Эрик Амблер - Непредвиденная опасность
Кентон отступил на шаг.
— А ну, еще раз кругом, Саридза!
Тот развернулся. Кентон мрачно взирал на него.
— Знаете что, Саридза, — начал он, — чувство англосаксонского юмора всегда обладало смягчающим воздействием на человечество. Факт общепризнанный. И мне, к сожалению, не чуждо именно такое чувство юмора. А потому можете идти. Пошел вперед! Прочь отсюда! Но предупреждаю, если в ближайшие двадцать четыре часа снова увижу вашу физиономию, пристрелю тут же, на месте!
Саридза молча развернулся и торопливо зашагал среди деревьев. Он даже ни разу не обернулся.
Кентон двинулся обратно к дороге.
За это время Залесхоффу удалось отползти к обочине, и теперь он лежал в грязи, прижимая к ране в боку пропитанный кровью носовой платок. Его лицо было бледным и осунувшимся. При виде Кентона, поднимающегося к нему по насыпи, Залесхофф, слегка приподняв голову, вопросительно-тревожно уставился ему в глаза.
— Что, не удалось?
Вместо ответа Кентон достал из кармана пакеты со снимками и высыпал их содержимое на землю рядом с раненым. Залесхофф лихорадочно пересмотрел фотографии. Затем поднял глаза на Кентона.
— Я слышал выстрелы. Вы его убили?
Кентон отрицательно помотал головой. Минуту русский молчал.
— Жаль, — произнес он наконец. — Но с другой стороны, я рад, что вы этого не сделали. Потом просто вы не смогли бы найти себе покоя!
Кентон покосился на тело Майлера. Оно неподвижно лежало возле груды камней на насыпи.
— С ним что?
— Готов. Спички у вас есть?
Кентон опустился на одно колено, сгреб разбросанные по земле снимки в одну кучку, поднес спичку и поджег. А когда они догорели, растоптал пепел каблуком.
Близился вечер, и уже начало темнеть, когда мадам Смедофф вплыла в гостиную. Кентон дремал на диване, но как только она вошла, сел.
— Ну, как он?
Мадам Смедофф опустила закатанные рукава черного шелкового платья и поправила шаль.
— Немного температурит, но рана не опасная. Пуля прошла навылет прямо под грудной клеткой. Недели через две он уже начнет вставать.
— Может, все же стоит вызвать врача?
Она захлопала ресницами и проказливо улыбнулась.
— Я и есть врач, мистер Кентон. Даром, что ли, училась в Сорбонне?
— О, простите…
— Не стоит извинений, глупый мой мальчик. Лучше ступайте навестите Андреаса Проковича. Ему нужно поспать, но я никак не могла уговорить — он хочет вас видеть. — Она взглянула на него уже без всякого кокетства. — Он несколько растерян. Просил меня поблагодарить вас за то, что вы сегодня для него сделали. Не хочет показаться вам неблагодарным. — И она похлопала Кентона по руке.
Журналист улыбнулся и прошел в спальню.
У постели сидела Тамара. Глаза у нее сияли, нет, они как-то по-особенному светились, чего прежде Кентон никогда не замечал.
Залесхофф приветствовал его слабым взмахом руки.
— Вы только посмотрите на Тамару, — сказал он. — Она счастлива. Давным-давно я не видел ее такой счастливой. А знаете почему? Я сказал ей, что мы едем в отпуск в Москву. Просто не верится!
И он устало смежил веки.
Кентон увидел слезы на глазах девушки.
— Так, значит, какое-то время не будет игр в змеи и лестницы?
Она улыбнулась.
— О чем вы говорите? — слабым голосом пробормотал Залесхофф. — Она сказала вам, Кентон, что сегодня утром Ортегу взяли?
— Да. Как вам это удалось?
— Его нашли у железнодорожных путей. Мертвым.
— Мертвым!
— Он умер той же ночью после убийства Борованского. Рядом с телом лежала предсмертная записка с чистосердечным признанием и пистолет, из которого он застрелился. Он совершил самоубийство.
— Готов сделать снисхождение в связи с ранением, плохим самочувствием и прочее, но ведь не думаете же вы, Андреас, что я поверю во все это?
— Он совершил самоубийство. Он стрелял в себя из этого самого пистолета. Как раз перед тем как мы заставили вас вернуться на Кёльнерштрассе, он пытался сбежать от Рашенко. Это самое настоящее самоубийство.
— Но тогда где он был все это время?
— Я вам уже говорил — в пустой комнате, прямо под квартирой Рашенко. Дело в том, что Рашенко владелец всего дома. И женщина, которая живет прямо под ним, его кузина.
— То есть вы хотите сказать, что позволили полиции открыть на меня охоту, а сами тем временем подчищали за собой? Как делаете это сейчас?
— Я велел вам оставаться у Рашенко. Когда вы появились в Праге, я запросил инструкции у руководства. И мне приказали держать вас при себе — на тот случай, если вы вдруг вздумаете связаться с газетами или английскими властями. Ну, я так и сделал.
Кентон сглотнул слюну.
— Знаете что, Залесхофф, — медленно начал он, — когда я ставил вас на одну доску с Саридзой и Майлером, которых считал заклятыми своими врагами, я был несправедлив к ним. Вы во многом превосходите их. Во всяком случае, по подлости и коварству.
Залесхофф открыл глаза. Он переводил взгляд с Кентона на сестру и обратно. Затем губы его растянулись в улыбке, и он снова смежил веки.
— Знаешь, Тамара, — сонно пробормотал он, — мне все же нравится этот парень, Кентон. Нет, ей-богу. Он такой забавный!
Два дня спустя Кентон сел на поезд «Прага — Берлин».
Он всласть отоспался, бессчетное число раз принял ванну, ему выдали новую одежду (при этом Залесхофф проявил удивительную настойчивость и щедрость — наверняка пытался как-то компенсировать все выпавшие на долю Кентона тяготы последних дней). Через Тамару, а затем и мадам Смедофф он же передал Кентону приглашение посетить Москву через два месяца — оно было принято с оптимизмом. Словом, Кентон чувствовал себя превосходно.
Народу в поезде было довольно много. Журналисту пришлось разделить купе с тремя мужчинами. Один из них, судя по всему, был венгром. Двое других — чехи. Из их разговора Кентон сделал вывод, что все они коммивояжеры. Он начал читать газету, купленную на вокзале прямо перед отъездом.
Поезд медленно отошел от станции. Кентон опустил газету и полез в карман за сигаретами. Венгр встретился с ним взглядом.
— Pardon, мой господин, — начал он, — мы собираемся сыграть партию в покерные кости. Максимальная ставка — всего один пфенниг. Нас трое. Не желаете ли присоединиться?
Кентон колебался. Затем улыбнулся и с сожалением покачал головой.
— Благодарю, мой господин. Вы очень добры. Но в кости я не играю.
Примечания
1
Британский закон от 1847 г., регулирующий права рабочих и запрещающий нанимателям заставлять женщин и детей трудиться больше 10 часов в день. — Здесь и далее примем. пер.
2
Прошу прощения (нем.).
3
Информация, справка (нем.).
4
Господин Захс? (нем.).
5
В чем дело? (нем.).
6
Пожалуйста (нем.).
7
Да (нем.).
8
Как мне о вас доложить? (нем.).
9
Господин Кентон! Ах да! Вас ждут. Не желаете ли подняться? (нем.).
10
Номер? (нем.).
11
Номер двадцать пять, третий этаж (нем.).
12
Матерь Божья, клянусь, вранье все это! (исп.).
13
Вы этого не сделаете! Этот лисий сын, у него был пистолет. Точно говорю. Я его убил, потому как ничего не оставалось. И фотографий у меня нет. Отпустите! Меня и без того преследует полиция. Имейте сострадание! (исп.).
14
Англичанин (нем.).
15
Английский прозаик, соцреалист, писал о бедности, социальном расслоении общества, неравенстве женщин.
16
Английский прозаик, описывал в своих произведениях природу, воспевал леса, поля, сады Англии и населяющих их животных и птиц.
17
Вылезай! (нем.).
18
Давай! Вперед! (нем.).
19
Термин для обозначения художественной культуры Италии между 1500–1600 гг., а также культуры Высокого Возрождения (1490–1520).
20
Английские карательные отряды в Ирландии в 1920–1923 гг.; получили название по цвету одежды — черные ремни и форма желтовато-коричневого цвета.
21
Смерть в должном стиле (ит.).
