Чингиз Абдуллаев - Символы распада
— Тогда вообще ничего тебе не останется, — прохрипела она. — Дурак, я беременная. От тебя беременная, меня в тюрьму нельзя сажать. Сразу выпустят или маленький срок дадут. А я твои деньги сберегу.
— Врешь, — прохрипел он, — ты же мне в Хельсинки неделю назад говорила, что у тебя месячные и ты со мной не можешь.
Она усмехнулась разбитыми губами.
— Просто хотела, чтобы ты от меня отвязался. Я уже три месяца, как беременная.
Он отпустил пистолет, посмотрел на ее разбитое лицо. Недоверчиво покачал головой. Потом поднялся.
— Ну, если ты опять мне врешь… — уже менее решительно сказал он.
— Хорьков, — услышал он крик полковника Машкова, — спускайтесь вниз и сдавайтесь.
Он постоял над женщиной, глядя на ее изувеченное лицо, потом отбросил в сторону пистолет и направился к дверям. Вышел из спальни, спустился вниз по лестнице, прошел по гостиной, хрустя осколками стекол, и вышел из здания. К нему подскочили сотрудники ФСБ, заломили руки, надели наручники.
Он даже не подозревал, что, когда вышел из спальни, она, сразу забыв про разбитое лицо, вскочила, достала стоявший за занавеской «дипломат» и побежала в бильярдный зал на третьем этаже. Вбежав туда, она бросилась к большому бильярдному столу, наклонилась над ним и нажала на две потайные кнопки. Зеленое полотно чуть сдвинулось в сторону. Она быстро открыла чемодан и стала вытряхивать деньги в образовавшееся отверстие. Все деньги туда не вошли, около двадцати пачек осталось. Она захлопнула «дипломат» и поспешила прочь.
Хорькова уж вели к автомобилю, когда она ворвалась в кабинет и бросила «дипломат» ему на стол. Потом упала на диван, ожидая, когда сюда поднимутся люди. Через несколько минут в комнату вошли сотрудники ФСБ. Они увидели лежавшую на диване, стонавшую женщину. Затем на второй этаж поднялись Машков и Дронго. Полковник подошел к женщине, над которой уже стоял врач, пытавшийся ее осмотреть. Она что-то кричала, вырывалась из его рук. Дронго прошелся по кабинету, глядя на Машу и стоявших вокруг людей. Он был в плохом настроении, словно ему было грустно и противно.
— Вы с ним подрались? — подошел он к женщине.
— Да. — Она открыла глаза и взглянула на него, оценив и крупную фигуру, и широкие плечи. — Да, — повторила она жалобным голосом, — я предлагала ему сдаться, а он не хотел, ругался, обзывал меня, бил. Все это слышали.
— Понятно. — Дронго подошел к столу, наклонился, поднял валявшуюся на ковре ручку, положил на стол.
— Вы Мария Суровцева? — спросил в это время полковник Машков.
— Да, — прошептала молодая женщина.
— Вы арестованы, — сухо объявил он. — Вам сказать, за что, или вы знаете?
— Мне плохо, — закрыла глаза женщина.
— У нее могут быть внутренние переломы, — встревоженно сказал врач, — ее нужно срочно доставить в больницу.
— Хорошо, — согласился Машков. Дронго молча стоял рядом.
Москва. 15 августа
— Как это могло случиться? — бушевал Земсков, глядя на застывшего перед ним Левитина. — У вас было пять сотрудников. Пять человек. А вы не сумели арестовать Полухина. Куда вы смотрели? Как он мог уйти из закрытого дома? Вы ведь наблюдали со всех сторон.
Подполковник молчал. Его вина была настолько очевидна, что он не решался ничего говорить.
— Может, у него в доме есть второй выход? — спросил генерал.
— Нет, — виновато ответил подполковник, — там нет второго выхода.
— И тем не менее он ушел, — махнул рукой генерал. — Как вы могли его прошляпить?
— Мы пытались понять, но это было невозможно. Он сумел уйти через окно. У него прямо под окном растут кусты. Он, видимо, перелез через подоконник и ушел.
— Сядьте, — раздраженно приказал генерал, — отличились, — хмуро подвел он итог. — И вы, Машков, тоже хороши. Устроили показную стрельбу на даче. Что это за мальчишество? Нужно было более четко планировать всю операцию. Неужели вы не понимали, что они будут стрелять?
— У нас только один раненый, — сообщил полковник, — и двое убитых у них. Мы старались провести операцию с наименьшими потерями, но перед самым началом операции Суровцева позвонила к себе в поселок, к соседке. Там уже были разблокированы телефоны. В общем, они все поняли.
— Нужно было отключить телефоны на даче.
— Они бы догадались об опасности еще быстрее.
— В результате мы имеем ушедшего от нас Полухина, — подвел итог генерал. — С этой эксцентричной дамочкой разобрались?
— Она в больнице, — пояснил Машков. — Я отправил ее туда с двумя нашими сотрудниками. Перед самым арестом между Хорьковым и Суровцевой, видимо, произошла размолвка. Он довольно сильно ее избил. Врач настаивал, чтобы мы отправили ее в больницу.
— Этот эксперт был с вами? — пренебрежительно спросил Земсков.
— Да, он предлагал свои услуги, но мы отказались.
— И правильно сделали. Не хватало нам еще его помощи во время ареста. Вполне достаточно и того, что мы ему так доверяем. Где Хорьков?
— Пока привезли сюда. Мы обнаружили у него в кабинете двести тысяч долларов. Они лежали в «дипломате».
— Позовите его, — решил генерал, — мы сами проведем первый допрос.
Машков поднял трубку и вызвал на допрос арестованного. Через пятнадцать минут привели Хорькова. Тот был по-прежнему в дорогом костюме, только без галстука. Он вошел в кабинет, криво усмехаясь, и прошел к столу. Генерал отпустил конвоиров и разрешил арестованному сесть.
— Вы, Сергей Хорьков, — сказал генерал, — обвиняетесь в организации хищения в Научном центре. В организации убийства двух сотрудников Центра, в организации убийства семьи Сиротина. По-моему, вполне достаточно, как вы считаете?
— У вас хорошие следователи, генерал, — усмехнулся Хорьков.
— Меня не волнуют все эти подробности, — решительно заявил Земсков. — Мне нужно знать только одно. Где второй заряд?
Хорьков отвернулся. Он явно не хотел отвечать на этот вопрос. Генерал нахмурился.
— Я повторяю свой вопрос. Хорьков: где находится второй заряд?
— Послушайте, генерал, — ответил наконец арестованный, — зачем мне говорить? Мне все равно будет «вышка». Зачем же мне вам отвечать? Или вы думаете, что меня можно пожалеть?
— Я не хочу обсуждать с вами эту тему, — разозлился генерал. — Где второй заряд? Пока не произошло самого страшного, вы должны мне сказать, где находится второй заряд?
— Ничего я не должен, — ответил Хорьков, — можете спать спокойно. В нашей стране он не грохнет. Его уже здесь нет.
— Я все знаю, — кивнул Земсков. — Вы вывезли в Финляндию одновременно два заряда. Один мы там нашли. Причем распаковавший его человек снял защиту и в результате получил сильное облучение. Ваши боевики были арестованы в Финляндии. Меня даже не волнует, кто такой Законник и где сейчас может прятаться Полухин, с которым вы явно имели какие-то дополнительные грязные дела. Мне нужно знать, где находится второй заряд. Где он находится?
— Я же вам сказал, что его здесь нет. Какая вам разница, где он грохнет?
— Вы ненормальный, патологически аморальный тип, — с отвращением произнес генерал. — Неужели вы не понимаете, как все это опасно? Вы подставляете столько людей.
— Какая разница, что там случится? — цинично усмехнулся Хорьков. — Если где-нибудь подохнут негры или арабы, малайцы или туземцы. Они и так вымирают тысячами. Ну, подохнет еще несколько тысяч. И черт с ними. Никто ничего даже не поймет.
— Где заряд? — закричал генерал.
— Мои гарантии, сначала обговорим мои гарантии. Если мне пообещают минимальный срок и свободу в будущем, я скажу, куда увезли второй ящик из Финляндии.
— Я не могу давать таких гарантий. — Земсков понимал, что он не сможет пообещать виновному в таких тяжких преступлениях Хорькову смягчения его приговора. И тем более, что сам арестованный понимал всю невозможость этого.
— Тогда и я не буду говорить, — заявил Хорьков.
— Мы все равно найдем всех ваших людей. Всех по одному арестуем и допросим. Нам еще расскажет обо всем ваша сожительница Суровцева.
При упоминании ее имени Хорьков вздрогнул. Он вспомнил про Машу и про спрятанные ею деньги. «Надеюсь, она спрятала их хорошо», — злобно подумал он.
— Вот пусть она вам все и рассказывает, — отмахнулся Хорьков. — Я устал и ничего больше вам не скажу.
— Хорошо, — неожиданно согласился генерал, — я поговорю с руководством страны. Вам дадут пожизненное заключение. Расстрела не будет, только расскажите, где находится второй похищенный заряд.
— Нет. Какая мне разница — сдохнуть от пули или в тюремной камере после многолетних мучений. Первое, по-моему, гуманней. Полная амнистия, — вдруг нагло заявил Хорьков. — Вы же прощаете, когда нужно, воевавших против вас людей. И в Таджикистане, и в Чечне. Полная амнистия — и я помогаю вам найти второй заряд.
