Чингиз Абдуллаев - Зеркало вампиров
— Отец! — Ребенок бросился к нему. Упал на постель, заплакал.
Хашимбек ненавидящими глазами посмотрел на своих мучителей. Они нашли его самое уязвимое место. Они ударили так, что он не сможет теперь остаться мужчиной. Он опозорит свой род. Но чтобы его род существовал, он должен сохранить жизнь своему сыну. И опозорить свой род.
Он чуть приподнял ладонь и дотронулся до головы сына. Как он мечтал о сыне, как он хотел наследника своего рода. После трех дочерей у него наконец родился сын. И теперь он должен выбирать.
— Все хорошо, — выдавил он первые слова за этот день, — все хорошо, — он сказал их на родном для них языке. На том самом, на котором его мать пела ему колыбельные песни. И который слышал и его сын с самого рождения.
— Отец, — плакал мальчик, — мне сказали, что ты ранен.
Хашимбек кивнул головой Наблюдателю. Он понял, что находившийся в комнате бандит проявил не меньшее благородство. Он не сказал мальчику, что его отец захвачен, чтобы не пугать его раньше времени. И снял наручники, чтобы мальчик ничего не узнал.
— Поцелуй меня, Мурад, — сказал он с небывалой нежностью.
Мальчик припал к его заросшей щеке.
— Всегда помни о чести нашего рода, — строго напомнил Хашимбек и кивнул Наблюдателю, давая знак, чтобы сына увели.
Граф вывел мальчика из комнаты. Наблюдатель холодно посмотрел вслед.
— Ты восточный человек, Хашимбек, и знаешь, что такое семья, — бесстрастно сказал он, — и знаешь, что такое слово вора. Даю тебе слово, что с головы мальчика не упадет ни один волос. Но ты должен нам сказать — кто и зачем похитил Тита.
— Я верю тебе, — выдавил Хашимбек, — верю.
И вдруг от пережитого потрясения он заплакал. Беззвучно и страшно, как плачут сильные мужчины. Потом закрыл глаза, снова открыл их. Теперь он был подлецом и предателем, и предки с ненавистью будут упоминать его имя. Но зато Мурад будет жить. Но как он будет жить с клеймом предателя? Как будет жить на земле сын человека, отец которого опозорил свой род? Старики в горах скажут, что такой отец не имел права иметь сына, и будут правы. Значит, он обязан молчать. Но мальчик…
Как он мечтал о сыне, как он о нем мечтал. Если сейчас он проявит слабость, то сын когда-нибудь узнает, что его собственная жизнь была куплена путем позора отца. И никогда не сможет смыть с себя этот позор. Нет, так делать нельзя.
— Я жду, Хашимбек, — негромко сказал Наблюдатель.
— Ираклия можете не искать, — сказал только то, что мог сказать Хашимбек, — я его сам убил и сам закопал. Больше я вам ничего не скажу. Можете убить моего сына вместе со мной. Но меня позже. Я должен все знать еще при жизни.
Наблюдатель как-то неопределенно мотнул головой и молча поднялся. Потом посмотрел на измученного пленника.
— Как ты хочешь умереть, Хашимбек? — внезапно спросил он. — Обещаю, что исполню и это твое желание.
— Пусть мне принесут пистолет с одним патроном, — сказал Хашимбек и закрыл глаза. Больше в этой жизни у него не осталось никаких дел.
— Твоего мальчика все равно не тронут, — вдруг сказал Наблюдатель. — Ты сильный человек, Хашимбек, а я должен уважать сильных людей. И тебя не убьют. В этом мире мало настоящих мужчин. Ты один из них. Если сумеешь выжить, останешься жить. Сегодня тебе вызовут лучшего врача. Не знаю, где тебя нашел Георгий, но я ему завидую. Таких мужчин я давно не встречал. Если ты захочешь когда-нибудь получить мою рекомендацию, придешь ко мне.
Наблюдатель вышел из комнаты. В коридоре стоял Граф. Увидев выходившего, он поспешил к нему.
— Я не верил, что такое может случиться, — восхищенно сказал Граф. — Он сразу заговорил.
— Для восточного человека самое главное честь и семья. Но все эти понятия важны только в том случае, если он может их кому-то передать. Но если он готов отказаться даже от сына, значит, честь рода для него дороже всего. Мы от него больше ничего не добьемся. Достаточно и того, что узнали. Мальчик был нашим последним аргументом.
— Но мы ничего не узнали, — недоуменно напомнил Граф.
— Достаточно, чтобы понять, что в игре против нас участвовал и сам Курчадзе. Если не было бы никакой тайны, Хашимбек не стал бы молчать столько времени. Значит, тайна была, и основа этой тайны Георгий Курчадзе. А Ираклия не ищите. Его уже зарыли в землю.
— Это он сказал?
— Это единственное, что он сказал, — кивнул Наблюдатель. — Не человек, а железо. Таких людей у нас раньше сразу в высший ранг возводили. Он такую пытку прошел, а молчал, его мучили, а он молчал. Даже когда его единственного сына привезли, он и тогда молчал. Предложил убить его вместе с сыном, чтобы не позорить свой род. А ведь сын его четвертый ребенок. Он так ждал сына. Ты понимаешь, какой это кремень? Мы ничего здесь больше не добьемся, даже если разрежем его на куски. Прикажи, пусть ему срочно вызовут врача. Настоящего врача, а не твоего кровососа.
— Гаденыша придушить? — спросил Граф.
— Нет, — изменился в лице Наблюдатель, — я дал слово вора. Немедленно отпустите мальчика. Отвезете его домой. И чтобы ничего ему не говорили.
— Все понял, — кивнул Граф.
— Если врач скажет, что ему уже нельзя помочь, можешь дать ему пистолет с одним патроном. Он хочет застрелиться.
— Может, ему подсобить?
— Эх, Граф, — вдруг сказал Наблюдатель, — ну какой ты к е… матери вор. Балда ты, мокрота одна. Кодекса нашего не уважаешь. Там мужчина лежит, настоящий мужчина. А ты по сравнению с ним настоящее дерьмо.
И, не сказав больше ни слова, повернулся и пошел к выходу.
Глава 30
В это утро Дронго решил еще раз встретиться со вдовой погибшего журналиста. Он знал время, когда пунктуальная Кира Леонидовна выходит из дома, и поэтому ждал ее во дворе, наблюдая за подъездом. Ровно в половине одиннадцатого она вышла из дома — холодная, надменная, элегантная. На ней был шерстяной красно-черный костюм и небольшая черная шляпка, дополнявшая ее наряд. Как обычно, она прошла мимо сидящих на скамейке старушек, не поздоровавшись с ними. И, как обычно, они стали негромко обсуждать достоинства и недостатки новой соседки. Она направилась к стоянке машин, находившейся за домом. И в этот момент к ней шагнул Дронго.
Она привычно кивнула ему, углядев знакомое лицо, и пошла было дальше, но вдруг остановилась, повернулась и сказала:
— Я вас сразу не узнала. Что вам здесь нужно?
— Я хочу поговорить с вами.
— Нам не о чем больше разговаривать, — строго сказала она, — вам не кажется, что ваше назойливое любопытство уже переходит все возможные грани приличия? Нельзя быть таким бесцеремонным, господин Кузнецов, это очень раздражает.
Она не повернулась, когда он довольно громко сказал:
— Я не Кузнецов.
Она, не поворачивая головы, сказала ледяным голосом:
— Это ваши проблемы. Если вам нравится играть в прятки, можете продолжать.
Она сделала еще один шаг, но он заговорил вновь:
— Я знаю, кто организовал убийство вашего мужа.
Она остановилась. Замерла. Повернула голову, посмотрела на него и, чуть заикаясь, спросила:
— Что? Что вы сказали?
— Я знаю, кто организовал убийство вашего мужа, — повторил он.
— Вы ненормальный, — убежденно сказала она. — Этим делом занимаются прокуратура и милиция. Оставьте меня в покое.
— Они никогда ничего не найдут, — продолжал Дронго, — и вы знаете, почему.
Кира Леонидовна стояла, не двигаясь. Стояла так, словно размышляла, что ей делать дальше. Наконец она развернулась, сделала два шага по направлению к нему и спросила:
— Что вам нужно? Зачем вы меня преследуете?
— А вы не хотите знать, кто организовал убийство вашего мужа?
— Говорите, — потребовала она, оглянувшись по сторонам.
— Зачем вы звонили и предупреждали насчет моего визита? — вдруг спросил он.
Женщина чуть покраснела, смутилась.
— Я никому не звонила. С чего вы взяли?
Он молчал, глядя ей в глаза. Что-то в его глазах заставило ее дрогнуть. Она нервно поправила воротник, снова оглянулась.
— Чего вы добиваетесь? — спросила Кира Леонидовна. — Я не понимаю, почему вы меня преследуете.
— Кому вы звонили? — спросил он. — Поймите, что от ответа на этот вопрос зависит и продолжение нашего дальнейшего разговора.
Она заметно нервничала, но молчала.
— Я абсолютно точно знаю, что вы звонили, — продолжал Дронго, — и даже догадываюсь, кому именно. Но мне нужно услышать это имя от вас. Только в этом случае я могу продолжать разговор с вами.
— Вы ненормальный, — немного растерянно повторила Кира Леонидовна, — сначала вы обманом проникаете ко мне под видом журналиста и пытаетесь выудить из меня какую-то информацию, попутно говоря мне всякие гадости. Потом звоните в полночь с непонятными вопросами и, наконец, теперь начинаете говорить загадками. Извините меня, но, по-моему, нам не о чем разговаривать.
