персоне со стороны посторонних людей, и каждый раз это вызывало у него внутренний протест, словно на подсознательном уровне атрофирующееся чувство страха перерождалось в чувство сомнения и бессилия перед надвигающейся катастрофой.
Он пытался анализировать свои прошлогодние действия, стараясь осознать и найти ту единственную ошибку, в результате которой теперь он стал бояться собственной тени и фактически оказался отстраненным от работы. Тщательный анализ своих ошибок вкупе с гибелью Тома наводил на неутешительный вывод, что в Балтиморе им все-таки не удалось полностью переиграть ФБР и ЦРУ, неведомым образом американцы все-таки поочередно вышли и на Тома, и на него. Значит, их расчеты в Балтиморе и последующее отправление донесения через Сюндома были той роковой ошибкой, из-за которой погиб Том.
Он понимал, что «консервация» и состояние неопределенности не могут продолжаться слишком долго. Либо американцам это надоест и его арестуют, либо — второй вариант был менее вероятен — они поймут, что он не представляет для них должного интереса и тогда наблюдение будет снято. В этот вариант верилось с трудом еще и потому, что наблюдение за самим Кемалем, очевидно, основывалось на каких-то первичных данных. Его связи с Питером Льюисом проследить не смогли, это стало ясно уже через неделю, когда они церемонно раскланялись с Питером на одном из приемов. Какими именно данными они располагали, для Кемаля оставалось загадкой. Но проводить свой рабочий день в постоянном ожидании ареста было невыносимо. От этого можно было сойти с ума. И тогда он принял решение.
Но сначала нужно было решить вопрос с Сандрой. Она и так была обижена на него за отмену последней встречи. Кемаль, зная, что все разговоры прослушиваются, позвонил ей в офис.
— Мадам Лурье. Скажите, что звонят из Нью-Йорка.
— Кто звонит? — спросила секретарь.
— Скажите, Кемаль Аслан.
— Как вы сказали? — удивилась девушка, — он никогда не назывался этим именем.
Через несколько секунд трубку взяла Сандра. Голос у нее был встревоженный.
— Кемаль, здравствуй. Что произошло?
— Здравствуй, Сандра. Ничего. Просто позвонил сказать тебе, что я развелся со своей женой.
Долгое молчание, затем, наконец, Сандра выдавила:
— Поздравляю. Ты позвонил только из-за этого? И решил, что теперь можешь называться своим именем?
— Нет, я позвонил попрощаться.
— Попрощаться? — в ее голосе прозвучало удивление, смешанное с обидой.
— Я улетаю в Европу, — коротко сказал он, проклятые слухачи и так фиксируют весь разговор.
— Что-нибудь случилось?
— У меня важные дела, — уклонился он от ответа.
— Ты летишь надолго?
— Пока не знаю.
— Куда именно?
— Наверное, сначала в Турцию, я давно там не был.
— Надеюсь, ты будешь звонить?
— Обязательно.
Ей очень не нравился его тон. И его односложные ответы. Но она была гордой женщиной. И поэтому больше ничего не спросила.
— Удачи тебе, — сухо сказала она на прощание.
Она была права, подобную вещь он мог бы сказать и при личной встрече. Но при одной мысли, что эта встреча будет под контролем наблюдателей, его передергивало. Они запишут все — каждый их вздох, каждый поцелуй, каждую фразу. Наверняка установят микрофоны даже под кроватью, или, еще хуже, поставят скрытые камеры и запишут всю встречу на пленку, чтобы потом обсуждать, смакуя подробности. Он не хотел и не мог этого допустить.
— До свидания, — сказал он и заставил себя положить трубку.
Трижды в этот день он направлялся к телефону, чтобы позвонить ей и трижды заставлял не делать этого. А она, обиженная и оскорбленная его поведением, уехала в этот день с работы раньше обычного и весь вечер просидела одна. Нет, она не плакала. Просто сидела и смотрела телевизор. И, кажется, ощутимо старела, просто стремительно старела, как стареют одинокие брошенные женщины.
У разведчиков не должно быть непродуманных решений. Они, как высококлассные шахматисты, должны видеть не на один ход вперед, а по крайней мере, на десять, предугадывая при этом реакцию и противной стороны. И видеть развитие всей партии, зависящее порой от самой ничтожной фигуры, какой может быть пешка.
Принятое Кемалем решение было не только невероятно дерзким и опасным, но и настоящим вызовом американским спецслужбам. Это была дуэль, в которой он получил право выбора оружия, но первый выстрел при этом оставался за другой стороной. И, понимая, что обратного пути уже не будет, он постарался завершить основную часть своих дел за неделю. Затем объявил опешившим сотрудникам, что уходит в отпуск, оставляя вместо себя Тадао Имацу, в компетентности и здравомыслии которого он был уверен. Понимая, что в случае его ареста акции компании неизбежно пойдут вниз, Кемаль постарался сделать все, чтобы смягчить столь жесткий удар по предприятиям. Имацу получил все полномочия для почти диктаторских действий. Только убедившись, что его компания будет находиться в надежных руках, Кемаль наконец, заказал билет на авиалайнер в Хьюстон.
