Чингиз Абдуллаев - Обретение ада
Сизов, не дождавшись Ратмирова, также вышел из своего кабинета и куда-то поехал. Наблюдение за обоими офицерами велось специалистами не только Дранникова, но и подключившимися людьми Дроздова.
Макеев резко свернул в центре, направляясь… к тому месту, где находилась резиденция самого Дроздова. Генерал Сизов проехал в Западный сектор и, выйдя из автомобиля, подошел к телефону, чтобы позвонить. Однако, к удивлению следивших, ему позвонили именно в это время и именно по этому телефону. Что ему сказали, установить не удалось, но смогли узнать, что в ответ он сказал всего два слова:
— Можете забирать, — и, снова сев в автомобиль, поехал обратно в свою резиденцию.
Пока ничто не свидетельствовало ни против Макеева, ни против Сизова. А приезд Макеева одинаково мог означать и его причастность к группе Волкова-Евсеева, и его полную невиновность. Дроздову доложили, что Сизов вернулся в свой кабинет и теперь принимает там Ратмирова.
Приехал Макеев. Он был явно взволнован. Войдя в кабинет Дроздова, он сел без приглашения, чего прежде никогда себе не позволял.
— Мне звонил Дранников, — сказал он. — Вы сумели разобраться во всех документах Валентинова. Это правда?
— Почти, — кивнул Дроздов, — там много интересного.
— Нужно было дать и мне посмотреть, — заявил Макеев, потом, тяжело вздохнув, добавил:
— Я ведь все понимаю, Юрий Иванович. Мне уже не доверяют. И правильно делают. Работу в Берлине я провалил, не сумел остановить убийц Валентинова, прошляпил с этим Волковым. Наверное, поэтому вы мне и не доверяете.
Дроздов молчал. Он не любил дилетантов в своей профессии. Даже честных дилетантов.
В кабинет вошел Сапин. Не обращая внимания на скорчившегося в углу Макеева, он сказал генералу:
— Деньги перевели. В банке все в порядке.
— А как дела у Юджина? — спросил генерал. Сапин отвернулся.
— Говори! — впервые в жизни сорвался Дроздов.
— Он тяжело ранен. Но уже в нашей зоне. Сейчас он в военном госпитале.
Какой-то грузовик выскочил на дорогу, и американцы открыли стрельбу. Они, видимо, в последний момент что-то поняли. Погнались за нашим автомобилем. Мы приготовили специальную ловушку, но этот грузовик появился так внезапно. Я сначала даже подумал, что это ваша идея.
— Какой грузовик? — не понял Дроздов. — Мы не знаем, откуда он взялся, — вздохнул Сапин, — но деньги уже переведены. — Что с Брандейсом? Мне всегда не нравился этот скользкий тип.
— Мне тоже. Он с кем-то разговаривал в самом Берлине. Причем дважды.
Сейчас мои ребята устанавливают, с кем он говорил во второй раз. И еще один раз он звонил Бонелли.
— Всего три звонка, — понял Дроздов, — два в Берлин. А кому он еще звонил в Берлин?
— В какой-то телефон-автомат в Западной зоне. У набережной, — пожал плечами Сапин, — мы приехали чуть позже других. Американцы там уже крутились.
Да и немцы, по-моему, тоже.
— Что? — холодея, спросил Дроздов. — Покажите на карте, где это место.
Сапин взял карту и вдруг удивленно поднял голову:
— У вас это место уже отмечено.
— Соберите всех ваших людей, — приказал Дроздов, — там был генерал Сизов. Лично. Немедленно к нему. Нужно его арестовать, пока он не ушел.
В это время Сизов кричал на Ратмирова:
— Я же тебе объяснил — никакой самостоятельности! А ты что сделал?
Решил ограбить Евсеева, перед тем как его убрать! Жадность тебя погубит, Ратмиров. Все тебе мало!
Стоявший перед ним офицер молчал, моргая рыжеватыми ресницами. Он не понимал причины беспокойства генерала. Какая разница, как умрет Евсеев — с деньгами или без них. Ему они на том свете уже были не нужны.
— Ладно, — увидев, что его крики не действуют, махнул рукой Сизов, — подготовь мою машину, сейчас уезжаем.
«Деньги уже на счету», — подумал Сизов. Из пятидесяти миллионов долларов, лежавших в швейцарской банке, два миллиона переведены на его личный счет. С такими деньгами он не пропадет. А эти московские чиновники пусть делают свои дела без него.
Он обвел кабинет глазами. Пропадай все к черту! Люди Дроздова все равно до него доберутся. Главное он сделал. Деньги теперь в банке, и его два миллиона ждут в Цюрихе. А на такие деньги можно жить, ни о чем не думая. Тем более что все должны убедиться в его смерти. Он достал из-под стола знакомый «дипломат», открыл и поставил его на взрыв через полчаса. Потом закрыл и, взяв его с собой, вышел.
В машине уже сидел Ратмиров с ничего не выражавшим лицом.
«Животное», — с ненавистью подумал генерал, усаживаясь рядом со своим помощником.
— В Потсдам, — приказал он, — и быстро. Ратмиров обернулся на «дипломат». Он хорошо знал, что это такое.
— Не волнуйся, — криво усмехнулся генерал, — сейчас не взорвется.
Только через час.
Когда через десять минут приехали сотрудники КГБ и военной контрразведки, они уже никого не нашли. Машина с Ратмировым и Сизовым шла в направлении Потсдама.
— В город не заезжай, — приказал генерал, — давай в сторону Ростока.
Ратмиров даже не изменился в лице. Он привык выполнять любые приказы генерала. Сизов смотрел на часы. До взрыва еще пять минут. Четыре. Он не будет таким кретином, чтобы выстрелить в Ратмирова, а потом его взорвать. Нужно сделать все по-умному.
Когда до взрыва осталось всего две минуты с небольшим, он попросил:
— Останови машину.
Видимо, голос все-таки предательски дрогнул, так как ему впервые приходилось лично убивать человека. Ратмиров удивленно оглянулся на него, но ничего не спросил. В этот момент у генерала от напряжения защекотало в носу, и он полез за платком. Подозрительный Ратмиров решил, что генерал хочет отделаться от него точно таким же способом, каким он убил Евсеева. Ведь убийцы всегда более склонны видеть в другом человеке свое подобие. И он резко, наотмашь, ударил генерала по шее. Тот, захрипев, сполз на сиденье. Ратмиров посмотрел на часы. До взрыва еще тридцать одна минута. Он достал из кармана генерала пистолет. Нет, стрелять он не решился. Что-то его удерживало. Пусть генерал сам взрывается в этом автомобиле. Наверное, у Ратмирова просто срабатывал инстинкт убийцы, понимавшего, что убивать дважды одинаково — и Евсеева, и генерала Сизова — нельзя. И хотя ему очень хотелось выстрелить, он решил проехать до небольшой поляны и там обыскать своего генерала. В этом случае тоже вполне можно рассчитывать на удачу.
Он посмотрел на часы, времени у него много. Целых тридцать минут.
Взглянул на генерала. И в этот момент произошел взрыв. Мощность заряда на этот раз была куда сильнее. Оба офицера мгновенно превратились в горящие факелы.
Первыми на место происшествия приехали генералы Дранников и Матвеев.
Матвеев, прибывший сюда по приказу командующего, долго и громко возмущался.
— Какие мерзавцы! — говорил он с небывалым воодушевлением. — Таких нужно расстреливать!
А вечером у него дома раздался звонок. Матвеев поднял трубку и, услышав голос Чиновника, походов дел от страха.
— Генерал, — строго сказал Чиновник, — командующий Беликов явно не справляется со своими обязанностями. Мы сейчас ищем другую кандидатуру. Вы меня понимаете, Матвеев?
— Да, конечно, — испуганно сказал Матвеев.
— Все остается по-прежнему, — сообщил Чиновник, — и в Швейцарии тоже.
До свидания.
Матвеев осторожно положил трубку и тяжело опустился на стул. Он вспомнил сгоревшие тела Сизова и Ратмирова. И впервые в жизни подумал, что совсем не торопится стать командующим Западной группой войск.
Дроздов позвонил в Москву председателю КГБ СССР.
— Владимир Александрович, операцию «Троя» мы закончили. Деньги на наших счетах, виновники убийства в Праге установлены.
Он говорил по прямой линии связи, которую нельзя было подслушать. Это был особый кабель, проложенный между Берлином и Москвой. Но, даже разговаривая по этому телефону, он не назвал фамилии Валентинова.
— Как там наш главный герой? — спросил председатель КГБ.
— Он тяжело ранен, — произнес генерал. Крючков помолчал. Он не любил выражать свои эмоции. Потам сухо спросил:
— У вас все?
— Мне кажется, немцы проявили повышенный интерес ко всей операции. Мы все время чувствовали их присутствие.
— Ясно, — Крючков опустил трубку. На столе лежало сообщение Циклопа.
Эймс передавал из ЦРУ о повышенном внимании американских и немецких спецслужб к некоторым чиновникам, журналистам и депутатам. Под видом различных фондов и ассоциаций многих из них приглашали в западные страны, щедро оплачивая их поездки.
Крючков в который раз подумал, что не может, не имеет права говорить о данных этого агента открыто, иначе они потеряют свой источник информации в ЦРУ.
Он был наказан самой страшной карой из существующих на свете. Карой Кассандры.
