Андрей Ильин - Боец невидимого фронта
Подполковник сразу все понял.
— Возможно, это была ошибка особистов. Но даже если это так, пусть — так, но все равно лучше потерять двух человек, чем двадцать или двести. Вспомни бой на мосту. И подумай, что бы было, если бы вы знали о засаде заранее. Вернее, чего бы не было. И подумай, согласился ли бы ты заплатить за это жизнью посторонних людей. Того же председателя и милиционера?
Время такое: лес рубят — щепки летят.
А может, и верно…
— Оправдать ошибку может только одно. Знаешь что? Ликвидация бандитов. Которые уже не убьют наших товарищей и никого не убьют. А если нет, если ты не сможешь, то тогда действительно, тогда все это было зря… Лесные братья вышли на «борцов» быстро. От них пришел и связник.
— Мы действуем разрозненно, и Советы бьют нас. Бьют поодиночке, — начал издалека связник.
— Что ты предлагаешь?
— Не я предлагаю, мы предлагаем. Надо объединить наши усилия, и тогда мы будем способны на серьезные действия.
— Это верно.
— Тогда я приглашаю вас на переговоры.
— Пожалуйста, приходите, поговорим.
— Нет, не мы к вам, вы — к нам.
— Почему?
— Наш отряд больше.
Это был риск, смертельный риск, но принесенные во имя победы жертвы надо было оправдывать.
— Хорошо, я согласен…
В лагерь бандитов шли две ночи, постоянно меняя направление движения,
Следы путают. Значит, не верят.
Только зря путают, подполковник предусмотрел такой поворот и должен был пустить по следу отряда следопытов…
В лагере «борцов» со всех сторон обступили лесные братья. Разом лязгнули затворы.
— Сдавайте оружие!
— Так-то вы встречаете своих союзников?
— Береженого бог бережет.
«Борцов» загнали в землянку и, вызывая наверх, допрашивали по одному.
— Как вы здесь оказались?
— Нас обложили особисты, там, в Латвии, пришлось пробиваться на юг…
— Что-то ты не похож на латыша.
— У меня отец русский.
— Скажи что-нибудь на латышском.
— Я не знаю латышского. Меня воспитывал отец…
Легенды были продуманы хорошо, допросы многократно отрепетированы. А выбивать из будущих союзников признание силой они не решились.
— Мы рады, что не ошиблись в вас, — сказал командир лесных братьев. И протянул руку. Выходит, поверили?
— Предлагаю закрепить наш союз совместно проведенной операцией.
Нет, все-таки сомневаются. И потому хотят проверить в деле. Прав был подполковник насчет веры и крови.
На этот раз лесные братья решили напасть на районную милицию. Раз сил прибыло.
В город просочились мелкими группами в гражданской одежде, спрятав оружие под плащами. Собрались на ближайших к зданию милиции улицах. Позади каждого «борца» шли несколько лесных братьев.
— Стой здесь.
— А когда начнется?
— Когда начнется, тогда и начнется. Твое дело улицу прикрывать.
«Борцов» в бой так и не пустили.
Эх, кабы вместе собраться да ударить в тыл, думал каждый из людей капитана. Но с места никто не сдвинулся, чтобы не раскрыть себя и не погубить своих товарищей.
На площади раздалась интенсивная стрельба. И через пять минут стихла. Нескольких живых милиционеров выволокли на улицу.
— Теперь ваша работа. Милиционеров подтащили к стенке. Перед ними шеренгой выстроили «борцов». За их спинами, изготовив автоматы, встали сами.
— Ну что, кто будет первым?
Первым должен был быть командир.
Капитан подошел к одному из милиционеров, приподнял за подбородок его лицо, взглянул в ненавидящие и молящие о пощаде глаза и выстрелил в ухо.
— Ловко он его! — одобрительно загудели лесные братья.
— Теперь вы! — приказал капитан «борцам», приказал своему отряду.
Каждый подошел и выстрелил. Первые — в живых милиционеров, остальные в дергающиеся в агонии трупы.
— Уходим!
Теперь за спинами «борцов» никто не маячил. Они были очень наивными, эти литовские партизаны, они думали, что убийство милиционеров гарантирует их от предательства.
— Начинаем сегодня в четыре утра, — шепнул капитан. — Передай остальным.
— Сегодня в четыре…
— В четыре…
«Борцы» по двое и по трое рассредоточились по землянкам. Капитан остался в командирской. Его не погнали. Ему поверили по-настоящему.
Двенадцать…
Два…
Без четверти четыре…
Капитан и его бойцы осторожно потянули из ножен финки. Ровно в четыре они зажали рты ближайшим к ним «братьям» и одним коротким взмахом перерезали им глотки. Капитан вогнал нож под кадык командира.
Спящие рядом не проснулись. Переползая через истекающие кровью тела бойцы придвинулись к следующим жертвам…
Но завершить дело тихо было невозможно. У кого-то сорвался нож, и тот, кто должен был умереть мгновенно, умер не сразу, успев вскрикнуть, где-то звякнула угодившая в пуговицу финка, кто-то свалился с нар, разбудив соседей.
Но все же в каждой землянке четыре или пять врагов погибли, не успев оказать сопротивления.
— А-а!.. Русские!..
Теперь нужно было действовать очень быстро. Теперь финки были бесполезны. Бойцы капитана отпрыгнули к входу, сорвали со стен заранее изготовленное к бою оружие и, встав плечом к плечу, стали поливать свинцом мечущихся в тесноте землянок врагов. Они били в упор до полного опустошения магазинов и обойм.
Клацнули не нашедшие патронов затворы.
Перезаряжать оружие было некогда.
— Уходим!
«Борцы» полезли по приставным лестницам наверх. Сзади слышались предсмертные хрипы и стоны.
Но в такой мешанине всегда кто-нибудь выживает, и поэтому нельзя быть застрахованным от выстрела в спину,
В двух землянках прозвучали автоматные очереди, нашедшие цели. В одной — кто-то из смертельно раненных лесных братьев успел выдернуть чеку из гранаты…
Но исход дела был предрешен. Со всех сторон, в сумраке начавшегося рассвета, к лагерю, стягивая кольцо окружения и снимая секреты, набегали цепи бойцов частей особого назначения.
— Все ко мне! — крикнул выбравшийся из командирского схрона капитан. — Ко мне!
Его бойцы нашли его и встали вокруг, ощетинившись во все стороны стволами автоматов. Но не все нашли своего командира, кто-то остался там, в землянках. Остался навсегда.
— Всем лечь! Занять круговую оборону! Все рухнули на землю; работая прикладами, стали нагребать перед собой вал земли.
Капитан, задрав китель, рванул подол исподней рубахи, привязал белый лоскут к дулу автомата, поднял, замахал из стороны в сторону.
— Мы здесь… Мы здесь… Мы здесь…
— Вон они! Туда не стрелять! — крикнул шедший в первой цепи подполковник.
— В белый флаг не стрелять! — скомандовали командиры.
— В белый флаг не стрелять!.. Не стрелять!.. — разнеслось по идущим в атаку цепям.
Зажатые между наступающими войсками и отрядом капитана лесные братья били из автоматов в мечущуюся в сумраке белую тряпку.
Пуля ударила капитана в руку. Он выронил тряпку.
Крикнул:
— Флаг, флаг!
Кто-то нашел, вскинул сигнал…
Из лагеря не ушел никто. Большинство бандитов погибли на месте, в землянках. Часть наверху. Часть была взята в плен.
Отряд Оборотня перестал существовать… Раненого капитана положили на носилки и понесли.
— Вот видишь, не зря, не зря все было. И там, в деревне, тоже не зря… — говорил шедший рядом с носилками подполковник.
— Не зря, — повторял про себя его слова капитан. — Не зря…
Сразу после выписки из госпиталя капитана перевели в Москву. Подполковник перевел.
— Будешь теперь служить под моим началом. Согласен?
— Конечно!..
Новая служба была не сахар. Хоть и с видом на столицу. Капитан бегал кроссы, преодолевал полосы препятствий, стрелял из различных типов оружия, «снимал» часовых, прыгал с парашютом, «допрашивал» пленных, сочинял легенды…
Случалось выезжать в командировки, обкатывать вновь полученные знания в реальных боевых. Тот, кто плохо усвоил теорию, бывало, получал «неуд» и уезжал домой в гробу…
Через два года подполковника перевели на новое место службы. Перевели с повышением. И он забрал капитана с собой.
— Выхлопочу тебе майорскую должность, ну и, значит, через год быть майором.
Так и вышло. Через год капитан получил майора. Подполковник — полковника.
В конце пятидесятых под полковником зашаталось место. С кем-то он не с тем водил дружбу, кто-то не тот ему покровительствовал. От полковника стали шарахаться как от чумного. Все. Кроме разве майора.
— Дрянь дело, — вздыхал за бутылкой водки полковник. — Носом чую — копают под меня…
Скоро майора вызвали к начальству, через голову непосредственного командира.
— Есть мнение продвинуть вас на более высокую должность… На должность вашего командира.
Майор опешил.
— Но полковника никто от дел не отстранял.