Чингиз Абдуллаев - Путь воина
Дронго вздохнул. В кабинете стояла абсолютная тишина. Даже Мори боялся пошевельнуться.
— Пятьдесят четыре года в банке. Согласиться на скандал, рассказать о Такахаси — значит потерять лицо, признать, что вся его жизнь оказалась ошибкой.
Симура не стал никуда выдвигать Фудзиоку именно потому, что знал, кто займет его место. Он наверняка нашел человека, который отключил электричество ровно в десять часов вечера. И когда свет отключился, Симура достал пистолет. Он выстрелил сначала в Такахаси, а потом в себя. Но он не приложил дуло вплотную к своей груди, иначе самоубийство стало бы явным. Он держал пистолет в вытянутой руке и поэтому не смог попасть себе в сердце. Симура был уверен, что Фудзиока сумеет его заменить. А по-другому остановить Такахаси было невозможно. Иначе бы он ушел, положив пятно на репутацию банка, или стал президентом, загубив дело всей жизни Симуры. После выстрела пистолет упал на пол, и кто-то из охранников, очевидно, задел его ногой и оттолкнул в угол.
Дронго кончил говорить. Все сидели молча, ошеломленные услышанным.
— Именно поэтому меня позвал сэнсэй Кодзи Симура, — сказал Дронго. — Он, видимо, подозревал нечто подобное и боялся поручать расследование кому-нибудь из местных детективов. Это было слишком необычное преступление. И в то же время типично японское. Фумико была права, когда говорила мне, что в их стране не стреляют в президентов банка. Никто в него и не стрелял. Ваши банки и корпорации как большая семья, здесь старший имеет право наказывать младшего.
Симура действовал как глава клана, покаравший своего феодала, как великий князь «дайме», который имеет право на собственный приговор своему вассалу. Он сделал все, чтобы не потерять своего лица. А подвел его господин Фудзиока.
— Что вы такое говорите? — испугалась Аяко Намэкава.
— Он говорит правду, — поднялся со своего места Фудзиока. — Я должен был взять пистолет и унести его с собой, чтобы никто не мог подумать про Симуру. И тогда полиция искала бы неизвестного убийцу. Но, когда я наклонился, внезапно вбежали охранники, и я не успел найти оружие. Я сидел рядом и слышал, как стрелял Симура. Он был около меня. Но тогда я не знал о решении Симуры, хотя видел, как он не доверяет Такахаси. Но не успел найти пистолет. Симура нарочно часто приглашал Такахаси в свой кабинет, а когда тот уходил, менял свое решение. Если бы я унес пистолет, все было бы по-другому. И господин Дронго не был бы так убежден, что убийца находился среди нас.
— На эту мысль меня навел Морияма, — сказа Дронго. — Он рассказал, как беседовал с Симуро после того, как в кабинете побывали Такахаси Фудзиока.
Симура говорил с Фудзиокой и Мориямой совсем по-другому, чем с Такахаси. И тогда я подумал — почему? Либо он ему не доверяет, либо не доверяет остальным двум. И сделал выбор не в пользу Такахаси.
— Вы рассказали нам неприятную историю, господин Дронго, — произнес Морияма. — Надеюсь, это ваши домыслы и ничего подобного на самом деле не было.
Дронго осторожно вздохнул. Потом кивнул и сказал:
— Конечно, это только мои предположения. — Он сел на стул, устало глядя на присутствующих.
— Господин Дронго имеет право на свою версию, — сказал Фудзиока. — Мы обязаны были выслушать все варианты. А вы как думаете, Удзава?
— Этого не может быть, — сказал Удзава, избегая смотреть на Дронго, — мы все проверили. Стрелял один из преступников, который сумел ворваться в комнату. Мои охранники могут все подтвердить.
— Вот видите, — кивнул Фудзиока.
И в этот момент раздался телефонный звонок. Фудзиока поднял трубку, выслушал сообщение. И медленно поднялся. Затем посмотрел на присутствующих.
— Господин Тацуо Симура умер, — торжественным голосом произнес он. — Я надеюсь, мы все будем на церемонии кремации его тела. Это наш долг перед памятью покойного.
Его глаза увлажнились. Но он стоял, высоко подняв свою маленькую голову. Все сидевшие в кабинете встали, чтобы почтить память Тацуо Симуры.
«Бусидо, — подумал Дронго, — это кодекс поведения, который они впитывают с молоком матери».
Эпилог
Он стоял в аэропорту, глядя на меняющиеся вывески. Через несколько минут заканчивалась посадка на его рейс. Он возвращался обратно во Франкфурт, чтобы сделать в Европе промежуточную посадку. Пассажиры первого класса могли подождать в специальном салоне, но они предпочли выйти в общий зал. Дронго смотрел на Фумико и молчал. Никакие слова не могли ничего передать. «Слова придуманы лишь для того, чтобы скрывать наши мысли, — подумал Дронго. — Разве можно выразить обычными словами сколь-нибудь глубокие чувства? Боль мы выражаем криком. Горе мы выражаем слезами. Радость проявляется в наших глазах. И, наконец, любовь или счастье. Разве можно выражать эти чувства словами?»
— Ты уезжаешь, — она произнесла это так, словно подписывала приговор. И ему, и себе. И их отношениям.
— Уезжаю, — подтвердил Дронго. «Такое ощущение, что Япония находится в миллионах километрах от Земли», — подумал он. И чтобы попасть сюда снова, ему нужно будет пролететь эти миллионы километров. Он не любил, когда его провожали в аэропортах. Однажды уже был аэропорт. И крик Натали, закрывшей его своим телом. С тех пор он не любил, когда его провожали. Но отказать Фумико он не мог.
— Ты уезжаешь, — повторила она, глядя на него.
Он вдруг осознал, что их разделяют не только миллионы километров. Их разделяли сотни лет, прожитые ими в разных мирах и в разное время. Их разделяла его жизнь, такая насыщенная и безумная, которой могло хватить на несколько других, более спокойных и благоразумных судеб. Но это была его жизнь. И ничего изменить было нельзя. Откуда она знает, что такое боль? Что такое горечь утраты? Откуда эта девочка может знать, что творится в его душе?
— Я хочу тебя поблагодарить — произнес он непослушными губами, — хочу поблагодарить за все, что ты для меня сделала.
— Ну да, конечно, — улыбнулась она, — я ведь была твоим переводчиком.
Она протянула ему руку. Их обтекал людской поток. Он сжал ее руку.
— До свидания.
— Знаешь, о чем я подумала? — неожиданно сказала она. — Я вдруг поняла, кем ты был в прошлой жизни. Ты был дельфином. Такие, как ты, спасают людей и рыб от акул. Может быть, в следующей жизни мы оба будем дельфинами. Как ты думаешь? Мы когда-нибудь встретимся? Хотя бы через сто лет? Или через тысячу?
— Да, — согласился он, — через тысячу лет. И где-нибудь в другом месте.
Может быть, на Марсе или на Луне. К тому времени там будут жить люди.
У нее задрожали губы.
— Прощай, — сказала она, — я всегда буду тебя помнить.
— А я буду помнить вашу «чайную церемонию», — пообещал он, — и вашу горячую баню фуро, и ваши бумажные домики, такие теплые, что в них бывает по-настоящему жарко. И тебя, Фумико.
Он успел ее быстро поцеловать и поспешил встать на ленту транспортера, увозившего его к стойке, где находился паспортный контроль. Он оглянулся в последний раз. Отсюда уже невозможно было ее разглядеть.
Через полчаса авиалайнер взял курс на Европу.
